Кукушка
Шрифт:
— Холм Тары? Погоди. — Жуга наморщил лоб. — Я где-то слышал это слово! Телли мне о нём говорил, или Высокий, или, может, даже Яльмар, но я его точно где-то слышал… Это было королевство, так? Древнее королевство где-то на островах, его ещё иначе называли Темра. Хм… Видно, Тил не врал, когда говорил, что эта крепость была сразу во многих местах… Ну ладно! Пускай это место под холмами сидов раньше было не застава, а королевство. Какая мне разница? Что мне с того? Я хочу знать, как отсюда выбраться, а не как здесь жить.
— Хумм… Не суетись так — ты сбиваешь меня с толку! Обстоятельность… тебе к лицу… ты начинаешь… думать. А поспешливость… дурна и смехотворна. Учись выстаивать. Хуум, хуумм… Горы
И он умолк. На этот раз Жуга не стал досаждать дереву своими вопросами, а просто сел удобней и стал ждать, когда оно вновь обретёт охоту к разговору. Обрело её дерево, надо сказать, довольно не скоро, но травник уже немного привык к этим долгим паузам и не особо беспокоился.
— Вы, люди… многовероятно, мыслите, что Тара… тоже есть творение людей.
— Я на этот счёт никак не мыслю, — поспешил вмешаться травник, пока за болтовнёй вопрос не успел забыться. — Мне безразлично, кто и зачем создал её или тебя, если на то пошло. Зачем ты это мне рассказываешь?
— Не прерывай… меня. Ты хочешь возвратиться… в Срединный мир? Жуга кивнул:
— Хочу.
— Тогда… тебе придётся… выслушать всё.
Пришлось умолкнуть. Не встретив возражений с его стороны, дерево продолжило.
— Хуумм… Внемли, создание! — торжественно произнесло оно. (Жуга поморщился.) — Тебя века и годы… не было на свете, когда я был саженец. Когда же было семечко… не помню даже я. А древо, от коего я взят… ведёт отсчёт годов к началу мира. Хуум… Сиянье тех дерев… хранит в себе огонь предвечный. Мы есть оплот и сохранение, многомудрость мира в нас. Хуум-хуум… Посему, когда возникла надобность в рубежном королевстве… был заключён договор. Люди с сидами — заботятся и защищают. Я произрастаю, сотворяю, содержу небесный свод и охраняю рубежи… Так было изначально… и в веках. Я был принесён сюда как следствие великого обряда, малым черенком… и здесь я врос. Сия громада…есть моё творение, плоть от моей плоти… Семь белых валов, Медовый Покой, все башни, вся долина — это я. Фет Фиада… преграждает вход в Срединный мир… но надзираю я! Хуумм. Возле моих корней… течёт Источник. Мой ствол ещё хранит шрам Одинова копья. Теперь… пока нет воинов… я жду.
— Яд и пламя, — пробормотал травник, отступая и заново оглядывая древо от корней до кроны. — Так что… ты хочешь сказать, что ты и есть — тот самый ясень? — Ответа не последовало. — Спятить можно… Ладно. — Он взял себя в руки. — А если я скажу, что я тоже воин? Ты отворишь мне дверь?
— Ты — нет, — ответствовал древень. — Ты есть сын человеческий. Такие приходили… редко… но я помню. Каждый раз я с ними говорил. И лишь немногие… могли понять.
— Ты есть зело надутый, старый, выживший из ума деревянный болван, — с толком, с чувством, с расстановкой произнёс Жуга. — Твой замок разваливается, родник давно пересох, а в «завесе» сотня дыр и брешей! Тысяча, яд и пламя, если эльф без всяческих препятствий шастает туда-сюда, а молодой дракон проносит седоков и груз. Что говорить о настоящих врагах, буде они объявятся? Ты даже с погодой не справляешься. Я могу прорвать твою завесу — эту, как бишь её… Фет Фиаду? — в любой момент. Что нужно, чтобы ты открыл мне путь по доброй воле? Тебя связывает договор? Отлично! Давай заключим новый договор — между тобой и мной. Какая тебе разница? Старые хозяева давно ушли. Так выпусти меня, пока я не поджёг тебя к чертям вместе с твоим замком!
Дерево умолкло, словно бы оценивая угрозу.
