Куприян

О муже она вовсе не думала, потому что он был муж и казался ей неизбежным и неотвратимым, а его побои — должными и заслуженными.

Больше всего ей было жаль Куприяна. При воспоминании о нем она плакала сильнее и с тоской. По временам ей хотелось прямо побежать к нему, только побежать, потому что защитником от мужа, по ее мнению, он быть не мог. Матрена думала, что теперь нельзя уже будет его любить, и горько всхлипывала.

Но из всего того, что должно случиться, судьба маленького Федьки одна была ей совершенно ясна и понятна: забьет он его…

И ей это тоже казалось неизбежным и как бы законным.

VII

Куприян проснулся от скрипа ворот и струи холодного воздуха, хлынувшего ему в лицо, разгоряченное от сна и выпитой ночью водки.

На дворе было уже светло, хотя солнце еще не всходило. Ворота из темной рощи представлялись ослепительно белым четырехугольником, и на их светлом пятне вырисовывалась черная фигура мужика, высокою, седого и широкоплечего, в длинной рубахе и полосатых штанах, босого.

— Тута, что ли? — спросил он хриплым голосом.

Васька тоже поднял голову с сеном в волосах.

— Тут, — отвечал Куприян.

Мужик шагнул в ворота, видимо со света ничего не разбирая. Ощупью он нашел старый улей и медленно опустился на него, почесывая грудь и зевая.

Пронесло дождь-то, сказал он. Голос у него был густой, как из бочки, и усы мешали ему говорить.

Васька опять опустил голову.

Мужик подождал молча, пока глаза не освоились с темнотой, и потом повернул голову к Куприяну.

— Егор пришел, — сказал он.

— Знаю уж, — пробормотал Куприян.

Мужик помолчал.

— Что ж думаешь? — спросил он, серьезно глядя на него из-под мохнатых бровей…

— Там видно будет, — смущенно выговорил Куприян.

— Так, — неопределенно буркнул мужик.

Васька быстро поднял голову.

— Чего ж тут думать? — насмешливо спросил он. — Плюнуть, да и все тут!

Мужик недружелюбно поглядел на него, вздохнул и промолчал. Куприян потупился.

— Анютка у них на дворе была вечор, — заговорил мужик опять, поворачиваясь к Куприяну.

— Ну?

— Сказывала, чтобы тебе прийти сегодня… попоздней на огород. Матрена наказывала…

Куприян помолчал.

— Ладно, приду, — буркнул он.

— Так, — сказал мужик и встал, — хлеб-то есть? — спросил он.

— Хлеб есть, — ответил Васька, — а вот водку всю вылакали… пошли посудинку-то…

— Давай бутылку. Как откроют винную, пошлю.

Мужик вышел, затворив за собой ворота.

— Слышь, Купря, — заговорил Васька, — нам должно удирать… Махнем в Тарасовку к Пузатову.

Куприян ответил не сразу, точно не решался высказать что-то.

— Ну… — сказал он, — до завтра тута побудем…

Васька удивился.

— Какого черта? Гунявый говорит облава будет, исправник приедет ввечеру.

Куприян опять замолчал.

— А черт с ним! — с досадой махнул он рукой.

— А словят?..

— Поглядим, — упрямо возразил Куприян.

— Да ты чего тут не видал?

И Васька вдруг проворно сел.

— Неужели из-за бабы останешься?..

— А хоть бы и так, — глядя в сторону, ответил Ку-приян.

Васька улыбнулся во весь рот и поправил картуз.

— Что, тебе ее жаль, что ли? — спросил он.

— Жаль, — буркнул Куприян, стараясь не смотреть на Ваську.

Васька поглядел на него, потом присвистнул и рассердился.

— Жаль, жаль… Ишь какой жалостливый! Дурак. Чего жалеть? Что ей ребра пересчитали, так это дело житейское… не помрет. А помрет — похороним, пироги поедим честь честью! Да и чего жаль-то? Я и сам ее в таком разе потрепал бы…

Куприян покраснел и нахмурился.

— Зверье вы все, одно слово! — хрипло выговорил он.

— А ты — баба! — издевался Васька. — Ишь разжалобился… Баба самая непутевая, спуталась на стороне. Ну, мужу, конечно, не лестно… Он и поучит! Ты не бил бы небось?

Куприян тяжело сопел носом.

— Нет, ты скажи, — приставал Васька.

— Может, поучил бы, а может, и нет… А Матрену точно что жалко. Баба очень тихая!

— Пойди утешь.

— Пойду.

— Пойди, пойди, — издевался Васька. — Там тя Егор научит, как чужих баб утешать! А к исправнику так прямо в карман…

— Плевать мне твоему исправнику в рыло, — грубо буркнул Куприян. Захочу, так я их всех… А ты не лезь…

Васька хотел что-то сказать, но промолчал, увидя, что Куприян рассердился.

Он плюнул, махнул рукой и завалился на сено.

— Иди, куда хошь, шалый, — пробормотал он, — хоть к черту в зубы.

И запел довольно приятным разбитым голосом:

Эх, у попова тына-аПовстречалася дывчина-а…Повстречалася — рассталася…Другую встречу-у,И ту привечу-у.Эх, повстречалася — рассталася…

Куприян ухмыльнулся и мотнул головой. Васька подмигнул и еще удалей запел:

Повстречалася — рассталася!..

— Вот как, брат! — ухнул он.

Куприян опять насупился.

— Эх, гармоники нет! — щелкнул пальцами Васька. — Нашему брату фабричному без гармоники смерть! Я б, кажись, и помирал — на гармонике вечную память играл!

Васька засмеялся своей остроте.

— Складно, — одобрил Куприян.

За стеной послышались тяжелые шаги. Вошел старик Гунявый. Как и прежде, он сначала подождал, пока глаза освоятся с темнотой.

— Водку принес? — спросил Васька.

— Не, — сумрачно ответил Гунявый и почесал волосатую грудь.

— Что так? Гунявый помолчал.

— Вы вот что, — заговорил он, — валите пока что к лесу… Сейчас писарь приехал. Сказывают, урядник нонче приедет, а завтра становой с исправником; облава на вас будет…

— Вот так фунт! — побледнел Васька.

Куприян нахмурился и встал.

— Тэк-с, — сказал он. — Слушай, дед, мы, значит, сейчас к лесу через село. Ежели кто увидит, скажем, что от облавы идем. Писарь, чай, увидит. Ну, облаву утром в лес, а мы вечерком из лесу сюда… пусть ищут.