Культиватор Сан Шен
Шрифт:
— … … — в ответ первый разразился громкой и грязной бранью. При этом прислушался к чужим советам и очередной пинок нанёс не моим многострадальным бокам, а в бедро. Попал в какую-то уж очень болезненную точку, отчего меня всего будто электричеством прострелило. Из меня невольно вырвался стон, а тело дёрнулось. — Ага, падаль, очнулся. Встал на ноги, пока я тебе не отрезал что-то ненужное!
Встал… легко сказать. Я даже глаза открыть мог с трудом не то что пошевелить руками и ногами.
Кажется, до моего мучителя дошла ситуация и он прекратил побои. Ещё раз выругался и смолк. Кажется, ушёл.
Не знаю, сколько прошло времени. Скорее всего, я вернулся обратно в пучину беспамятства. Вновь пришёл в себя от лёгкого удушья и волны холода, покрывшей всё тело. Это меня
— Да он почти дохлый, — сказал кто-то позади меня. — Зачем было его тащить сюда?
— У него земной ранг, господин Сахад. Редкий трофей для хозяев. А что до его состояния, то если он не помер сразу, то выкарабкается. Только ему немного помочь нужно. А то браслеты из обсидиана мешают телу приводить себя в порядок…
Дослушать не смог. Вновь отключился.
Когда пришёл в себя, то сразу заметил в себе изменения. Почти ничего не болело. голова была достаточно ясная. И главное — меня никто не бил. Несколько минут лежал и вслушивался в окружающий мир. Потом рискнул приоткрыть глаза.
«Темно, как в подвале. И пахнет, как в подвале у бомжей», — пришла в голову мысль.
Рядом кто-то завозился, и я резко сомкнул веки. Немного выждал и вновь решил осмотреться. Когда проанализировал увиденное, приподнялся на локтях и уже внимательное оценил то, что меня окружало. Вокруг в скрюченных позах лежали шесть мужчин в обносках. Заросшие, тощие, грязные, со следами заживших ран и свежими ссадинами с рассечениями, которые точно оставил кнут или розга. Лежали мы на дощатом полу с огромными щелями. И лежали внутри клетки со стальными прутьями. Точь-в-точь такие же показывают в разных средневековых фильмах на Земле. В таких там возят преступников и главных героев, попавших в переплёт. Часто те и другие сбегают по воле сценаристов. Надеюсь, что и мне повезёт с этим.
Сам я выглядел практически также, как спящие люди вокруг. Только щетина было совсем короткая, как и волосы. А вот одежда отсутствовала. Имелись только короткие подштанники по размеру с семейные трусы. На груди толстой коркой застыли струпья от страшного, но уже полузажившего ожога размером в две ладони. Оба запястья плотно обхватывали два широких браслета толщиной около сантиметра из гладкого и твёрдого очень тёмного материала. Каждый такой весил грамм по сто пятьдесят.
«Моё кольцо?!», — испугался я и потянулся мыслью к артефакту. Когда ничего не произошло покрылся холодным потом.
Неужели украли? Глаза также не видели его.
Я машинально схватился за палец, на котором ранее болталось моё сокровище. И с удивлением и облегчением почувствовал подушечками тонкий ободок. Пространственная побрякушка никуда не делась. Просто отчего-то оказалась заблокирована. Вряд ли это сделали враги специально. Они просто сняли бы кольцо. Либо отрезали бы с пальцем. Уверен, причина в браслетах. Просто чтобы проверить догадку я попытался использовать технику духовного доспеха. Результат нулевой. Даже не колыхнулось ничего в груди.
До утра я пролежал вместе со всеми. Встал тогда, когда рядом зашевелились товарищи по несчастью. На меня они взглянули без особого интереса. Взгляды потухшие, ничего не выражающие.
— Эй, я ничего не помню. Где мы? Почему с нами так поступили? — шёпотом обратился я к соседу слева.
Тот только щекой дёрнул и не стал отвечать. Следующий, кому я повторил вопрос, вообще никак не прореагировал на мои слова. Пришлось умолкнуть и ждать. Чего? Да чего угодно.
Когда утренние сумерки развеялись, я смог получше осмотреться. Рядом с моей клеткой-тюрьмой стояло несколько таких же. Сколько точно не смог посчитать. Увидел других пленных. Их содержали снаружи, привязав к кольям, вбитым в землю. Вместо браслетов на руках они носили ошейники из кожи или дерева с крупным металлическим кольцом. С одеждой у них было получше. Но всё равно та выглядела откровенным рубищем. были там и мужчины, и женщины и даже дети. Совсем маленьких не увидел. Самому младшему было лет восемь. Или он на столько выглядел.
