Купол над бедой

У него всегда была классическая внешность для северянина-европейца: длинный, костистый, немного нескладный, не рыжий и не блондин, в бледных веснушках и в очках. Какой-то европеец, "некий никто". Отвернись от него - и через пять минут не выделишь из толпы, даже в Африке. И при его образе жизни это было крайне удобно, как раньше, так и теперь. А образ жизни и характер у него были совсем не такие, как могло показаться, если судить по внешности.

Теперь Эгерт прямо жаждал напоить меня кофе, от души накормить и поговорить в китайском ресторанчике в центре Хельсинки. Я ответила согласием, получила подтверждение и быстро побежала в душ. Ну опоздаю на четверть часа, и что теперь.

Эгерт меня уже ждал на мягком диванчике под красной шелковой лампой с иероглифами. И не просто ждал, а сделал заказ, почти угадав, выбирая, что я сегодня захочу съесть.

Он улыбнулся мне, я - ему, мы оба отдали должное блюдам и сливовому вину, которое уже года три как можно было найти в Питере только у контрабандистов за бешеные для города деньги, и Эгерт завел разговор, ради которого он организовал эту встречу.

– Я не буду спрашивать, как ты, - начал он, - это очевидно. Такие сильные тексты пишут кровью сердца, я не хотел бы задевать твои чувства снова.

Я ничего не чувствовала и не знала, что сказать. Просто кивнула, и он продолжил:

– Твои мотивы совершенно понятны, яснее, чем ты выразилась, вряд ли можно сказать. Но в две твоих руки ты с этой задачей вряд ли справишься, ты это понимаешь?

Я опять кивнула. Никак, меня покупать пришли, как в шпионском боевичке? Интересно, на что именно он меня планирует подрядить. Но он как будто прочитал мои мысли.

– Нет, никаких своих интересов я тебе не предложу. Я предлагаю тебе помощь в реализации твоей программы. Ты ведь понимаешь, что это уже политическая программа, да?

Я опять кивнула. Значит, текущему папе нужна политика в Озерном крае, весьма специфичная и руками местных.

– Честно говоря, - он неловко стянул очки и улыбнулся, - если бы кому-то были нужны беспорядки в Озерном крае, это делалось бы гораздо проще и дешевле, но так вопрос уже не стоит. Ты уже все сделала сама. Будет правильно, если продолжишь начатое тоже ты, вот и все.

– И что ты предлагаешь?
– я улыбнулась ему над чашкой с зеленым жасминовым чаем и сделала глоток.

– Прежде всего, деньги, конечно.

Я подняла брови.

– Да, деньги нужны для любой борьбы. Особенно для вооруженной. Тебе придется организовывать или хотя бы помогать организоваться тем, кто уже услышал тебя и готов действовать. Это много разъездов, это много переговоров, это встречи, тоже много. И эти люди не смогут тебе компенсировать то, что ты потратишь на общение с ними. Кроме того, те, кто поднимается в ответ на такие призывы, могут быть наивными, и с них станется решить, что ты дашь им оружие, а если ты обманешь их ожидания - они обидятся на тебя и будут кричать, что ты пустословишь и ничего не значишь. Было бы обидно это видеть. И это сработало бы на руку твоим врагам.

– Да, я как раз думала об этом, - с легким сердцем соврала я. Какой Эгерт молодец, все сам за меня сказал.

– И что решила?
– вдруг спросил он.

– Еще ничего не решила. Общалась с пришедшими поговорить, все такое. Думала, как покрывать расходы, но еще даже посчитать не смогла.

– Вот видишь, - он развел руками, - еще месяца не прошло, а созданный тобой Манифест уже заполнил твою жизнь почти целиком. Нужно организовывать все заново. И нужны будут и деньги, и, наверное, даже оружие. Самой тебе будет некогда искать поставщиков и проверять их надежность. Я хотел предложить тебе свои каналы.

– Don't try, just do, - улыбнулась я.

– Выделяй время, будем определяться с конкретикой. Место-время, волшебные слова на всякий случай и на плохой случай, телефоны и адреса, формат постоянной связи - и, конечно, способы тебе помочь, если что. Завтра можешь?
– И он назвал адрес, тоже в Хельсинки.

– Вполне.

