Культурные особенности
Шрифт:
— Зачем? — кивнув на положенную к ногам статуи винтовку.
— А ты посмотри.
Эрвин и посмотрел. Протянулся, взял в ладони тяжелый приклад. Дерево ложа приятно захолодило пальцы. Вдоль ствола вилась истертая полотняная лента, по белой ткани — россыпь желтых, выцветших букв земного алфавита. На туземный манер, сверху вниз, четким уверенным почерком:
«Ее имя — Лаава Кунджало, «та, что говорит по делу». Ее глаз верен, а вылетающие из дула слова всегда коротки и ясны как божья воля. Ложе ее из лучшего дерева, на ствол ушла хорошая сталь, механизм точен. Зарубки на прикладе ее изящны и истинны, как рисунок на челе моей жены. Десять драконов убили мы с ней в горах и еще десять — в джунглях. Я стар, мои жены умерли, дети выросли, а жизнь прожита.
Хаар, Иоанн в святом крещении, воин, стоявший при жизни на пути святого Георгия».
«Ничего себе, как о живой пишут. Как о жене» — подумал Эрвин, кладя на место «Лааву Кунджало». Обратно, к ногам статуи. Обиженно звякнул металл — чуть дернулся, стукнул о кость шарик на рукояти. Мелькнул теплый, струящийся свет пробежал змейкой по вороненой стали ствола и блестящему дереву ложа.
«Впрочем, — подумал Эрвин. Чуть позже, когда способность думать вернулась в кружащуюся голову, — наши, корабельные, тоже недалеко от туземцев ушли. Обзови кто старину «Венус» правильным средним родом, вместо пристойного звездному кораблю женского — реакторные запросто изобъют. И палубная команда присоединится. И я. Ибо так — правильно».
— Вижу, звездный, проняло тебя, — усмехнулся комманданте. Эрвин молча кивнул — к чему скрывать очевидное.
— Дело обычное. Я, когда первый раз увидел город-на-холме, машины и звездные корабли — так же удивлялся. Примерно. Рот мой, во всяком случае, был также широко раскрыт. Потом привык — и ты привыкнешь, если будет время. Осмотрись, звездный, собери мысли, потом поговорим. Есть о чем. И, заодно, посмотри сзади, за костью — не найдется ли чего для нашей машины.
— А можно? — рефлекторно спросил Эрвин, кивнув на статую и картины вокруг.
— Конечно. Для того их здесь и оставляли.
В куче всего за спиной статуи нашлась банка масла — старая, плохого качества, но сойдет. И резиновая труба для манжеты. Машина Станислава чихнула и завелась. Эрвин пару минут вслушивался в звук по-стариковски чихающего движка, пожал плечами, и, удивляясь сам себе, залез в бтр и достал из цинка патронную ленту. Винтовочных 7,62 под ногами у Господа стояло достаточно, а вот крупный калибр был в большом дефиците.
А еще Эрвина поймала Ирина. На плечах — синяя форменка, руки в бока, вид строгий, под стать фамилии.
— Чего тебе? — спросил было Эрвин, думавший сейчас категорически о другом. Посмотрел на Ирину — и понял, что мог бы и не спрашивать. На плече у Иришки пристроилась ярко-желтая, смешная маленькая птичка. Сидела, нахохлившись, зацепившись когтями за форменный шеврон. Глаза большие, голодные и укоризненные… Прямо, как у Ирины сейчас. Эрвин молча кивнул. Из-за плеча хрипло рассмеялся комманданте Яго.
— Да, звездный, тяжело иметь «Говорящую» в женах. Хоть и почетно, но иногда тяжело. Приходится, как говорят в городах, соответствовать. Хотя ты мог поступить и проще — не возиться с досками, не строить кормушек на дереве. Загородки для змей достаточно — просто кинуть колючку в ряд по земле.
— Зачем раньше молчал? — огрызнулся Эрвин мимоходом. Отвернулся, полез в кузов бтра. Доска застряла, никак не хотела вылезать. Комманданте усмехнулся еще шире.
— Моя Эви — тоже говорящая, и если бы я это брякнул раньше, строить изгородь пришлось бы мне. А так — это тебе теперь, парень, колотить кормушки отсюда и вплоть до Сан-Торреса.
Эрвин молча пожал плечами. Молча. Залез в бтр, достал, распилил, потом скрепил доски — в два удара молотка. Повесил. И только потом сказал:
— Во-первых — теща, а не жена, а во-вторых — Эрвин отвлекся, поправил криво висящий уголок, — во-вторых, мне не впадлу.
— Ну и хорошо.
Яго пожал плечами. Слегка. Лицо недоуменное — чего-то старый комманданте явно не понял.
