Культура имеет значение
Шрифт:
Предложенный мной список факторов развития не претендует на абсолютную полноту. В той типологии культур, которую разработал Грондона, насчитывается двадцать факторов, причем многие из них совпадают с моими. Но из приведенных десяти пунктов, по крайней мере, видно, какие аспекты «культуры» способны влиять на социальную эволюцию. Более того, сторонники новой парадигмы как в Латинской Америке, так и в Африке склонны списывать медленные темпы модернизации своих стран именно на засилье традиционных ценностей и установок. Подобные взгляды вполне согласуются с исследованием Южной Азии Гуннаром Мюрдалем и исламского мира Бернардом Льюисом, не говоря уже о воззрениях таких искушенных культурологов, как Алексис де Токвиль, Макс Вебер и Эдвард Банфилд. Работа «Демократия в Америке» особенно актуальна для тех, кто выступает против преувеличения роли
«Европейцы переоценивают влияние географии на устойчивость демократических установлений. Кроме того, слишком большое значение они приписывают законам, и слишком малое — нравам… Если на страницах этой книги мне не удалось убедить читателя в важности практического опыта американцев, их привычек, обычаев, мнений, — словом, всего того, что именуют нравами, — значит, цель моей работы не была достигнута».14
В 1968 году Гуннар Мюрдаль опубликовал работу «Азиатская драма: исследование в области нищеты»,15 написанную после десятилетнего изучения стран Южной Азии. В ней был сделан вывод о том, что культурные факторы, прежде всего религиозные, выступают главным препятствием на пути модернизации. И дело не только в том, что они предопределяют способы предпринимательской деятельности; культура пронизывает и консервирует любое политическое, экономическое и социальное поведение. Мюрдаль пишет, что кастовая система «закрепляет существующее неравенство» и «усиливает господствующее в обществе отвращение к физическому труду».16 По его мнению, ограниченный радиус социальной идентификации и доверия порождает коррупцию и непотизм.
Мюрдаль критикует антропологов и социологов за их неспособность «разработать всеобъемлющую систему теорий и концепций, необходимых для научного исследования проблемы развития», признавая при этом, что «установки, институты, образы жизни и, рассуждая более широко, культура в целом… гораздо сложнее поддаются систематическому анализу, нежели так называемые экономические факторы»17 Автор призывает к культурным новациям под эгидой правительств, прежде всего в образовательной системе.
Темпы модернизации в большинстве исламских стран всегда были достаточно медленными. Неграмотность, в первую очередь женская, до сих пор довольно высока, так же как детская смертность и темпы прироста населения. Несмотря на наличие курдской проблемы, а также активность фундаменталистов, Турция остается единственным государством мусульманской культуры — безусловно секулярным, — отвечающим современным стандартам плюралистической демократии. Относительно процветает Малайзия, но ее экономические достижения приходятся в основном на долю китайского меньшинства, составляющего всего 32 процента населения. Нефтедобывающие страны (Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты и Кувейт) живут в изобилии, оставаясь при этом весьма традиционными во многих отношениях. Сказанное подтверждается, в частности, тем фактом, что половина саудовских женщин по-прежнему неграмотна18
Отсутствие прогресса в современном исламском мире резко контрастирует с той социальной энергетикой, которая отличала ислам после основания его пророком Мухаммедом в VII веке, а также в период расцвета Османской империи в XV–XVI веках. Среди тех, кто объясняет упадок ислама культурными факторами, видное место занимает Бернард Льюис. Особое внимание он уделяет тем последствиям, которые имело предпринятое мусульманскими учеными в IX–XI веках «закрытие ворот ижтихада» (то есть отказ от независимой трактовки Корана). В результате, указывает этот автор, предпринимательство, экспериментирование и оригинальность оказались на периферии, а фаталистическое мироощущение вышло на первый план.19
Подвергнув анализу африканскую культуру, Даниэль Этунга-Мангеле установил, что бедность, авторитаризм и социальная несправедливость, присущие Африке, обусловлены традиционными культурными ценностями и установками. Среди них выделяются:
• в
высшей степени централизованные и вертикальные традиции власти• сосредоточенность на прошлом и настоящем, а не на будущем
• отрицание «тирании времени»
• нежелание работать («африканцы работают, чтобы жить, а не живут, чтобы работать»)20
• негативное отношение к индивидуальной инициативе, личным достижениям и умению делать сбережения
• вера в колдовство, питающая иррационализм и фатализм
Для тех, кто рассматривает создание институтов в качестве оптимального пути разрешения проблем «третьего мира» (таких людей особенно много в международных финансовых организациях), Этунга-Мангеле приводит афоризм, напоминающий об изысканиях Токвиля: «Культура — мать, а институты — ее дети».
