Купи меня

— Нет, я ведь не знаю, чем ты его кормишь.

— Консервы. Они вот там, — зачем-то показывает ящик Грант.

Так иди туда, достань одну, накорми кота. И оставь меня заниматься завтраком. Увеличь расстояние между нами больше одного сантиметра. Я слышу, как стучит твое сердце.

Пожалуйста. Просто уйди, Адам.

Но он кладет руки мне на талию, очерчивает бедра, наклоняется и целует в плечо. Нож дрожит в моих руках. Приходится отложить его в сторону, чтобы не остаться без одной фаланги ненароком. Даже того несчастного сантиметра между нами и того уже нет.

— Адам… — срывается с моих губ, когда он берется за мои шорты.

— Что?

— У меня горит.

— У меня тоже.

Засранец.

— Я про омлет.

— Будет с корочкой, — почти шепчет, избавляя меня от шорт. — Мне не привыкать.

Хватаю ртом воздух, когда ребром ладони он проводит между моих ног, и вдруг натыкаюсь на осуждающий взгляд Чарльза. Кот сидит точно напротив моего лица, возле брошенной доски и нарезанных овощей. И с величайшим презрением смотрит на меня в упор.

«Ну, конечно. А кот может подождать, да?»

— Адам…

— Я выключил огонь, — отзывается он, пока его рука скользит между моих ног.

— Чарльз. Он… смотрит.

— Пшел вон, — кратко отзывается Грант.

Кот не сдвигается с места. Презрение в его глазах обещает нам медленную и мучительную смерть, если его сейчас же не покормят. Угрозы перемежаются проклятьями на кошачьем молчаливом языке.

Но Грант уже разводит мои ноги, отодвигает доску и, надавив на мою поясницу, без слов просит немного прогнуться.

Кот в то же время обещает сгрызть мне лицо следующей ночью, и все это одним только взглядом.

Но эрекции Гранта плевать на нечеловеческие страдания домашнего питомца, и вот, он уже во мне. Ахаю, выгибаясь сильнее.

— Чарльз! — мой первый стон мог бы довести любого другого мужчину до белого каления, но не Гранта.

— Подождет.

«Это тебе дорого обойдется», — читается в янтарных глазах с узким зрачком. Мы оба пожизненно внесены в черный блокнотик худших хозяев мира. Окончательно.

Голодный, но не сломленный Чарльз мягкой пружинистой и бесшумной походкой покидает кухню.

Слава богу, Господи. Хотя ночью будет лучше проверить все засовы перед тем, как ложиться спать.

Выгибаюсь глубже, наконец-то наслаждаясь утренним спонтанным сексом на полную катушку. Повезло, ничего не скажешь. Еще ничего не приготовила, а уже получила свое вознаграждение.

Хлесткие удары отзываются учащенным сердцебиением, сбитым дыханием и я вскрикиваю, захлебываясь стонами. Грант больно впивается в мои бедра, тараня все сильнее, с каким-то странным ожесточением и яростью. Это не ненависть, что-то другое. Наслаждение, граничащее с отчаянием. Одержимая потребность.

От быстрого ритма, глубоких толчков, не могу продержаться и минуты. Скребусь ногтями по гладкому камню, теряя себя в этом сильно внезапном наслаждении. В первый вечер я надеялась, что мне хватит одного раза, чтобы насытиться им. Насладиться навсегда. Наивная.

Роняю голову на сложенные перед собой руки, и Грант через мгновение едва не падает сверху. Упираясь одной рукой о столешницу, склоняется над моей спиной. Целует плечи. Лопатки. Ведет пальцами по ребрам. Благодарит, ласкает.

После секса.

Каменею.

Сердце ухает в желудок, а в горле разрастается ком. Я должна уйти, обнимашки после секса это не мое. Точно.

— Мне надо в душ, — кое-как говорю осипшим голосом.

— Да… — Грант продолжает целовать. — Мне… тоже. Сейчас…

Он прижимается к моей лопатке губами. Обжигает долгим влажным поцелуем. И наконец-то выпрямляется. Выскальзываю из-под него, якобы случайно избегая смотреть в глаза.

Бегу к себе, ныряю в душевую кабинку. А потом слышу крик, от которого каждый гвоздь в доме принимается вибрировать.

— ЧАРЛЬЗ, МАТЬ ТВОЮ!

Оборвав внутреннюю рефлексию на полуслове, выбегаю из душа, обмотавшись одним полотенцем. Несусь на крик по коридору второго этажа и впервые вижу спальню Гранта, замерев на пороге его комнаты.

Разгадка такого громкого негодования становится ясна сразу же. Глаза аж слезятся от острой кошачьей вони, которую источает огромное темное пятно на кровати Гранта.

— А я говорила, что надо было его покормить, — замечаю.

В меня тут же летит подушка. Слава богу, хотя бы сухая. Следом еще одна. Выбегаю из спальни, задыхаясь от смеха и уворачиваясь от еще одного перьевого снаряда, который пролетает чуть выше головы.

Скатываюсь с лестницы на первый этаж, но снаряды у Гранта не заканчиваются. Прячусь за диван и тянусь к диванной подушке, чтобы ответить.

Грант уже внизу, держится за перилами лестницы. Прицеливаюсь, когда он решает сделать бросок до дивана. Кидаю.

И Грант с грохотом падает на спину, взмахнув руками. Моя подушка до него даже не долетела. Но упал он по-настоящему.

— Адам! — вылетаю из своего укрытия, позабыв обо всем.

Грант кривится от боли, но при этом давится смехом.

— Чертова лампа, — выдыхает. — На осколке поскользнулся.

— А я говорила, что надо было убрать вчера, — говорю раньше, чем думаю.

— Говорила она! — рычит и тянет меня на себя. — Много ты говоришь!

Плюхаюсь ему на грудь, а полотенце сползает куда-то на талию. Влажные волосы падают на лицо Адама, который лежит подо мной и продолжает улыбаться.

— Следующие три дня буду лежать здесь, — говорит. — Я так треснулся задницей, что кажется, уже никогда не встану. Будешь навещать меня? Приносить еду?

— Только навещать?

Господи, я мурлычу.

— Мне нравится ход твоих мыслей. Наклонись.

Я наклоняюсь, и он ведет губами по моей голой груди, а после обхватывает сосок, дразня его языком.

— Мы так никогда не позавтракаем.

— К черту. Завтраки никуда не денутся.

Упираюсь руками об пол по обе стороны от его головы, перекинув ногу. Грант обхватывает мои бедра и вжимает в себя. Он снова готов, а я снова его хочу.

Подгоревшие омлеты действительно могут подождать. Они-то будут всегда, а вот нас через три дня уже не будет.