Потянуло дымком, ноздри защекотал пряный, терпкий аромат местного варева — Эви снимала котелок с костра. Эрвин вдруг сообразил, что проголодался. Комманданте
неторопливо кивнул:— Наешься — приходи. Разговор будет.
Дым костра плыл, тянулся сизыми полосами вверх, завиваясь на глазах у Ирины в прихотливые, тонкие узоры. Будто танец или прихотливая вязь местных татуировок. Пряный запах щекотал нос, щелкающие туземные голоса плыли над часовней, свиваясь с треском огня и шелестом листвы в вышине. Ирина слушала их, дивясь — без переводчика они звучали странной, чарующей музыкой. Здесь, у костра с дымящимся котелком на треноге. Терпко пахнущий дым плыл, уходя вверх, туда где скрещивались над головой стальные балки ежей. Алые цветы свешивались с них, поворачиваясь на тонких лианах. Вечерний ветер мел лепестки по земле. Шумели голоса — воины «коммандо» собрались здесь, у машин, запаркованных между внутренней и внешней стенами часовни. Стояли чуть вдалеке, переговаривались, ждали, когда у Эви и Мии созреет варево в котелке. Лиианны не было видно, ДаКоста тоже куда-то исчез — сидели у огня втроем. Эви, Миа и она, Ирина. Две туземки переговаривались, Ирина больше слушала, дивясь звукам чужого языка. Точнее, своему пониманию.
Напев чужих голосов звучал чарующе-дико.
Вот Эрвин к примеру — он говорил громко, Ирина слышала слова, которыми они обменялись с Яго на выходе из часовни — вот пресловутая теща… брошенное Эрвином всердцах слово земного языка словно вспыхнуло перед глазами Ирины — вспыхнуло, затрепетало в воздухе, забилось без цели и смысла. В глазах у туземцев — недоумение и скрытый вопрос. Механически переведенное на туземный язык слово висело, парило мотыльком в воздухе — без смысла, фантик, просто ярлык, не знающий — к чему прицепится.
Эви бросила ложку, недоуменно подняла бровь.
— Хан-шай, — пояснила Миа, чуть улыбнувшись. То же самое, вроде бы. Но Эви кивнула. Слово — мотылек сел, прицепился к понятию, будто пчела — к цветку. То же самое, но в устах Мии оно звучало чуть иначе, в три слога. Два длинных — на выдохе, и три — коротких, звенящих — на вдохе… Россыпь нот, звон колокольчиков по траве. Автоматический переводчик короткие просто съедал, комкал, огрубляя и путая оттенки смысла. Кровь стукнула в висках, плеснуло по щекам — краской и влажной теплой жарой.
Для машины это было бы той же самой тещей. Или свекровью, словом — старшей в семье. Но, при том наборе огласовок, слово Мии звучало как: «человек, пока не знающий собственных чувств»… или, если щелкающий звук на конце пойдет чуть прямее: «любимая, которой пока ничего не сказали».
«Что за выдумки»… — вздрогнув, подумала было Ирина. Мысль оборвалась. Миа поймала ее недоуменный взгляд, улыбнулась, развела руки.
— Извините, но это правда, госпожа.
По зеркальному лицу, отражаясь, пляшет огонь, рыжый отблеск прыгнул со скул на глаза, молнией в широко распахнутых веках. Во всяком случае — не ложь. Миа честна сейчас — Ирина видела. Да и вообще туземка отличается редкой наблюдательностью. И редко врет — Ирина поняла это за время перехода. Но тогда… Взгляд невольно отвернулся от костра, пробежал, остановился на Эрвине… Вот он у другого костра, сидит, разговаривает со старым комманданте. Сидит прямо, поджав ноги, по лицам обоих пляшут, вьются рыжие отблески света. Перед глазами пробежали недавние дни — дорога, остров, пузырчатый дом. Эрвин, конечно, пытался держать дистанцию. Ирина невольно улыбнулась — поняла вдруг, насколько плохо у него это получалось. До смешного плохо, Ирина даже улыбнулась опять. И ранее, космопорт, занесенное снегом бетонное поле… он же там чуть не замерз насмерть…
— Матерь божья, — тихо прошептала она, и ойкнула, прикрыв рот — она невольно шепнула это на местный манер, и бог знает, что сделали со святым именем туземные, звонкие огласовки.
— Хан — шай… — сказала Эви ей в тон… слово — то же самое, но огласовки другие — чуть. «Человек, не знающий судьбы».
– бог все равно сделает по своему, но… Эви замялась, сделала паузу. Прозвенели монеты на рукаве — колокольным, торжественным звоном, — подожди звать небо. Сперва пойми — чего же ты хочешь?