Купи меня

Пальцы Гранта безошибочно находят самые чувствительные точки на моих бедрах. Я откидываюсь назад, позволяя ему ласкать травмированную кожу. Для меня эти касания ощущаются куда острее, чем прикосновения между ног. Это доверие, о котором другим мужчинам не следовало и мечтать.

— Сегодня ты сверху, — шепчет он. — У меня больная спина.

Перекидываю ногу и медленно опускаюсь. Позвоночник простреливает возбуждением, а низ живота наливается тяжестью. Упираюсь руками в его грудь, надеясь, что он не станет вставать или обнимать меня.

Грант не двигается.

Только сморит из-под полуопущенных ресниц.

Хорошо.

Его пальцы снова ложатся на мои бедра, и я начинаю двигаться. Сначала медленно, раскачиваясь, дразнящими движениями доводя его до хриплой истомы. Грант неосознанно начинает отвечать бедрами, желать большего. Потребность в сильных глубоких толчках растет с каждой секундой, усиливая наше желание.

Я опускаю его ладони себе на ягодицы и шепчу:

— Помоги мне.

Он подхватывает меня под бедра и насаживает на себя, а меня прошивает словно током. Я выгибаюсь, хватая раскрытым ртом воздух. Царапаю его грудь, хватаюсь за плечи, чтобы удержаться. Он врезается в мое тело, заставляя всю меня вздрагивать только от ударов его бедер.

— Кричи… Давай!…

Он с жадностью следит за каждой моей эмоцией. Даже немного приподнимается. Это опасно, сигнализирует та часть моего мозга, что не дает мне отключиться полностью. Но я не могу попросить его прекратить. Поменять позу. Я так близка к финишу, так сильно дрожу в его руках, что все-таки кричу.

Он еще сильнее впивается в мои бедра пальцами и его частые-частые движения безупречны. Идеальный ритм, который возносит меня на небеса в два счета. И я снова кричу, срывая голос. Хватаю воздух ртом и вздрагиваю, распадаясь на атомы во второй чертов раз за считанные минуты.

Он насаживает меня максимально глубоко, и его имя срывается с моим губ стоном:

— Адам…

И вдруг я слышу ответ.

Сквозь бешеное биение собственного сердца и пульсирующий шум крови в ушах, слышу тихое хриплое пораженческое:

— Джеки…

Волосы на теле встают дыбом. Вся кожа моментально покрывается мурашками. Глаза снова щиплет, а в легких не остается воздуха.

Грант отпускает меня, и я падаю на него, тяжело дыша. Касаюсь лбом его влажной груди, прижимаюсь ухом и слышу такое же громкое сердцебиение в его груди, как и мое собственное, которое колотит меня изнутри как лихорадка.

Джеки, Джеки... Не будь дурой, Джеки. Вот что он должен был сказать вслух.

Ведь нам остался последний день.

Глава 32

Этой ночью я опять вскакиваю с кровати, срывая голос от крика. Утирая холодный пот со лба, натыкаюсь взглядом на Чарльза, который с недовольным видом поднимается с моей подушки и укладывается ниже.

Так вот из-за кого я стала задыхаться во сне, так что дали знать о себе старые кошмары. Пятнадцать килограмм шерсти решили, что это отличная идея спать у меня на лице. А заодно и придушить меня во сне.

Тогда же дверь спальни с грохотом распахивается, и на пороге появляется Грант.

— Опять кошмары? — только и спрашивает он.

Хочу сказать, что ничего страшного, ошибка вышла, можно уходить, но вместо этого беру и киваю. А потом зачем-то еще и всхлипываю.

Грант бесцеремонно сбивает Чарльза в изножье кровати, взбивает подушку и садится на кровать, вытягивая ноги.

— Ложись. Я буду рядом.

Осторожно укладываюсь на самом краю кровати. Даже дышать боюсь в полную силу, только вслушиваюсь в его дыхание. Матрас прогибается. Это Чарльз, включив обаятельного трактора, идет напролом к хозяину, уворачивается от его руки и всем весом наваливается на мою спину. Грант тихо матерится сквозь зубы, поднимает кота и укладывает с другой стороны. Но чтобы с другого края было место, Гранту нужно придвинуться вплотную ко мне.

Грант немного подвигается.

Я аккуратно подвигаюсь тоже. Незаметно. Аккуратно, почти бесшумно.

Пара чертовых дюймов даются так тяжело, будто тело разбито параличом. Кожа на спине вспыхивает от прикосновения к его горячему телу. Он все еще пахнет моим маслом, хотя и принимал душ после.

Грант недолго сидит, потом он все-таки медленно вытягивается рядом. Наверное, боится разбудить. Или спугнуть.

Только довольный Чарльз тарахтит еще громче, ведь треть кровати теперь принадлежит только ему.

Пялясь в темноту, дышу вполсилы. Пусть решит, что я сплю и уходит. Ведь так он поступил в прошлый раз. Когда у него еще была своя спальня. Он так близко, что вся моя правая половина тела сейчас загорится.

Но, видимо, сказываются ночи на неудобном диване.

Грант засыпает первым. Его дыхание становится медленнее и глубже. Это вынужденная ночевка, утешаю себя. Она ничего не значит. Просто жалко человека.

А потом он наваливается на меня, почти как Чарльз, поворачивается на бок и обнимает.

Прижимает к себе, повторяя очертаниями своего тела мое. Щекочет дыханием щеку. Забываю, как дышать. Кожа к коже. На нем только мягкие спортивные штаны. На мне тонкая ночнушка.

Аккуратно накрываю его ладонь на моем животе. Перехватываю длинные пальцы с осторожностью сапера, собираясь аккуратно вернуть его руку назад. Спать-то ладно, но обниматься-то разве обязательно?

Но вместо того, чтобы сбросить с себя его ладонь, зачем-то беру и переплетаю наши с ним пальцы вместе.

И он вдруг отвечает.

Стискивает мою ладонь сильнее и улыбается в темноте. Я ощущаю эту улыбку даже спиной.

— Ты не спишь, — срывается с моих губ.

Нет нужды говорить так тихо, ведь никто из нас не спит. Разве что Чарльз.

— Не хочу тебя отпускать.

Он знал правила. Он не первый, кому кажется, что нет никого лучше меня. Это обман. Такой же, как и наши отношения. Это только контракт, и завтра он истекает.

— Что надо сделать, чтобы ты не уходила?

— Ничего.

Ты уже сделал все для того, чтобы я ушла.

— Я не могу тебя отпустить.

— Тебе придется.

Вдруг с силой переворачивает меня на спину, нависая сверху.

— Нет, ты не понимаешь… Я пытался. Все эти годы пытался отпустить тебя, но так и не смог.

— Все эти годы? Я не понимаю. О чем ты говоришь, Адам?

— Я видел тебя однажды. Давно… И все эти годы у меня ушли на то, чтобы я наконец-то мог сделать то, о чем ты попросила меня.

— Просила тебя? О чем?

— Ты сказала: «Купи меня».

Напряжение, которое приходит поначалу от его странных реплик, теперь отпускает.