Култи

— Никто из нас не будет отвечать, — сказал он то, что я уже и так поняла. С тех пор, как меня выписали из больницы, его телефон зазвонил в четвертый раз. Казалось, каждые пять минут звонки начинались заново. Бип, бип, бип. Самая скучная мелодия, из когда-либо созданных, словно стояла на повторе.

— Кто звонит? — наконец спросила я.

— Мой пиар-менеджер. Кордеро. Сеила.

Ох.

— Ты имеешь в виду Сиену?

— Да, ее.

— Чего они хотят?

Мне никто не звонил. Единственный человек, с которым я поговорила, был Гарднер — я сообщила ему, что утром заходил доктор и сказал, что я свободна. Но на то, чтобы меня выписали, ушло несколько часов. Черт. Команда улетела домой без меня, они закинули сюда мои вещи, прежде чем отправиться в аэропорт на автобусе. Гарднер сказал, что сообщит Култи о том, что происходит, так как он, очевидно, решил пропустить рейс и полететь на следующем со мной.

Немец вздохнул.

— Они не хотят, чтобы мы летели одним рейсом.

Это заставило меня повернуться на старом кожаном сиденье такси.

— Но почему?

Он скорчил гримасу, которая говорила, какой глупостью он все это считает.

— Фотографии.

Фотографии появятся, если кто-то его узнает. Во мне не было ничего особенного, никто бы меня не узнал, но он был совсем другой историей.

Настала моя очередь вздохнуть.

— Я могу сесть подальше от тебя в самолете.

— Не начинай, Сал, — проворчал Култи, по-прежнему не глядя в мою сторону.

— Что? Очевидно же, это они будут считать это гораздо меньшим куском дерьма, попавшим на вентилятор.

Это заставило его оглянуться и сжать губы в твердую линию.

— Это не «кусок дерьма», и я не собираюсь притворяться, будто мы не знаем друг друга. Я не ребенок, и ты тоже. — Из-за того, что я поспешила подстроиться под их условия, даже не обдумав их, я почувствовала себя виноватой дурой.

Мне было неприятно говорить, что он прав, но это действительно так. Что мне было скрывать? Я посмотрела в орехово-зеленые глаза, уставившиеся на меня, и вспомнила, что это был тот самый человек, который провел ночь в кресле, слишком маленьком для него, и просыпался каждый раз, когда медсестра проверяла меня. От этого я почувствовала себя еще большей дурой.

На одно короткое мгновение я спросила себя, во что, черт возьми, я вляпалась. Это было равносильно тому, чтобы бояться высоты и получить работу мойщика окон небоскребов. Но когда увидела его тридцатидевятилетнее лицо, которое было такой огромной частью моей жизни, когда я была моложе, и каким-то образом стало еще большей теперь, когда я была намного старше, я приняла тот факт, что не было ничего, чего я не сделала бы для него. Я не была уверена, стоит ли мне чувствовать себя тряпкой или принять это как подарок, которым бы он был, если бы я позволила себе надеяться.

У меня был человек, которого я уважала, который уважал меня, и ему было все равно, узнает ли мир о том, что мы что-то значим друг для друга. Наша дружба не была дана ни одному из нас, мы работали над ней. Кроме того, я чувствовала к нему что-то, даже если он был эгоистичной, высокомерной, упрямой занозой в заднице. Он был моей эгоистичной, высокомерной, упрямой занозой в заднице.

Так что да, я не собиралась позволять кому-то — да кому угодно — обесценивать нашу дружбу.

И этим человеком, черт возьми, точно не будет Кордеро.

— Мне очень жаль. Ты прав. — Единственное чего я не хотела переживать и не захотела бы никогда, это то, что на нас начнут пялиться. Вот и все. Еще одна мысль пришла мне в голову. — Твой пиар-менеджер ненавидит то, что мы общаемся?

— Мой пиар-менеджер ненавидит практически все, schnecke, не беспокойся о нем. — Это было не очень обнадеживающе, но ладно. Я улыбнулась ему. Думаю, его пиар-менеджер мог бы записаться в длинный список «Людей, Которые Не Являются Поклонниками Сал».

Кто-то однажды сказал мне, что вы не можете сделать всех счастливыми, и я хранила эти слова так долго и так близко к сердцу, как могла. Как только вы неохотно признаете, что люди всегда будут судить вас, несмотря ни на что, вам станет немного проще иметь дело с тем, что некоторые люди вас не любят.

Немного.

— Почему ты хмуришься? Тебя беспокоит голова? — встревоженно спросил Култи.

Да, не существовало ничего такого, чего я бы не сделала для него. Не то чтобы я когда-нибудь признаюсь в этом вслух.

Я повторила это про себя в тот момент, когда первый человек узнал Култи в аэропорту. Я постоянно повторяла это про себя, когда офицер службы безопасности был вынужден увести нас в специальную комнату, чтобы мы там дождались начала посадки. Я была ошеломлена поведением людей, которые вытягивали шеи, чтобы хорошенько рассмотреть Немца. Я говорила себе, что все это неотъемлемая часть дружбы с ним. Мое лицо покраснело, потому что он не позволил мне пройти вперед и притвориться, что я его не знаю. Все это было частью дружбы с Немцем.

Но определенно, это был полный отстой, и я не стала фанатом всего этого безобразия.

Глава 24

— Где тебя высадить? — спросил Марк.

С момента сотрясения мозга прошло две недели, и мне не терпелось снова начать играть. Мне не разрешили тренироваться с командой, но я не расслаблялась. Я продолжала бегать по утрам и в облегченном режиме пинала мяч с Немцем на его заднем дворе. Он всегда старался держаться от меня на расстоянии не менее полутора метров, чтобы случайно не ударить меня по лицу.

— Напротив входа, пожалуйста.

Он кивнул и свернул на улицу, где располагалось здание «Пайперс». Марк не был особенно разговорчив в последнюю неделю, и я знала, что это моя вина. После моих родителей и Эрика он был следующим человеком, которому я сказала, что, возможно, собираюсь уехать играть где-то еще. Хотя и сказал, что понимает меня, он не воспринял это так же хорошо, как все остальные, несмотря на мои объяснения и факт, что меня, вероятно, все равно продают в другую команду. Марк даже не стал притворяться, что не расстроен.

С другой стороны, никто не проводил со мной столько времени, как он.

— Позвони, если передумаешь, и тебя нужно будет подвезти, — сказал он, останавливая свой большой грузовик.

Я приготовилась открыть дверь, но задержалась, и, повернувшись к нему лицом, сказала:

— Я так и сделаю, но нет ничего страшного в том, чтобы вызвать такси. Я знаю, что тебе нужно быть у следующего клиента.

Мужчина, который в детстве засовывал мне слюнявый палец в ухо, просто кивнул, и у меня все внутри разорвалось. Я не знала, что ему сказать. Из моего рта не могло вырваться ничего, от чего ему стало бы легче. Поэтому я приберегла свои слова и вместо этого потянулась, чтобы похлопать его по колену.