Купол над бедой

Разумеется, у этих групп были свои сообщества в социальных сетях, чаще закрытые, но некоторые оставались общедоступными. Одно из них Асана и просматривала, обращая больше внимания на фотографии и геотеги при них, чем на посты с текстом. Однако то сообщение привлекло ее внимание количеством комментов и просмотров. Она начала читать, ожидая увидеть обычные местные сплетни об отношениях, но речь шла о другом. Люди спорили, помечать ли поля флажками для большей безопасности местных жителей. Разумеется, впрямую они не писали, да и себя называли для конспирации "паучками", а результат своей деятельности - "паутинкой", но Асане было достаточно. Она помнила историю прошлого года. Тогда в Малом Карлино погибла девушка из Сопротивления, ставшая "паучком". Она "плела паутинку" для садового товарищества, но не успела отойти: фауна оказалась слишком близко к ней, и девушка взорвала минное заграждение вместе с собой. Асану в тот день вызвали местные стражи правопорядка. Они объяснили, что произошло, и попросили помочь привести останки в приличный для погребения вид, чтобы хоть на тело было похоже. Родители погибшей отказались от наград и компенсаций, предложенных администрацией империи, и переселились в товарищество. Расстроенная Асана не смогла найти поддержки даже у достопочтенного. Тот только сказал ей, что это, мол, нормальное поведение человека в безвыходной ситуации - не позволять же себя сожрать. И тогда виконтесса уехала к донору и его жене, вот они и утешали ее. Алексей с Лерой как раз в тот вечер показали Асане эту самую открытую группу. Пока они пили чай, ей позвонил взбешенный Дейвин, осведомиться, почему об истории в Малом Карлино он узнает из полицейской сводки, переданной в СМИ, и хорошо, что не из ее, Асаны, баллады. Она тоже была резка, и в итоге мирил их Айдиш. Князь об их ссоре даже не узнал: у него болела голова от этой новости, и он сутки и утро не выходил из спальни.

В этом сезоне паучки вдруг озаботились цветными паутинками. Потому что паутинки на солнышке не видны, а за мушками охотятся птички, среди которых есть сменившие оперение, хотя все думали, что этим птичкам отрубили голову на скотном дворе и сварили суп. И если эти птички живы, хотя у них перышки теперь и другого цвета, то, может, не так уж скотный двор и страшен? Но эта идея, как показалось Асане, не получила достаточно поддержки. Она и не ждала вдруг таких перемен в отношении к администрации саалан, просто продолжала следить, до чего договорятся: вдруг все-таки начнут помечать заграждения. Это сохранило бы жизни и нервы совсем не безразличных виконтессе людей в только что начавшемся сезоне Охоты.

Весной двадцать шестого года, в мае, герцог Псковский и Новгородский Тивер да Фаллэ был арестован за "руководство некромантскими практиками местных", как это определили досточтимые. Увидев его на акции "Бессмертного полка" в День Победы, досточтимый Пскова нажаловался Вейлину, тот не поленился приехать лично и копнул. И выкопал все. И помощь реставраторам и хранителям экспозиций с эмиграцией в Московию и Эстонию вместе с сомнительными экспонатами. И покровительство участию несовершеннолетних в раскрытии могил и домов мертвых. И исследование жизненного пути давно умерших, пусть и не своей смертью, людей. И обнародование сведений обо всем этом. В общем, накопанное тянуло уже не на расстрел, по традиции Нового мира, а на воду и веревки согласно законам империи. Более того, на следствии выяснилось, что герцог отрицает связь между некромантскими практиками и остальными противоестественными традициями местных, вроде скрытого рабства. И что никаких виновных, кроме него, привлечь уже невозможно: он ухитрился убрать из края всех причастных, включая своего донора. Посулами, шантажом и лестью, граничащей с обманом, он вытащил у старика обещание уехать - и выпихал его в Московию в конце апреля, оставшись с досточтимыми один на один. Остальных просто отправил из края при первой возможности по каким-то делам и запретил возвращаться.

Димитри увидел своего партнера и друга уже после ареста. К крайней досаде Вейлина, сразу понявшего, что быстро закрыть это дело не получится и князь опять начнет придираться к каждой запятой, Димитри приехал во Псков. Он сразу прошел к Тиверу и выгнал всех сопровождающих к ящеровой бабке на четверть часа.

– Жаль, что я не знал, - сказал он герцогу.

– Хорошо, что ты не знал, - возразил Тивер.

– Я не отдам тебя. Просто так не отдам, - с силой сказал князь.

Тивер вяло кивнул:

– Будет неплохо, если получится. Наверное, тебе стоит знать: я не жалею. Разве только о том, что подвел тебя и не могу больше делать то, на что у тебя не хватает рук.

Димитри пожал плечами:

– Будут вытирать себе нос самостоятельно, только и всего. Не унывай. Будет долго, но я тебя не отдам.

Тивер кивнул снова, они обнялись и расстались. Выйдя от арестованного, Димитри напустился на Вейлина и его подчиненных, натыкал их в каждое нарушение и взял дело на особый контроль. Развернулся и уехал. Вейлин, посмотрев вслед его кортежу, с досады вцепился руками себе в волосы, предвкушая уйму мелких придирок, способных вывести из себя даже камнежорку.