Ещё немного
погодя появились те, кто тут всем заведовал. Вооружённые мужчины и несколько женщин. Все обвешанные клинками и топорами до зубов, в боевой эккипировке, а кто-то и раскрашенный с ног до головы. Парочка предпочла обычным краскам на коже татуировки.Рабы снаружи все съёжились и старались спрятаться друг за другом. Очень быстро стало ясно отчего так. Демонопоклоники выдернули нескольких из них и жёстко избили. Удары не сдерживали, отчего после побоев с земли поднялись не все. Насколько я смог разобраться в ситуации, твари устроили избиение просто так. Словно утреннюю зарядку провели. На нас сидящих в клетках они не обратили никакого внимания. Вот только это продлилось недолго. Через четверть часа рядом остановились двое воинов в чёрных маленьких тюрбанах и в кожаных кирасах, украшенных бронзовыми заклёпками.
— Этот нам нужен, — один из них указал на меня.
Внутри всё буквально рухнуло. Не знаю, что со мной хотят сделать, но мне это уже не нравится. Попробовать напасть на них, как только окажусь снаружи?
— Не дёргайся, ничего с тобой не будет, — сказал всё тот же демонопоклонник, видимо что-то заметив по моему взгляду. — Только хуже себе сделаешь.
— Не соглашайся, — прошептал один из моих соседей. — Лучше смерть, чем добровольно отдать в услужение демонам свою душу.
— А ты заткнись, Каххал, — посоветовал ему тюрбаноносец. — Или я тебе, наконец-то, отрежу язык.
Оборванец быстро зыркнул на него и притих, превратившись в прежнего забитого человека с потухшим взором.
Молчаливый демонопоклоник загремел ключами, подбирая нужный к замку на моей клетке. Справившись с ним, открыл дверцу и поманил к себе ладонью. Я медленно обрался до неё, на секунду замер и спрыгнул. Тут же понял, что зря это сделал. В спине и в рёбрах вспыхнула острая боль, как после удара палкой. Чтобы удержаться на ногах пришлось схватиться за один из стальных прутьев клетки.
Не успел перевести дух, как молчун неожиданно ударил меня в пах и живот. Бил резко, быстро и умело, заставив меня рухнуть на землю. Увернуться не было никакой возможности. В глазах всё потемнело, но сознание осталось со мной. Через несколько секунд стало полегче.
— Что бы ты знал своё место, падаль, — ровным тоном, прям как лектор во время скучной лекции сказал мне его напарник. — А теперь вставай, если не хочешь получить кнутом.
Мне так плохо и стыдно не было со времён школы, когда меня избрал целью для булинга один уродец из богатой семьи, перед чьими родителями пресмыкался весь школьный состав. Моя семья была бедная. Мать попала на уловку мошенников, когда я пошёл в третий класс. В результате на семье повис кредит в несколько миллионов с огромным процентом и пенни. Через суд доказать ничего не вышло. Слишком всё ловко было проведено. Подозреваю, что без своих людей в банке и среди силовиков не обошлось. Отсюда исходила проблема с деньгами и обеспечением меня вещами и игрушками. В пятом классе начались обычные дразнилки по поводу моего внешнего вида. В шестом появились зачатки булинга и тычки. В конце шестого уже стал серьёзно цапаться с упомянутым уродцем.
Один на один я его бил всегда. Даже, когда он пришёл за школу, где была неофициальная площадка для разборок, с кастетом. Но за него всегда вступалась свора его прихлебателей. Нападали толпой. А против нескольких человек я не тянул, хотя и был почти самым крупным и крепким в классе. Если бы я прогнулся, то говнюк оставил бы меня в покое. Но мне гордость не позволяла. Родители пытались как-то повлиять на ситуацию. Обращались к директору и завучам, в полицию, в прокуратуру и следственный комитет, в администрацию. Но везде получали отписки и отсутствие результата. Почти отсутствие. После каждого такого случая классная банда утихала, начинала поливать меня оскорблениями, мол, жаловаться родакам — зашквар. И не то чтобы я просил мать с отцом заниматься подобным. Просто сложно скрыть синяки и разбитые нос с губами, плюс рваную и грязную одежду. И чем дольше я сопротивлялся, тем чаще на меня нападали. А родители — это родители. За ребенка будут стоять горой и пойдут на всё.