Культурные особенности

— Что-то будет, определённо, — шептала она, осторожно пригибая голову. Перед глазами закачался, разинул пасть алый цвет. Ткнуть палкой в соцветие, подождать, пока сожмутся жвала — лепестки, оборвать рукой нежные листья. Повторить. И так целый день, пока ночь не укроет тьмой контуры веток. Один листок можно отправить в рот — зелёный сок гнал прочь усталость. Но не увлекаться, а то вечером на построении достанется — плечи у Эмми болели до сих пор. Вокруг шумел лес — под толстыми листьями бились и стрекотали сверчки — мелкие насекомые твари. Кусачие, тонкие, но шуму от них — Эмми первое время казалось, что это грохочет валами машина на малом ходу. Потом привыкла, научилась не замечать. Ни этого грохота, ни шума ветра в листве, ни тоскливой, протяжной песни товарок по бараку — плосколицых, высоких туземок с прозрачной, переливающейся на солнце кожей. Тоже, что насекомые — их голоса звенели без смысла, на щёлкающем, непонятном Эмми языке. Песня плыла, расходилась по лесу кругом, все дальше и дальше по мере того, как сборщицы уходили прочь от ворот, все глубже и глубже в заросли. Так можно и совсем уйти. В лес, в никуда, в неизвестность. Внешняя охрана, казалось, не видела их. Десяток босых дикарей стояли неподвижно, глядя в никуда большими кошачьими глазами. Эмми привычно построила глазки крайнему парню в ряду — ещё молодому, с точёными, правильными чертами лица. Не поймёшь, увидел ее воин или нет — лицо не дрогнуло, осталось неподвижной, зеркальной маской. Лишь ветер вскрутил перо в волосах. Вытянутые в нитку кошачьи зрачки поворачивались туда-сюда. Следили не за людьми, а за лесом.

Из-за спины — короткий, чуть слышный стук. Эмми оглянулась — через плечо, назад, на бараки. Солнце било в глаза — ярко, белым, слепящим светом. Дырявый забор и плетёные стены бараков — решетом просеивают свет. Тени в глубине. Стук. Кто-то ходил там, между бараками. Опять стук и негромкий, приглушённый расстоянием лязг железа о землю. Потом тень исчезла, раздался свист. Длинный протяжный свист. Эмми ничего не поняла, но, на всякий случай пригнула голову.

Ружейный залп.

Сухим, разрывающим уши треском. Закричала туземка — дикий, бессмысленный крик рванул в небеса и оборвался на вдохе. Над кустами повис, заклубился белый, пороховой дым. И винтом ворвался в уши боевой, яростный клич, отразившись эхом по кронам деревьев.

«Кванто кхорне».

Эмми сморгнула раз. Потом другой. Уже на земле, инстинкт сработал прежде сознания — схватил, бросил вниз, заставил сжаться в комок у корней деревьев. В спину впился, уколол до крови острый древесный сук. Перед глазами вспыхнул радужный луч. Еще и еще. Забор лагеря на глазах Эмми сложился и упал, как бумажный. Огонь пробежал по баракам, рыжей лаской — по соломенным крышам и плетеным стенам. Из караулки открыли ответный огонь — тоже из лазера, ослепительный луч полоснул наугад кромку леса. В уши ударил оглушительный треск, на голову Эмми посыпалась древесная крошка. Ствол над ее головой переломился, упал, и разбился, едва не задев Эмми сучьями. Двух работниц, бежавших по полю к воротам лагеря просто перерубило пополам — на глазах Эмми их фигуры задымились, вспыхнули и упали на землю — черной, обугленной массой. Новая россыпь выстрелов — уже почти над головой. Эмми повернула голову — и увидела налетчиков. Такие же туземцы на вид, что и внешняя охрана — плосколицые, страшные дикари. Ножи и винтовки в руках, багровым и черным — раскраска на лицах. Они хлынули из леса — наводящей на Эмми ужас гремящей волной, под рвущий душу истошный клич:

«Кванто кхорне».

Упала еще одна из работниц — вскочила, заметалась и с криком упала под ноги орде. Кривой клинок взлетел вверх, сверкнул холодной сталью на солнце. Сверкнул, упал и взмыл вверх опять — весь алый от льющийся крови. Убийца подпрыгнул на месте, развернулся, что-то проорал своим, подняв ввысь алое лезвие.

И опрокинулся, рухнул навзничь, головой в сырую траву. Эмми не моргая, смотрела, как течет кровь. Медленно, от виска вниз, смывая с мертвого лба черно-красный узор боевого раскраса.