Вернувшись в Приозерск, князь прошел к себе и несколько минут стоял у окна, пытаясь восстановить равновесие. Затем взял из шкафа бутылку коньяка - и вдруг запустил ее в стену. На деревянной панели осталась вмятина, а стеклянный сосуд, отскочив, задел фонтан и отколол от края чаши кусок камня. На грохот немедленно появился Иджен. Князь обернулся к нему и, не глядя в лицо секретаря, сказал: "Позови досточтимого, и пусть поспешит". Затем подумал и добавил: "Погуляй до заката". Потом подумал еще немного и добавил Иджену свободного времени: "Впрочем, нет, не до заката, а до восхода луны". Иджен кивнул и вышел.

Когда Айдиш вошел, Димитри стоял у окна, глядя на лес и обхватив себя руками за плечи. Войдя, досточтимый увидел так и не открытую бутылку коньяка на полу, вмятину на деревянной стенной панели и скол на краю чаши фонтана.

– Плохо дело, князь?
– спросил он негромко.

Димитри кивнул

– Пойдем в большой кабинет. И последи, чтобы никто не вошел.

Айдиш, кивнув, вышел, прошел по кабинету к двери и прислонился к ней спиной. Князь направился было в эркер, но по дороге соприкоснулся бедром с краем стола...

Айдиш до этого не раз видел боевые заклятия в действии, но за всю свою жизнь впервые наблюдал, как человек, пусть даже и маг, ломает руками столешницу из махагонии и крошит ее в щепки. Кресло, стоявшее за столом, прожило только на несколько минут дольше. Полукресло для посетителей Димитри смял, как картонку, не заметив, что щепки впились в его ладонь. Чайный столик, два кресла у камина, каминный экран, облицовка очага из мягкого желтого камня - все, что привлекало внимание князя, превращалось в щепки и крошку из камня и керамики. Он не колдовал, нет. Просто волна гнева, в которой он тонул, билась о предметы его телом - и они не выдерживали страшных сокрушающих ударов.

Айдиш стоял неподвижно, отчасти из соображений безопасности, отчасти потому, что пока дверь была за его спиной, происходящее оставалось тайной князя и его конфидента.

Когда Димитри, иссякнув, упал на гору щепок, которые час назад были его рабочим столом, и зарыдал - страшно, беззвучно, сотрясаясь всем телом, - Айдиш продолжал молча и неподвижно стоять у двери. И только когда князь повернул к нему лицо и позвал по имени, досточтимый запер дверь заклятием и подошел, чтобы помочь ему подняться. Он поднял князя, довел за левую руку до спальни, помог раздеться и лечь в постель, принес воду и задернул шторы. Затем наложил заклятие на раненую правую ладонь Димитри, чтобы извлечь щепки и остановить кровь. Закончив с этим, открыл дверь и попросил охрану позвать стюардов.

Дождавшись появления бригады, он улыбнулся шокированным видом помещения людям:

– Небольшой несчастный случай, ошибка в применении технологии. Случается и у опытных. С князем все в порядке, он просто отдыхает. Уберитесь здесь и вызовите мебельщиков. Неважно, сколько это стоит, вызывайте.

Иджен, вернувшись, застал готовую к ремонту комнату, бывшую кабинетом князя еще несколько часов назад, и Айдиша в ней. Стюарды только что ушли, домыв пол. Иджен округлил глаза, сказал: "О...", выслушал сообщение Айдиша о том, что вот-вот приедут мебельщики, а князь отдыхает, молча наклонил голову - и принял привычный пост.

Айдиш пошел к себе. В своих покоях он долго лежал в горячей воде, то досыпая в нее соль с травами, то поливая голову травяными настоями, потом наконец вышел, завернувшись в полотенце, и сел в кресло к камину. Телу стало полегче, но после этих двух часов у князя лучше было не есть до утра: все-таки конфиденция была очень тяжелой. И оставила по себе нелегкие мысли. Первой из них была самая горькая: никакого контакта власти и Сопротивления уже быть не может в принципе. Несмотря на то, что светская власть саалан и Сопротивление делают одно и то же, они теперь не могут начать переговоры. Для Сопротивления это значило бы покрыть себя позором и предать свои идеи. А с точки зрения саалан, само предложение контакта людям с той стороны будет попыткой настаивать на своем, несмотря на услышанное совершенно однозначное "нет". И, следовательно, попытки достичь жизненно необходимых договоренностей уже стали противоречием Пути и насилием над свободой и достоинством другого. Сопротивление и дальше будет уверено, что саалан не имеют сил и средств с ними справиться и срывают зло на тех, кто попался случайно или по неосторожности. А саалан будут знать, что любая попытка сократить расстояние разрушит остатки равновесия. Так что все, что можно и нужно было бы сказать прямо, теперь придется доносить при помощи сложных обходных путей, и способы передать информацию достоверно по-прежнему будут малочисленны и трудоемки.