Кукушка

Какой-то звук привлёк её внимание. Где-то за кустами пару раз свистнули, затем тихо-тихо засопела свирель. Оттуда же, не в лад и невпопад, раздавались тихие, сосредоточенные удары, будто кто-то стучал молоточком. Ялка поймала себя на том, что стук и раньше доносился, толко она не обратила на него внимания. В очередной раз любопытство победило усталость, безразличие и страх, она встала, вытерла слёзы и осторожно направилась туда.

Чем дальше она шла, тем больший участок берега открывался её взору, и наконец настал миг, когда она увидела его целиком.

На берегу были трое.

Первым оказался Карел. Толстый маленький гном-полукровка разлёгся на песке, раскинув руки крестом и набросив на себя изодранный клетчатый плед, смотрел в синеющее небо и щурился от солнечного света. Рядом с ним лежала (а верней сказать — стояла) его несуразная шляпа, та самая, высокая, как печная труба, с пером за лентой.

Вторым был Зухель, или кто-то, очень на него похожий. Во всяком случае, нечто маленькое и мохнатое сидело на выбеленной солнцем коряге и тачало башмак. Ялка не сразу поняла, что башмак самый что ни на есть обыкновенный — по сравнению с существом он казался просто гигантским. А дальше…

Дальше сердце у Ялки ухнуло и покатилось под горку. Потому что третьим был Жуга.

Он сидел там в одних полосатых штанах, босой, вполоборота к Ялке. Девушка видела только спину и затылок, но ошибиться было невозможно — эту угловатую фигуру, эти всклокоченные рыжие волосы она узнала бы из тысячи. В первый миг Ялка не поверила глазам, да и как тут было поверить! Призрак, мираж, плод горячечного воображения — что же ещё это могло быть? Она помахала рукой перед глазами, отгоняя видение, но травник как сидел на траве, так и продолжал сидеть, смотрел на солнце, пробовал флейту… и вдруг обернулся, встретившись с девушкой взглядом так, словно это был не взгляд, а лезвие клинка.

— Ты… — прошептала она.

Колени девушки подломились.

В следующий миг травник уже вскочил, в четыре прыжка преодолел разделяющее их расстояние, подхватил её в падении за плечи и осторожно уложил на песок. Дурнота накатила и прошла. Все звуки утихли. Мир остановился. Замер. Никого в нём не осталось, кроме травника. Его лицо было рядом. Совсем рядом.

— Ты… — повторила девушка и сжала его руку в своей.

Прикосновение было пугающе реальным.

— Я, Кукушка, — улыбнулся травник.

Отсюда, снизу, Ялка видела, как солнце светит сквозь его волосы, делая его самого похожим на рыжее солнце с синими глазами.

— Но как… Я не понимаю. Ведь ты умер!

— Колесо, Кукушка. Я прошёл один круг и начал другой. Если я тут, значит, ты обо мне думала. Ты создала меня обратно. И весь наш мир тоже.

— Как… Господи… — Ялка взялась за голову. — Я ничего не понимаю! Ничего!

— Ну, раз так, наверно, ничего не надо понимать, — пожал плечами травник.

— Но зачем тогда… зачем…

Ялка смотрела на него. Слёзы текли у неё беспрерывно. Только сейчас она поняла, что короткая стрижка и тонзура исчезли — травник был таким, каким она его помнила, каким его знала — кудлатый, даже не собравший волосы в обычный хвост. И шрам на виске был таким же и в то же время другим, не как раньше. Таким она Жугу ещё не видела. От него как будто исходил какой-то свет, он даже держался прямее, словно с плеч его упала невидимая тяжесть, пригибавшая к земле, заставлявшая грустить и хмуриться. И он улыбался.

— Успокойся. — Жуга провёл рукой по её бритой голове, и Ялка вздрогнула. — Всё хорошо. Так было надо. Ты справилась.

— Ты… — Ялка сглотнула. — Скажи, ты… тот же? Тот же самый?