— Самонадеянно. Отважно. Глупо. Но всё равно я не могу. Это… сильнее меня.
— Сколько мне ещё ждать?
— Нисколько, — после долгого затишья вымолвило
дерево. — Коли так… ты волен. Уходи. Но снять завесу не имею прав я.Травник поколебался.
— Я потеряю память? — спросил он.
— Такова уговорённость. Если ты называешь этот жалкий отрезок времени памятью.
— Для меня этот «жалкий отрезок» — целая жизнь, древень, — резко сказал Жуга. — Ты назвал меня подёнкой, но я, хоть и живу быстрее, ценю своё время не меньше, чем ты. Что мне толку рваться наружу, если я всё забуду? Мне наскучил этот пустой разговор. Мне холодно, я устал, я хочу есть. Если тебе хочется болтать о семечках, саженцах и твоём никчёмном старом долге, я вернусь завтра днём и с охотою тебя послушаю — всё равно мне делать больше нечего. Но это только если никто не придёт меня навестить. Иначе не приду. Прощай. — Сказав так, Жуга развернулся и решительно направился вниз по тропе.
По ветвям дерева пронеслось шевеление.
— Постой… — донеслось ему вдогон. — Воистину, ты негодящий диспутант… Как… ты сказал… тебя зовут?
— Люди называют меня — Жуга, — ответил он, остановился и обернулся. — Реже Лис, прибавил он. — Если где и звали по-другому, я про то давно забыл.
Последовала пауза: вековечный древень усиленно думал.
— А… не… люди?
Травник усмехнулся:
— Обычно они называют меня просто — «человек».
Дерево опять умолкло.
— Я… слыхал… о тебе, — произнесло оно наконец с некоторой, как показалось травнику, задумчивостью.
— Да неужто? — то ли в шутку, то ль всерьёз изумился Жуга. — Каким образом?
— Я… могу заглядывать… в ваш мир.
— И много ты там видишь?
Дерево помедлило.
— Достаточно.
Травник встал и размял затёкшие ноги.
— Может быть, ты чего-то хочешь? Что я должен сделать, чтобы ты мне помог? Принести тебе в жертву глаз? Проткнуть себя копьём и провисеть на тебе семь дней?
Словно в ответ, налетел ветер, тронул крону дерева, рыжим хвостом взметнул волосы травника. Небо посерело. Ещё минута — и по земле зашлёпали первые капли дождя, сбивая в катышки сухие серые песчинки. Дерево и человек смотрели друг на друга.
— Я могу пойти на уступки. Хотя это… не в моих свойствах.
Шли минуты. Травник снова начал колебаться — не уйти ли, но любопытство взяло верх.
— Там мои друзья, дерево, — с нажимом сказал он. — И мои враги. И ученики. Я нужен им. Может статься, если я просижу тут ещё немного, случится беда. Что ты видишь там, дерево? Ты можешь мне сказать?
— Хуумм… задумался древень почти сразу. — Однако… Я не ведаю, кого ты именуешь другом, кого — врагом. Человеки труднопонимаемы… В числе твоих учеников… могут быть враги?
Вопрос застал травника врасплох, и Жуга серьёзно озадачился.
— Теперь, когда ты сказал, — признал он, — я полагаю это возможным. Яд и пламя! Даже более — теперь я думаю, что среди моих врагов у меня могут появиться ученики! Однако хватит. Давай к делу, древень. Что ты там видишь? Мои друзья в опасности?
— И истинно, и ложно. Женщина является твоей другом?
— Подругой… — рассеянно поправил его травник, но тут же спохватился: — Постой, постой… Какая женщина?
— Обе, — туманно отозвался древень.
— Что? — Травник вскинулся и бегом вернулся на вершину холма. — Что значит «обе»? Яд и пламя… — Он схватил волосы в горсть и заоглядывался. — Нет, я больше так не могу… Пусть всё идёт к чертям, мне надо быть там, слышишь? Ты же должен понимать, как это важно для меня!
— Я не лазутчик и не вор. Что ты за страж, если не можешь отличить? Что ты там говорил об уступках?
— Хуум. Я…
— Я согласен! Открой мне границу.
— Кричательный и бестолковый, — вслух посетовало дерево, — как и все человеки. Даже не выслушал. Хумм… Ты по-всякому решил уйти?