Кукурузный мёд (сборник)
Шрифт:
– Тельняшка, – поймав взгляд Аурела, сказал генерал.
Расстегнул китель и Аурел увидел под ним точно такую же майку.
– Что это значит? – вежливо спросил Аурел.
– Советский десант, брателло, – сказал генерал.
– И ты служил, брателло? – воскликнул мужчина в крови.
– ВДВ мля, 68—70!! – воскликнул генерал.
– ВДВ 78—80 на ха! – воскликнул мужчина.
Генерал обрадованно всплеснул руками. Они с мужчиной немножко пообнимались – причем тот со все еще связанными руками, – после чего генерал повернулся к Аурелу.
– Вот
– И сейчас ты увидишь, как его вылечит наша медсестра, – сказал он.
В помещение зашла Аурика. Но, конечно, это было не так, знал Аурел.
В помещение зашла его судьба…
…после того, как связанного мужчину, крепко уснувшего после лекарственной инъекции с голову из специального медицинского пистолета «Макаров», оттащили из кабинета во двора, Аурел дал специальную расписку, получил жалование и военную форму.
– Значит, сынок, Аурика сидит на крыше, отслеживает самых раненных в специальный медицинский бинокль, – сказал ему генерал.
–… и посылает лекарственные препраты самым нуждающимся, – сказал он.
– А твое дело таскать ей воду, продукты, прикрывать тыл… – сказал он.
– Короче, работа в «двойке», – сказал он.
Аурел кивнул. Отдал честь – неумело, по-граждански, – и вышел. Пошел на пункт сбора.
Ориентировался, как и велели, на белые колготки…
* * *
Аурика оказалась замечательным медицинским работником.
Она и медпункт свой разбила прямо на крыше роддома. Поэтому работы у Аурела не было почти никакой, знай, таскай себе воду да шоколадки на крышу, да «утку» выноси. У других медсестер, которым не так повезло с местом дислокации, проблем было намного больше.
Аурел даже слышал, что таких медсестер ловят, и, почему-то, убивают.
– Это от варварства, – знал Аурел.
– В старину крестьяне тоже врачей во время холерных бунтов убивали, – знал он.
Аурел вообще очень много знал, потому что много читал, из-за чего, собственно, и прошляпил свою жизнь до 26 лет. Так что по-настоящему родился он только в 1992 году, когда увидел майора медицинских частей Национальной Армии Молдовы Аурику Фамилия Засекречена. И, наблюдая за усталым лицом красавицы Аурики, лежавшей на крыше под маскировочным тентом, и выслеживающей в городе тех, кому нужнее всего помощь, Аурел мечтал, чтобы ее фамилия сменилась.
Аурел, лежа у лестницы, мечтал…
– Аурика Фамилия Засекречена, согласна ли ты выйти замуж за… – спросит седенький генерал, который будет венчать их после Победы.
– Аурел Лилин, согласен ли ты жениться на… – спросит седенький генерал теперь уже его.
И они скажут да, и наденут на пальцы кольца, которые выточат из гильзы снаряда, и об их браке напишут в «Независимой Молдове».
Так мечтал Аурел, который и словечком с Аурикой перемолвиться боялся не по делу. До того была строга, хороша, и серьезна эта женщина. Аурел примерно представлял себе, что она старше его на 5—6 лет. Но это не беда, знал Аурел. Вера в
национальные идеалы сглаживает самые острое углы в браках, основанных на любви, взаимопонимании и совместном несении службы в одной воинской части. Он даже написал так в «Независимую Молдову» и его письмо было напечатано за подписью «Неизвестный воин». Аурел хотел было похвастаться перед Аурикой, когда в очередной раз залез на крышу, чтобы принести своей медсестре воды и еды, но, глядя на ее утомленное лицо, не решился.Молча положил пакет рядом с тентом и стал отползать.
Аурика мягко нажала на курок, и, даже не проверяя попадание, стала вырезать на прикладе 39—ю зарубку. Глянула вбок и как будто впервые Аурела увидела. И тогда Аурел впервые услыхал ее голос.
– Что там внизу, мальчишечка? – сказала Аурика.
– Ну эээ война… – сказал Аурел.
Аурика мягко – совсем как курок спускала, – улыбнулась. Глотнула воды. Улеглась. Прицелилась.
Аурел, перед тем, как закрыть люк, и начать спускаться вниз, горько выкрикнул.
– Взгляни же на меня, – крикнул он.
– Я изнемогаю без тебя, – сказал он.
– Я томлюсь по тебе, – сказал он.
– Я выдумал тебя и не могу без тебя, – проплакал он.
Но, конечно, лишь про себя.
Ничего такого вслух Аурел не сказал.
* * *
У каждого своя война.
Была она своей и у Аурела. В то время, как внизу раздавались разрывы гранат и визг шрапнели, перекрикивая которые, передавали из Бендер сообщения по телефону журналисты «Независимой Молдовы» и других СМИ мирового значения, Аурел просто сидел внизу, в холле роддома. Там же и спал в в углу на матраце. Воду и поесть подвозили на бронетранспортере раз в неделю.
А еще Аурел следил за дверьми, и, если там появятся вооруженные люди, должен был сказать об этом в рацию. Правда, до этого не дошло.
Врачи смотрели на Аурела с ненавистью, но он знал, что это из-за промывки мозгов приднестровцами. Время от времени в роддом заносили каких-то людей с оторванными руками или ногами, а то и просто баб, которым настала пора рожать, а иногда мертвых баб. Слушая обрывки их разговоров, – мертвые бабы, конечно, молчали, – Аурел узнавал, будто бы в городе грабят, убивают, и вообще страшно жить. Звучало это странно и неправдоподобно. Еще в «Независимой Молдове» Аурел прочитал статью, где главный полицейский Молдавии опроверг клевету о том, что на крыше роддома – снайперская точка.
– Приднестровские пидарасы совсем уже изолгались на ха! – добавил военный комиссар, дословно цитируемый журналистами.
И это чистая правда, знал Аурел.
* * *
Аурел лазил на крышу три месяца.
Он четыре раза сменил Аурике специальную медицинскую винтовку, потому что из-за зарубок на прикладе инструмент терял балансировку. Он смотрел на Аурику жадно и с любовью. Он буквально вобрал в себя силуэт стройной, красивой женщины с задумчивым лицом, которая смотрит на улицы Бендер, как Мадонна – на грешную землю.