Взгляд травника на мгновение сделался тусклым, он задумался. Прошёлся пятернёй по волосам.

— Ну конечно нет, — проговорил он. — Я многого не помню, особенно то, что было в последние месяцы… Но знаешь, почему-то мне кажется, что и не надо это вспоминать. Не смотри на меня так. Я Лис, Кукушка. Полиморф. Всё равно это когда-нибудь должно было случиться, ибо дух мой много старше, чем сознание и плоть. Что плоть? Всего лишь вопрос выбора. А стать человеком — это тоже выбор. И ты помогла мне его сделать, когда я не мог.

— Кто ты?

— Я? — Травник рассмеялся и приложил её руку к своей груди. — Я такой, как ты, как все другие. Смотри: во мне нет больше магии. Она переменила мир, а остатки рассеялись. Теперь долго, очень долго никто не сможет колдовать. Всё превратится в пустые ритуалы. А я теперь обычный человек. Я проживу жизнь и умру. — Тут он посмотрел ей в глаза и задал вопрос, который застал её врасплох: — Хочешь прожить её со мной?

У Ялки кружилась голова. Всё плыло у неё перед глазами. Она и верила в происходящее, и не верила. И, как тогда, возле дома у старой шахты, она открыла рот, чтоб оправдаться, спросить, но вместо этого выдохнула: «Хочу!» — и прижалась щекой к его груди, к тёплой коже в рыжих веснушках, туда, где белел оттиск солнечного креста. Две руки обхватили её голову, и некоторое время Ялка пребывала в каком-то блаженном оцепенении. Она была готова просидеть так вечность, а затем ещё одну, но одна мысль не давала ей покоя, свербела, как червячок.

— Скажи, Жуга, — отстраняясь, сказала она, — тогда, в том доме… Ты мне долго объяснял, почему ты любишь и не любишь… Я не знала, но тогда я думала, что ты меня не любишь. Потом я узнала и подумала, что я нужна только для того, чтоб ты мог освободиться… А теперь, выходит, я опять… — Она вконец запуталась, умолкла и закончила извечным вопросом: — Почему?

— Ты нужна мне, Кукушка, — ответил травник. — А твой вопрос… Просто моя любовь — второе дерево Я долго не мог его разглядеть. Вот и всё, — закончил он и повторил, будто подводил черту: — Вот и всё.

— Почему ты сразу не сказал, что ты жив? Почему ты сразу не пришёл?

— Честно? — В синих глазах травника прыгали лукавые искорки.

— Честно.

— Боялся тебя испугать.

— Ну и напугал бы, что такого?

— Не дури. В твоём положении это… гм… не есть полезно.

Даже сейчас в Жуге говорил прежде всего врач.

Тем временем за спиной у них настойчиво откашлялись, явно привлекая внимание.

— Ну, началось… телячьи нежности… — проворчал знакомый голос. — Вы бы хоть обниматься перестали!

Ялка рассердилась:

— Карел!..

Тот на всякий случай отшагнул назад.

— Ох, ох, уж и сказать нельзя! Лучше бы подумали, что на обед есть будем.

— Пойдём наверх, — предложила девушка. — У нас там целый котёл мясного рагу. Ой… — вдруг опомнилась она. — Наверное, вам туда всё-таки нельзя: там сейчас люди.

— Ну вот, — надулся маленький гном. — Я так и знал! Хоть бы спасибо сказали!

— За что это тебе спасибо-то говорить?

— А кто, по-твоему, взрывал все эти дамбы! — Карел ткнул себя пальцем в грудь. — Мы со старым Севелоном! Или думаешь, это всё время были гёзы? Ха! Да что они понимают в дамбах! Ковырялись на Маасе, ковырялись на Исселе, прорыли две канавы… Ну и цедили по капле! Вода едва дошла до Ландсхейдена. Она у них ещё полгода поднималась бы. А мы…