Около десяти лет назад Сальваторе Терези, основатель Европейского института администрации бизнеса (французская аббревиатура INSEAD), провел опрос представителей частного и общественного сектора Сицилии. В ходе исследования он пытался разобраться в причинах неразвитости острова. Результаты этой работы напрямую отсыпали к тем выводам, которые Эдвард Банфилд сделал в 1958 году в своей книге об итальянской деревне: в сицилийской культуре преобладают «беспредельный» индивидуализм, недоверчивость и подозрительность.21 Как и в африканской культуре, ценностная система Сицилии подавляла сотрудничество и не поощряла конкуренцию, в которой усматривалась «агрессия». Кооперацию и состязательность здесь подменил сговор частных лиц с государством. Применительно к Латинской Америке Эрнандо де Сото назвал подобное явление «меркантилизмом».22
Упомянутое исследование выделило и другие культурные факторы из того же ряда: замкнутость в настоящем, неспособность к стратегическому планированию, отсутствие предприимчивости, засилье патронажных отношений. Итоги опроса, потрясшие сицилийскую элиту, послужили стимулом для долгосрочной программы, нацеленной на преобразование ценностей и установок, а также на совершенствование менеджмента, планирования, координации и предпринимательства.
Отчасти благодаря воздействию авторов, работающих в духе «новой парадигмы», а отчасти из-за личного опыта, приводящего к аналогичным выводам, все большее число жителей Латинской Америки и других областей земного шара обращается к пропаганде и утверждению прогрессивных ценностей и установок.
Октавио Мавила в течение трех десятилетий занимался продажей автомобилей «Хонда» в Перу. Человек, к семидесяти годам добившийся весьма многого, Мавила много раз посещал Японию. В конце концов он пришел к выводу, что единственное по-настоящему серьезное различие между Перу и Японией состоит в том, что японских детей приобщают к прогрессивным ценностям, а перуанских — нет. В 1990 году он основал в Лиме Институт развития человека (испанская аббревиатура INDEHU). Эта организация должна была внедрять в жизнь перуанцев «десять заповедей развития», среди которых любовь к порядку и чистоте, пунктуальность, ответственность, предприимчивость, честность, уважение к правам других, уважение к закону, трудовая этика, бережливость. Курсы, подготовленные институтом, посетили более двух миллионов человек.
Проповедь «заповедей развития» не ограничивается пределами Перу. В двух последних администрациях Никарагуа министерство образования возглавлял Умберто Белли, считавший перечисленные выше нормы основой предлагаемой им программы образовательных реформ. Рамон де ла Пена, ректор пользующегося большим престижем в Мексике Института высоких технологий (испанская аббревиатура ITESM), находящегося в Монтеррее, также пропагандирует «десять заповедей» среди своих студентов.
Эффективность евангелического подхода к культурным преобразованиям нуждается в практической поддержке. Как заметил Луис Угальде, ректор Католического университета Каракаса (Венесуэла), иезуит, если дети, усвоив со школьной скамьи прогрессивные ценности, позже обнаруживают их несоответствие социальной действительности, результат такой проповеди будет плачевным. Вот почему ректор, убежденный в исключительной важности ценностных подходов и установок, поддерживает антикоррупционную кампанию в правительстве и бизнесе.