Десяток бойцов внешней охраны синхронно передернули затворы, вскинули ружья к плечу и дали новый залп, разом скосив до полудюжины нападающих. Остальные дрогнули было, подались назад. Потом опомнились, залегли, вразнобой передергивая затворы. Лес окрасился вспышками — рыжими, злыми огнями выстрелов. Пули пропели у Эмми над головами. Вдруг — Эмми даже сморгнула, не поняв на миг что происходит — младший из воинов охраны прокричал что-то. Ей, прямо в лицо, встав в рост из укрытия. Зеркальное лицо бесстрастно, как и всегда, лишь солнце пляшет в узорах татуировки. Пуля рванула воздух, сорвала перо с его головы. Эмми сморгнула еще раз, не понимая, что от нее хотят. Потом догадалась, проследила глазами взмахи руки — ей показывали на дом внешней охраны. Он стоял отдельно, чуть в стороне. В лесу. Добротный бревенчатый блокхаус. Туда как раз бежали уцелевшие работницы из-под огня. Одна, две, пятеро… Воины прикрывали их — скупым и точным огнем, держащим налетчиков в отдалении. Опять ударил лазерный луч — Эмми не поняла, из леса или из лагеря. Две из бегущих сложились на ходу, вспыхнули и упали. Рухнуло дерево, задымилась, почернела трава. По ушам опять ударил яростный клич:

«Кванто кхорне».

«Близко, ближе, чем в прошлый раз», — вздрогнув, подумала Эмми. Уже на бегу, ноги сами выкинули ее прочь из укрытия. Она побежала к караулке — по-заячьи петляя и пригибаясь. По ушам хлестнул дробью ружейный залп. Пуля рванула ей юбку, пропела осой у виска. Молодой воин махнул ей рукой впереди. Эмми дернулась, прибавила ходу. Зацепилась рубашкой за сук, ногу повело — упала коленями на траву. Воин вскинул ружье. Казалось, прямо ей в лицо. Выстрел. Эмми зажмурила глаза. И открыла, услышав хруст веток, крик и шум падающего тела. Налетчик упал на траву, почти ей под ноги. Пуля в лоб. Старший из воинов охраны махнул рукой крикнул — протяжно. Уцелевшие начали отходить — по команде, спокойно, прикрывая товарищей огнем. Один за одним скрываясь за дверями блокгауза. Их осталось шестеро из десятка. Новый залп. Две работницы как раз бежали к дверям. Одна пошатнулась, Эмми увидела кровь на плече. Вторая поддержала подругу, а один из воинов подхватил обоих и — почти за шкирку — втолкнул в двери. Эмми сообразила, что сейчас останется снаружи одна и рванулась со всех ног. Перед глазами — радужные, злые сполохи. Лазерный луч прошел низко над головой. Дыхание рванулось из груди, криком испуганной птицы. С маха ткнула в ладони стена. Эмми выдохнула и замерла, вцепившись в бревно, с трудом удерживая в груди истошно бьющееся сердце. Все уцелевшие были уже внутри, лишь молодой воин — тот самый, с перьями на голове — еще стоял у двери. Застыл, оглядывая поле боя. Обломок пера в его волосах. В зеленой хмари сверкнул лазерный луч. Нападавшие уже были близко — Эмми вздрогнула, услышав дикий боевой клич. Заросли окрасились дымом, пуля пропела, ударила в доску над ее головой. Воин усмехнулся вдруг — Эмми удивилась, увидев, как хищно выгнулись тонкие губы — развернулся, вскинул ружье. Замер на миг, целясь прочь, в совсем другую от черно-красной волны сторону.

И спустил курок. В сторону лагеря.

Эмми не смогла поверить, что такое бывает. С двухсот метров, сквозь деревянный брус лагерной караулки — точно в энергоячейку лазгана. Рыжее пламя рвануло вдруг из щелей. Караулка окрасилась дымом, вздрогнула — вся, от крыши до нижнего бруса. И развалилась, выбросив в небо клуб густого черного дыма. Двое охранников успели выскочить вон — Эмми ясно увидела их. Все черные от чада и пыли, уже без пижонских очков и шляп. Растерянные, не понимающие, что произошло. Они на миг застыли, переглянулись и кинулись бежать — к лесу, прочь от кипящей схватки.

Воин засмеялся и передернул затвор. Вылетела гильза, сверкнув латунным бликом в траве. Довернул рычаг, вскинул винтовку к плечу, прицелился в затылок бегущим — спокойно, как в мишень.

Грянул залп.

Новый.

