Куреневский голем
Шрифт:
– А про документы вы ей не напомнили? Куда она их забрала? И для чего?
– Сказала, что забыла у прораба подписать.
Голос, раздавшийся у меня за спиной, заставил вздрогнуть.
– Играем в сыщика, товарищ Зайчик?
– майор смотрел на меня равнодушно и без удивления.
Я покорно плелся за майором, пытаясь придумать хоть какую-то версию. Итак, Прокопчук рано утром приходит к церкви, встречается с Аскеровым. Он ее любовник? Или подельник? Был ли у него мотив? Допустим, был. Их видит завхоз. Кстати, Нина Марковна тоже подозрительна... Нет, сосредоточимся на Аскерове. Он выжидает, пока Прокопчук уходит,
Я поднял голову и замер, разглядывая прекрасное лицо богоматери на иконе. Внизу была табличка с подписью, что это работа М.Врубеля. Стыдно сказать, но в отличие от майора я в первый раз слышал эту фамилию. В громадных глазах богородицы застыла невыразимая печаль и тихая мольба, словно она уже тогда знала о том ужасе, что произойдет с ее неразумными сынами, но все-таки на что-то надеялась... А еще почему-то ее лицо напомнило мне Зою... Господи! Я застыл каменным изваянием, уставившись на скорбный лик.
– Товарищ майор, вы знали, что Прокопчук сотрудничала с немцами во время оккупации?
Он остановился и полез за сигаретой. Одна из сотрудниц шикнула на него, и Кузьмин недовольно скривился, но послушно спрятал пачку.
– Это не подтвердилось. Товарищ Зайчик, не путайтесь у меня под ногами. Отправляйтесь домой.
– Разве я не арестован?
Майор пожал плечами и кивнул на икону, перехватив мой застывший взгляд.
– Хороша, да? А вон там, - он указал на фрески над алтарем, - тоже идет реставрация. Небо. Лазурь. Частицы краски схожего цвета были обнаружены в ране убитой. Теперь Аскеров под подозрением. Как только эксперты установят, чем именно закололи Прокопчук, его арестуют.
Майор развернулся и пошел прочь из церкви. Я бросился за ним, догнав только на дворе.
– Но разве он мог зарезать и потом вернуться на работу? На нем бы заметили кровь.
– Все не успокоитесь?
– цыкнул на меня Кузьмин и полез за сигаретой.
– Вы много курите. Вредно же...
– машинально сказал я и осекся, сообразив, что повторяю слова Верочки.
Майор раздраженно хмыкнул, неожиданно смял почти пустую пачку сигарет и выкинул ее в овраг.
– Заколоть и зарезать - не одно и то же. Прямой удар в сердце заточкой не будет кровить.
– Ее убили заточкой?
– Нет, но точно знали, куда бить - прямо в сердце. Хотя могли и случайно попасть, рана глубокая и неровная, как от осколка стекла.
– Осколка?
– переспросил я, и во рту неожиданно пересохло.
– Осколка керамики?
– Возможно, - Кузьмин внимательно смотрел на меня.
– Вы что-то вспомнили?
Неужели Зойка? Но она же не в себе... Так может поэтому?..
– Голем...
– вырвалось у меня.
– Выражайтесь яснее.
– Я не уверен, но... Понимаете...
Я видел осколки голема... Это игрушка такая... Еврейская... У девочки... Нет, она уже взрослая, просто немного того... Или много? И они цветные!Кузьмин смотрел на меня с едва уловимой брезгливой жалостью.
– Какой же вы тюфтяй, Анатолий Степанович...
– покачал он головой.
– Вы видели у ребенка глиняную разноцветную игрушку?
– Точно! У нее руки были порезаны, а ноги не было
– У кого?
– терпеливо спросил майор.
– У Зои. То есть руки. А ноги не было у куклы. Зоя здесь пациентка. Ее родители погибли из-за Прокопчук, та сдала их немцам, потому что они были евреями. И Зоя могла...
– Не могла. Обвальный утверждает, что видел на участке высокого мужчину, который ссорился с убитой. У вас еще есть версии или закончились?
– Мужчину? Так почему же он не опознает...
Кузьмин с досадой сплюнул на пол.
– Он не видел лица. Запомнил только рост и телосложение.
Я попытался вспомнить, какой рост у Зои. Вот она протягивает осколки профессору, смотря на него снизу вверх. Она ниже Льва Михайловича почти на голову... Я облегченно вздохнул и улыбнулся.
– Кроме того, звонок в горисполком тоже был от мужчины. Осталось найти орудие убийства и выяснить, откуда звонил Аскеров.
– Отсюда разве не мог?
– Нет. Телефонный кабель отсырел, и реставраторы почти неделю сидели без связи. Вероятно, Аскеров позвонил из приемного отделения Павловской психбольницы. Это ближе всего.
– Но зачем?
– вырвалось у меня.
– Полагаю, чтобы отвлечь от истинных мотивов убийства, списав их на диверсию. Ему это почти удалось. Товарищ Зайчик, на этом вы успокоитесь и перестанете путаться у меня под ногами? Или вас задержать?
Я не ответил, пытаясь понять, что меня тревожит. Что-то было не так, неправильно... Я пытался осмыслить все, что мне удалось узнать, отматывая назад. Завхоз, что она говорила?
– Нина Марковна. Документы. Вы их нашли?
– Злоупотребление служебным положением убитой еще предстоит...
– Лиса на воротнике... У нее же была лиса?
– Товарищ Зайчик, это уже вас не...
– Выбрак... Лиса драная... Драная! Но пальто новое... Новое же, да?
Кузьмин скрипнул зубами, но я уже ухватил ускользающую мысль за рыжий хвост.
– Горисполком... Он звонил? Нет, он позвонил. Позвонил, но опоздал!
Я сорвался с места и понесся по крутому склону вверх, карабкаясь и не обращая внимания на окрик майора остановиться. Мне легко удалось оторваться от пыхтящего следом Кузьмина, я знал эти овраги, как свои пять пальцев, поэтому добрался до корпуса Павловки первым. Влетел на второй этаж, нашел знакомый кабинет и ворвался внутрь, закрыв за собой дверь.
– Лев Михайлович! Прошу вас, скажите, что вы...
– Зайчик, откройте немедленно!
– забарабанил майор в дверь.
– Толик, что случилось?
– Вы видели Прокопчук тем утром? Поссорились с ней из-за Зои? Вы просто защищаете Зою, верно?
Профессор устало вздохнул и отодвинул меня в сторону.
– Не надо, Толя, - он открыл дверь, впуская Кузьмина.
– Это я. Я ее убил.
– Да нет же! Вы просто свидетель. Это ведь вы позвонили в горисполком, когда увидели, что дамбу прорвало? Но опоздали... Прошу вас, скажите, что так все и было!