Купол над бедой

Полина посмотрела в правый нижний угол экрана и стала закрывать вкладки. Пора было выходить из сети, до визита клиента оставались минуты. Она успела выключить машину, протереть руками уставшие глаза - и в дверь позвонили.

Вошедший был немолод, грузноват и удручен. В остальном он выглядел как обычный питерский водила-профи, промышляющий перевозками. В числе совсем своих Полина такого лица не помнила, поэтому после приветствия спросила, откуда у него ее контакт и кто ее рекомендовал.

– Да как сказать, - смутился посетитель.
– Через пятые руки дали, сказали, что вы из понятливых и морали читать не любительница.

– Так...
– сказала Полина, занимая свое рабочее место - стул с подлокотником слева и доской для письма вместо правого подлокотника, стоящий обычно напротив клиентского кресла.

Клиент, уже занявший кресло, молчал, шумно дышал, глядя в пол, собирался с мыслями - и вдруг решительно изложил проблему:

– В общем, доктор, такое дело. Дочь у меня к саалан служить пошла. В воинское подразделение.

– В какое?
– спокойно спросила Полина. Поправлять посетителя, объясняя, что она не доктор, она не стала. В этом случае было совершенно бессмысленно тратить слова: для таких любой человек, к которому они приходят за помощью платно, или доктор, или гробовщик, или свой брат работяга.

– В Охотники, конечно. В другие-то они местных не берут.

– А что вы чувствуете, когда говорите или думаете об этом?

– Вот если б я мог сказать...
– клиент потянулся в карман, достал носовой платок и промокнул испарину со лба.

– Все-таки попробуйте определиться, - мягко предложила Полина.

– Знаете, я конечно, все понимаю, - покривился клиент.
– Оборотни, фауна эта вся, действительно нужно что-то делать. Но как можно позволять этим заниматься девочке? Где мужики??

– Насколько я помню списки служащих подразделений, там же, где и девочки, в казармах в Приозерске.
– Говорить очевидные вещи скучно или неловко всем помогающим специалистам, но работа от них этого требует практически постоянно: чаще всего работают именно очевидности, проговоренные вслух.

Клиент, морщась, проговорил:

– Она по собственной воле подчиняется приказам этих... Почему именно моя дочь, что я сделал не так?

Культурный конфликт был налицо. И развивался он, как водится, в сознании одного участника ситуации, остальным нигде не терло и не давило.

– Давайте разбираться, - предложила она.
– Прежде всего, как должно было, по-вашему, выглядеть ее верное поведение в сложившихся условиях?

Мужчина еще раз промокнул лоб платком, вздохнул, махнул рукой и начал с начала.

Начало, как выяснилось из беседы, было зимой девятнадцатого года. Дочь, тогда пятнадцатилетняя, использовала свое право решать, с кем из родителей ей остаться, когда отец предложил матери развод, если она не может тут жить, а он не готов уехать. Уезжать он не стал, потому что сама мысль о том, чтобы бросить город в сложившихся условиях, выглядела для него предательством. Водитель со стажем длиной в жизнь, классический нейтрал, он работал и с саалан, и с местными, вроде даже доставлял что-то для "Ключика" с областных складов и, разумеется, перевозил грузы для спецраспределителей.

– Ну а иначе как же?
– пожал он плечами, как будто оправдываясь.
– Если все уедут, кто будет возить туалетную бумагу и стиральный порошок? А без них, сами понимаете, не жизнь.

Полина перевела взгляд на кроны деревьев за окном. Выбор у нее был очень так себе. Вот именно сейчас, если по-хорошему, нужно было извиняться, сворачивать разговор и предлагать телефон коллеги, который взял бы клиента и вел его дальше, но в имеющихся условиях это значило "оставить без помощи". Передавать было некому, хоть убейся. Скажи она сейчас, что думает, - и будет навязывание клиенту политической позиции вместо помощи. А агитация в рамках сессии с клиентом ничуть не лучше, чем с этим самым клиентом вступить в связь. Это профэтика, ее правил никто не отменял. Получалось, что политическую позицию нужно класть в карман и следить, чтобы она оттуда не высовывалась. Полина снова посмотрела на клиента и встретила его напряженный ждущий взгляд.

– Так, Георгий Сергеевич. Давайте еще раз, сначала. В девятнадцатом году ваша жена уехала в Московию, а дочь осталась с вами - почему? Вы помните, как она это объяснила?

Клиент нахмурился, припоминая:

– Ну, она сказала, что мама теперь в безопасности, а уезжать из города сейчас нечестно. Тем более если я тут остаюсь.

– То есть точно так же, как и вы, она осталась защищать город, верно?

– Получается, так...

– Вот она это и делает. С оружием в руках. А что касается допустимости для женщины военной службы в таком подразделении...
– Полина помолчала, формулируя.
– Знаете, фауна не спрашивает, мальчик ты или девочка. Она приходит и жрет. И нам всем нужно, чтобы кто-то успел выстрелить. Если ее туда взяли, то она успеет.

– Полина Юрьевна, но я-то не там! Я ее отец, и она там - в полях, в казарме, а я...

– А вы за рулем на дороге, Георгий Сергеевич. И делаете не менее значимые вещи, поверьте. Она просто ваша дочь, а вы ее отец. У вас одна позиция, и вероятно, это семейное. А реализуете вы ее по-разному, что и естественно. И заменить вас обоих друг другом не получится.
– Полина еле заметно усмехнулась перед тем, как договорить.
– Хотя бы потому, что у нее водительский стаж однозначно меньше.

– А если ее покусают?
– он уже заранее был виноват в том, что он не там, не в приозерской казарме на месте дочери или рядом с ней.

Полина пожала плечами.

– Ей уколют сыворотку прямо на месте происшествия и неделю продержат в карантине, вот и все. Насколько я видела интервью госпожи да Сиалан в сети, в укладке подразделения Охотников сыворотка присутствует в обязательном порядке и с большим запасом.

– А если фавн...

– Георгий Сергеевич, вот поэтому их и должно быть много. Чтобы каждого успели прикрыть остальные. А так...
– Полина пожала плечами.
– Ведь те же риски и у вас, или вы не согласны?

– Мнда, - вздохнул клиент, - попробуй тут не согласись... Хреново на войне.

– Действительно, Георгий Сергеевич, - признала она очевидное.
– Главное, чтобы война кончилась раньше нас.

– Спасибо, Полина Юрьевна. Что я должен?

– Пять.

– Не больше?

– Нет, не больше. Мы часа не говорили.

У Марины вечером, как всегда, была толпа. В этот раз по делу. Не то чтобы это была какая-то решающая встреча, вопрос поднимался не первый раз. Он не был острым или новым, но очень больным. Судьба Алисы волновала всех, и у причины для волнений все видели по-разному. Кто-то переживал о себе и своей безопасности, кого-то беспокоило, жива ли она там у этих уродов и одним ли куском. И то и другое было логично исходя хотя бы из того, как отжег первый наместник сразу после смерти Гаранта, а если к его подвигам прибавить достижения второго, даже не суммируя с методами, которыми проводились кампании против проституции, уже были все основания бояться за жизнь и здоровье подружки и лидера. Были и основания задуматься о том, что у нее спрашивали и какими способами. Но регулярная говорильня в течение восьми месяцев не очень-то решала вопрос. Не помогали ни постоянная долбежка администрации запросами от Хельсинкских групп, ни "Канал фавна" на Ютубе, ни граффити с мультяшными лисичками в разных драматических обстоятельствах на всех доступных стенах напротив Адмиралтейства.