От леса.

Воин вздрогнул, уронил ружье и упал, зажимая рукой рану в предплечье.

Громом в ушах захлопали выстрелы — ответные, из окон блокгауза, почти у Эмми над головой. Старший из воинов застыл в дверях, крича что-то. По зеркальному лицу разводами — черная пороховая гарь. Пуля оцарапала ему щеку, выбила щепку из косяка. Эмми сообразила, что деревянная дверь блокгауза может и закрыться — сейчас, перед ней. Подхватила воина за плечи и потащила вперед, не замечая боли в спине и суставах. Раненный хрипел на руках. Звоном в ушах — стрельба, кровь и крики погони. Подвернулась нога. Чьи-то руки подхватили ее — за шкирку, грубо дернули на себя.

С глухим стуком захлопнулась дверь. У нее за спиной. Эмми выдохнула, огляделась и неслышно скользнула в тень — безопасный, глухой полумрак в углу бревенчатых стен блокгауза. Всем было не до нее. Шум боя гремел, сочился сквозь крышу и толстые стены. Уцелевшие воины — их осталось почти половина — отстреливались, вели огонь сквозь узкие окна. Скупой, но меткий огонь, явно заставляющий нападавших держаться в отдалении. Дикий боевой клич за стенами еще гремел, но уже тише и словно бы нехотя. Дым и гарь клубились в воздухе, застилали пологом низкий потолок. Кто-то не выдержал, согнулся в тяжелом, чахоточном кашле. Раненный воин хрипел на полу, зажимал рану, молчал, глядя в потолок большими, вытянутыми в нитку глазами. Уцелевшие работницы подтягивались к нему. Медленно, по одной. Глухо треснула ткань — одна рванула с себя полосу ткани на перевязку.

Эмми машинально шагнула поглубже в тень. Еще раз вздрогнула, сообразив, что делает глупость. Оглянулась, пробежала взглядом по стенам и полкам — должен же здесь быть аптечка и индивидуальный пакет. Знакомая жестянка с красным крестом упрямо не показывалась на глаза. «Эти плосколицые, конечно, дикари, — думала она, — но чтоб настолько». Додумать не успела. Блокгауз задрожал — сразу и весь, бревна стен заскрипели и треснули — разом. И свет — ослепительный, до боли свет. В глаза плеснула ослепительная небесная голубизна. Эмми сморгнула, поняв, что видит небо там, где только что была темные балки крыши. Новый всполох, сквозь стены рыжей иголкой скользнул лазерный луч. Штурмующие подтащили лазерную пушку. Еще одну. Угол блокгауза просто испарился, вместе с одним из воинов. В уши ударил боевой клич. Налетчики завыли — на сто голосов, страшным звериным криком. Пошли на штурм — изломанные, гротескные фигуры, черные на фоне яркого солнца. Яркими полосами в руках — кривые ножи. Эмми едва успела отпрыгнуть прочь. Успела, но не до конца. Сбили с ног, чей-то грубый сапог походя отдавил ей ногу. Эмми взвизгнула и — откуда смелость взялась — выхватила украденный у Эрвина нож, ударила. Четко, в одно движение. Под колено, точно в сухожилие. На Эмми с грохотом упало тело — она не увидела, чье, лишь дернулась, стараясь освободится от тьмы и вжавшей ее в землю тяжести. Над головой — рычание, крики и свирепый лязг рукопашной. Ближний бой, лютый, без выстрелов — приклад против ножа. Померк свет в глазах — нет, это последний из нападавших зайцем метнулся назад, перекрыв на секунду свет солнца. Бой затих. Последний из воинов оперся о стену и устало осел. Старший в команде, огромный, зверообразный дикарь. Лицо в крови, стекавшей ручьем по морщинам и рытвинам татуировок. Лязгнуло о землю ружье. Видеть гиганта таким было страшно до дрожи в коленях. Женщины запели вдруг хриплыми голосами. Тоскливую песнь — страшно и медленно, как на растянутой пленке.

«Нашли время».

Счастье еще, что боевой клич снаружи утих. Эмми оглянулась, прикидывая, куда бежать, прежде чем тягучий напев обернется ее похоронным маршем. А небо над головой — бездонное и синее до слез и дрожи в коленях. В уши змеей скользнул новый звук — чуть слышное, мерное урчание. Оглохшие от стрельбы уши сперва не расслышали, потом не узнали его. Лишь когда солнечный свет над головою померк, скрылся за тенью крыльев — Эмми поняла: В высоком небе над ее головой ревут движки тяжелого экраноплана.