Потом мы ели десерт, Эгерт рассказывал что-то забавное про свою последнюю поездку куда-то в Южную Америку, смешно описывая людей и события, но не называя никаких деталей или фактов, позволяющих привязать историю к местности. Я смеялась, вспоминала про себя историю ВКП(б) и думала, что революции и вооруженная борьба всегда стоили дорого, поэтому деньги стоит брать у того, кто их предлагает. Если с Эгертом выгорит, у меня будет время и найти своих поставщиков, и организовать свои каналы финансирования, независимые от него. В конце концов, пара поездок в Сингапур или Тайланд с грузом вполне окупят пару диверсий.

Следующие полтора месяца я провела в квартире по адресу, названному Эгертом. Разумеется, он встречал меня не один - и я получила вместе с деньгами, контактами, адресами, телефонами, именами надежных людей в Питере, Новгороде, Пскове, Московии еще и краткий курс организации безлидерного сопротивления - множества независимых ячеек, объединенных одной целью, но действующих полностью самостоятельно, каждая на свое усмотрение. По объему того, что мне скормили, ребята рассчитывали, что наше сотрудничество кончится не через полгода и не через год. Меня это вполне устраивало.

Кроме Эгерта, меня опекали два спокойных доброжелательных парня с такой же невыразительной и обычной внешностью. Один в основном рассказывал про работу с кадрами и способ сохранить интерес к деятельности движения, другой разбирал более конкретные вопросы - финансы, отчетность, организацию акций, способы непрямого обучения участников независимых групп, оплату инструкторов и все в этом роде. Было еще что-то про правильное поведение при аресте, но это казалось куда менее полезным, чем все остальное. Пожалуй, это были самые интересные и насыщенные полтора месяца за последние несколько лет. Я почти не заметила, как в Хельсинки вслед за зимой неспешно пришло европейское Рождество, и посмотрела на календарь, только когда Эгерт спросил, где я буду встречать Новый, две тысячи девятнадцатый, год.

Сопротивление в Питере началось очень просто. С картонных трафаретов и баллончиков с краской, при помощи которых на всех доступных поверхностях наносились совершенно нейтральные объявления: "Аккумуляторы - продажа, перезарядка", - а дальше адрес и примечание: "открыто круглосуточно". Рядом с объявлением было нанесено в два цвета непременное граффити со светлым окном на темном фоне. Полина имела полное право сказать, что к этой идее она не имеет никакого отношения, разве что присутствовала при ее рождении. Автором был ее дальний знакомый и приятель Марины, Витыч, или Виталик, тоже анархист, как и они обе, байкер, реконструктор и разгильдяй, промышлявший ремонтом в режиме "что закажут" - офис так офис, квартира так квартира. Кафешки или столовки они тоже приводили в божий вид, начиная от сантехники и заканчивая электрикой. Виталик был человек сложной судьбы: вечный романтик в самом хорошем и самом плохом смысле одновременно, не успевший на свою войну в девяностых и считавший поэтому, что его жизнь прошла зря. После знакомства с Манифестом Убитого Города он наконец встретился со своим смыслом жизни и впрягся в идею Сопротивления так, как ни разу до того не впрягался. Так что схемами получения электроэнергии в мелкооптовых объемах желающих этим заниматься обеспечивал как раз он. Ну, в смысле первые дней десять или пятнадцать. Дальше оно пошло само.

Организовать круглосуточные дежурства в неформальских коммунах - дело пяти минут, главное понятно сказать, что можно, правда можно, и будет не по шее, а спасибо и даже сколько-то денег. К благому делу своих детей немедленно подключились и родители, охотно принявшие участие в программе "Свет в окне". Значки с желтым или белым окошком на черном или синем фоне делали во всех таких коммунах. Их малевали на коленке, заливали эпоксидкой и акрилом - и чем попало крепили к одежде каждого участника программы. У всех причастных при себе постоянно был целый карман визиток: напечатанных на машинке, написанных вручную, накатанных по трафарету - помоечного качества, но содержащих адрес ближайшей к ним точки и схему "как нас найти". Выработка электроэнергии "на коленке" шла прямо в точках, участвовавших в программе. Каждая такая точка была оборудована стеллажом, заставленным стеклянными банками с электролитом, велогенераторами и ручными динамо-машинами. Точки-коммуны не конкурировали за потребителей, наоборот, пытались впрячь кого-то дополнительного, чтобы поспать, поесть, покурить спокойно. Даже вечные конфликты отцов и детей на этом фоне растворились, как и не было их никогда. Все, кто впрягся, пахали не поднимая головы. В свободное время предлагали кусок поляны народу потолковей, и им тоже хватало места на рынке.