Курьер запаздывает

Оказывается, телефонного звонка. По тому, с какой поспешностью снимается трубка и как каменеет лицо представителя ОВРА, я понимаю, что в этом телефонном звонке таится моя судьба.

–  Да. Беллини.
– Пауза.
– Ну и что же?
– Еще пауза.
– Понимаю. Вы пробовали рентген?
– Третья пауза, очень длинная и неприятная.
– Нет, нет, ни в коем случае. Я говорю: ломать не надо… Сложите все и несите ко мне.

Старый добрый чемодан, милое фибровое чудовище со старомодными металлическими углами. Я проклинал тебя, неся до вокзала в Софии и изнемогая от твоего непомерного веса. Сейчас, если только я что-нибудь смыслю в логике, тебя принесут сюда, и начнется заключительный акт церемонии. Надеюсь, не самый неприятный.

Снимаю шляпу и обмахиваюсь ею, как веером. Мне и в самом деле душно.

–  Я могу сесть?

–  Да, да, конечно!… Пеппо, подвинь стул господину.

С достоинством опускаюсь на сиденье и наваливаюсь на спинку. Стул скрипит. Господи, где они откопали такую рухлядь?

Кладу шляпу на колени, прикрыв ею Э.Уоллеса. Кто знает, не захотят ли эти двое напоследок заинтересоваться книгой? В ней ничего нет ни в переплете, ни между страницами, но представители ОВРА могут не удовольствоваться поверхностным осмотром и растерзать обложку. “Не люблю растрепанные книги, - думаю я.
– Между прочим, мне никто не сказал, что на таможне в Триесте рентген. Надо запомнить…”

Коротая время, достаю сигареты. Предлагаю Беллини и Пеппо. Беллини с видом знатока смакует каждую затяжку. Натянуто улыбается.

–  Не будьте в претензии, синьор Багрянов. Поверьте мне, Италия - самая гостеприимная из стран в Европе.

–  В мире, - поправляет Пеппо.

В третий раз я слышу все те же слова о гостеприимстве. Неужели ими встретят меня в Швейцарии и Франции? И кто в итоге окажется самым гостеприимным - швейцарская БЮПО, полиция генерала Дарнана [5] или имперское гестапо?

–  Чего мы ждем, синьоры?

–  Ваш багаж.

–  Он нужен вам?

–  Нам? Нет, синьор.

–  Тогда почему его несут сюда, а не в вагон?

Беллини тянется к телефону. Прижав трубку к уху и набирая номер, говорит:

–  Я думал, вы захотите убедиться, что ничего не пропало.

–  А могло пропасть?

–  О что вы!
– И в трубку.
– Беллини… Закончили паковать? Хорошо. Тогда несите прямо в вагон.

Закончив разговор, Беллини встает… Я слушаю его извинения с видом посла на приеме у Бориса III Обмен рукопожатиями происходит под аккорды взаимных улыбок.

Пеппо сопровождает меня до перрона. Киваем друг другу и расстаемся - дай бог, если навсегда. Хотя инцидент и исчерпан, хотя Беллини ничего не записал в процессе разговора, я склонен полагать, что в Милане меня не обойдут вниманием.

У вагона нахожу Дину и Альберто. В руках у Дины бутылка “Виши”. Кажется, они и не подозревают о причине моего отсутствия; в противном случае Дина не была бы так заботлива. Альберто протягивает мне бумажный стаканчик. Вода теплая, но я пью с удовольствием.

4. ИЮЛЬ, 1942. МИЛАН-РИМ-МИЛАН

– Будем откровенны. Вы должны были этого ожидать. Я уверен, что вы знаете все и, как человек проницательный, вероятно, догадались, что и мне известно многое. Так какова наша позиция относительно друг друга?…

– Я не совсем вас понимаю… Мне не ясна ваша цель…

– То есть вы хотите сказать, с какой целью я навожу эти справки?

Р.Л.Стивенсон,

Потерпевшие

кораблекрушение

Интересно, что испытывает собака, потерявшая хозяина? Я нередко видел: бежит по улице пес с растерянной мордой, тыкается носом в углы… Двухдневные поездки; сопряженные с непрерывными и безуспешными поисками, заставили меня вспомнить об осиротевших собаках и проникнуться к ним сочувствием.

На миланском вокзале я распрощался с Вешалкой. Фон Кольвиц после триестинского испытания вновь проникся доверием и подтвердил желание поговорить со мной по телефону в Берлине. Я поблагодарил его, дав себе слово забыть и номер телефона, и сам факт существования оберфюрера СС.

Прежде, чем думать о Берлине, следовало добраться до Рима, и здесь мне помог Альберто. Короткого звонка в полицию - прямо из будки на вокзале - оказалось достаточным, чтобы через час я получил разрешение на недельное проживание в Милане и поездку в столицу. Альберто с шиком довез меня до квестуры на своем “фиате”, таком огромном и черном, что его можно было принять за катафалк.

–  Не забывайте нас, - сказала Дина.
– Милан полон соблазнов, но лучшее, что в нем есть, - это друзья.

Адрес Дины я записал еще в вагоне. Альберто, сопя, протянул мне мягкую вялую лапу.

–  Не обижайте малышку…

“Фиат” сверкнул отмытым лаком и умчался, а я, разделавшись с формальностями в квестуре, поплелся на вокзал, чтобы ехать в Рим.

…Визит в Вечный город оказался бесплодным… Выходя из швейцарского посольства, я пожалел, что отпустил такси, - весь разговор занял десять минут. Пока я ловил машину, чтобы вернуться на вокзал, подробности, всплывшие в памяти, отравляли душу, и Рим показался мне дурацким скопищем дворцов, ханжески подновленных церковных развалин и рваного белья, сохнувшего на веревках в переулках…

–  Не думаю, чтобы с визой что-нибудь вышло, - говорил мне швейцарец с корректной полуулыбкой.
– Почему вы не обратились в посольство у себя на родине?

–  Меня лимитировали сроки.

–  Напрасно. Софийские коллеги навели бы справки, не затягивая. Здесь это сделать труднее: кто знает, как скоро будет получен официальный ответ.

–  Я не собираюсь задерживаться в Берне или Женеве. Мне нужна транзитная виза, чтобы через Швейцарию и Францию добраться до Берлина. Это меняет дело?

–  На всякий случай заполните эти бумаги и побеспокойтесь о финансовом поручительстве вашего посольства… Не понимаю, почему вы не хотите действовать через свой консульский отдел?

–  Сколько времени это займет?

–  Месяца два, я полагаю.

–  Вот видите! Потому я и рискнул прийти непосредственно к вам.

–  Боюсь, что все-таки напрасно, господин Багрянов. Хотя я и попробую что-нибудь для вас сделать… Для начала запаситесь официальным подтверждением вашей кредитоспособности. Это многое упростит.