Култи
Шрифт:
Когда час спустя тренировка подошла к концу, я уже ждала его на нашем обычном месте, и он меня не разочаровал.
Пропустив очевидное, я спросила, пока он приближался:
— Готов?
— Да, — ответил он.
Знакомая тишина последовала за нами, когда мы сели в машину, и продолжилась, пока я выезжала на автостраду.
Две минуты — вот сколько я смогла сдерживать любопытство, прежде чем сломалась.
— Ты скучаешь по этому?
Не будучи полным идиотом, он спросил:
— По игре?
— Да.
Как бы я ни пыталась найти объяснение тому, почему он так долго не играл,
Он скользнул взглядом по мне и кивнул, так честно и прямо, что это застало меня врасплох.
— Я скучаю по футболу каждый день. — На секунду мы встретились взглядами, и он быстро отвел его, когда сглотнул.
И что...
— Почему же тогда не играешь? — спросила я прежде, чем смогла остановить себя. Что самого ужасного он может сделать? Не ответить? Сказать, чтобы я занялась своими проблемами?
Любопытство убило Сал. (Примеч.: Иносказание английской пословицы «Любопытство убило кошку»). Скажем так, поймав волну, я спросила Рейнера Култи о секрете, которым, была уверена, он охотно не поделится.
Я все еще не совсем понимала, почему он отвечает на мои вопросы, но хотела услышать все, что он мне скажет.
Немец ровно и медленно выдохнул.
— Ты знаешь, почему я на пенсии?
Он в третий раз получил разрыв ПКС. После начальной терапии пошли слухи, что он не восстановится на сто процентов, или даже на девяносто, или на восемьдесят, или семьдесят процентов. Люди говорили, что он слишком стар. Ситуация усложнилась из-за артрита на пальце ноги и других мелких травм, которые накапливались с годами. И когда это случилось, все понимали, что его уход неизбежен.
Вскоре после появления слухов Рейнер «Король» Култи объявил об отставке, положив конец своей карьере.
Собиралась ли я все это ему рассказать? Точно нет.
Я согласно кивнула и сказала:
— Да.
— Мне потребовалось много времени, чтобы вылечиться, — сказал он. И больше ни слова.
Я поняла, что не имею на это никакого права, когда поймала себя на том, что медленно поворачиваю голову и с недоверием смотрю на него.
— Окей. А потом?
Он пожал плечами.
Рейнер Култи пожал плечами, будто фраза «О, мой ПКС долго не заживал» была достаточной, чтобы объяснить, почему он не играл в свой любимый вид спорта в течение последних двух лет. Он мне не соврал. Он все еще любил футбол. Он не мог так легко отказаться от великой любви. Я могла сказать это по высокомерному взгляду, которым он наблюдал за командой. Он смотрел на некоторых игроков так, словно они были дерьмом, которое он хотел бы стряхнуть с подошвы ботинка, если они не сделают все правильно. Ты так не реагируешь, если тебе все равно.
Он меня не обманывал, когда говорил, что скучает по футболу.
— Это заняло сколько? Шесть месяцев? Восемь? — спросила я, медленно моргая.
На что он сказал:
— Все еще не до конца зажило. — И я со всей очевидностью поняла, что он мне нагло врет. Он не производил на меня впечатления человека, который раздувает из мухи слона по поводу своих травм.
Поэтому я сказала то, что сказала бы любому другому игроку, с которым у меня были хорошие отношения, вот только он точно им не был.
— Чушь собачья.
—
Извини?Я рассмеялась.
— Это чушь собачья. У тебя все еще болит колено? Да ладно. Неужели похоже, что я родилась вчера? У меня с шестнадцати лет что-то ежедневно болит, и я уверена, что и у тебя тоже. — Я покачала головой и опять рассмеялась, прежде чем снова сосредоточиться на дороге. — Боже. В следующий раз просто скажи мне не лезть не в свое дело, вместо того чтобы пороть несусветную чушь.
А чего еще, черт возьми, я ожидала? Он и так сказал больше, чем я вообще надеялась узнать.
— Ты ничего не знаешь, — огрызнулся он.
Еще одна вещь, которой я не должна удивляться.
— Я знаю достаточно. — Поскольку я действительно знала, его объяснения выглядели как полный бред.
— Что, черт возьми, это должно значить? — в голосе Култи послышались нотки гнева. — Твою мать, — добавил он.
Ну, ни хрена себе?
Я почти благоговела перед ним… почти, и я точно не могла найти в себе силы разозлиться на его отвратительный тон и слова.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Слушай, я не хотела тебя злить. Я только поинтересовалась, почему ты так долго не играл. Это не мое дело, хорошо. Прости, что спросила.
Последовала пауза.
— Объясни, что ты имела в виду.
Он хотел понять, но в глубине души я знала: он не хочет, чтобы я ему говорила. Я продолжала смотреть вперед и покачала головой, смех и веселье исчезли с моего лица.
— Это не важно.
— Это важно, — настаивал он.
Я держала рот на замке.
— Скажи мне.
Ага, я лучше помолчу. Никто не стоял рядом и не протягивал мне лопату, чтобы я сама начала рыть себе могилу.
— Ты думаешь, я вру? — холодно спросил Култи.
Я судорожно сглотнула. Ведь он спросил, верно? Я тщательно подобрала слова и ответила:
— Я не говорю, что ты врешь. Я уверена, что у тебя болит колено, но не может быть, чтобы именно поэтому ты перестал играть. Даже если ты восстановился только на шестьдесят процентов, пятьдесят процентов, это не имеет значения. Ты все равно мог бы играть с друзьями, или что-то в этом роде. Пинать мяч в одиночестве, не знаю. У тебя есть деньги, чтобы построить свое собственное поле, если не хочешь, чтобы тебе мешали. Похоже, ты сам отправил себя в отставку. Ты уже говорил мне, что скучаешь по игре. Я просто не верю, что что-то вроде небольшой боли остановит тебя хотя бы от этого… Знаешь что? Это не важно. Я рада, что ты наконец-то начал пинать мяч.
Через несколько часов я поняла, что должна была все сделать иначе.
И как ужасно поступила на самом деле. Я поняла, как облажалась. Поняла, как сильно облажалась. Я прекрасно знала и понимала людей, которые несли свою гордость и высокомерие как щит, и как они держались с теми, кто нападал на них. Или с теми, кто жалеет их, что еще хуже.
Я ясно это видела, потому что мне хорошо известно, как сильно я ненавижу тех, кто жалеет меня.
Проявлять жалость к мужчине, способному превратить мою жизнь в сущий ад на поле, мужчине, который когда-то испытывал такую страсть к футболу, что, казалось, она зажигала его изнутри, — это равносильно попаданию во все природные катаклизмы разом.