Курьер

Мужчины занимают классическую позицию: один у окна, второй у дверей, третий на подхвате. Четвертый же садится в свободное кресло к нам лицом и небрежно закидывает ногу на ногу. Шляпа при этом остается у него на голове, что лишний раз подтверждает, во-первых, его начальственный статус в этой компании, а во-вторых, недружественность данного визита – все-таки здесь дамы. Хотя, с другой стороны, откуда мне знать, в чем у них проявляется дружественность и галантность, а в чем нет? Петрович вон тоже шляпу не снял, но Петрович – это особая статья.

– Чему обязана? – Мария вновь садится и, как мне кажется, демонстративно тоже закидывает ногу на ногу.

– А то ты не знаешь? – ухмыляется главарь. Глаза у него, как и положено главарю, льдисто-голубые, губы и нос тонкие, лицо худощавое, на вид – мой ровесник или чуть старше. – Мы же договорились вроде бы. Кто эти люди?

– Мы-то люди, – вступаю я. – А вот вы кто такие?

– Это неважно, – отмахивается голубоглазый и продолжает, обращаясь к Маше: – Я жду ответа. Не заставляй меня применять силу.

– Силу? – переспрашиваю я с максимальной иронией, на какую только способен.

– Вы бы помолчали, – советует главарь. – Я не с вами разговариваю.

– Зато я разговариваю с вами! – немедленно отвечаю цитатой из самого известного романа Дюма. Видимо, облачение незнакомцев, манера их поведения вместе с сопутствующими обстоятельствами так действуют. Странно, раньше я как-то не замечал в себе особой склонности к мушкетерской романтике.

– Хорошо, – он обращает на меня взор своих голубых глаз. – Давайте поговорим. Но только коротко, потому что времени мало. У меня, во всяком случае. Как я понимаю, вы явились сюда, чтобы узнать о судьбе детей? Так вот, с детьми все хорошо. Я удовлетворил ваше любопытство?

– Нет, – качаю головой. – Вы совершенно меня не удовлетворили, потому что любопытство здесь ни при чем. Мы прибыли не для того, чтобы узнать о судьбе наших детей, а для того, чтобы вернуть их домой.

– Этого не будет, – заявляет главарь, как мне кажется, весьма нагло. – Они нам необходимы здесь, и они здесь останутся.

– Вам не кажется, что это жестоко и негуманно по отношению к нам, людям? – намеренно увожу разговор чуть в сторону.

– Может быть, – соглашается он. – Но у нас нет другого выхода. Иначе цивилизацию наших хозяев не возродить. А мы и были созданы именно с этой целью. Вы знаете, что мы искусственные разумные существа?

– Знаю, – говорю. – Но, по-моему, ключевое слово здесь «разумные».

– Ключевое слово – «искусственные». А нам требуются настоящие. То есть ваши дети. Могу заверить, что ничего плохого с ними не случится. Просто они дадут новую жизнь цивилизации, которая старше не только вашей Земли, но и всей галактики Млечный Путь.

– А у них вы спросили? Или у нас?

– Зачем? – удивляется он. – И так понятно, что вы не согласились бы. Ничего страшного. Вас, людей, много, нарожаете еще.

– Ах ты, сука! – вскакивает со своего кресла мой стажер. – Да я тебе сейчас глаза выцарапаю!

Во время всего разговора я стараюсь думать очень быстро. И частично мне это удается. Во всяком случае, я успеваю понять, что здесь что-то не так. Если бы этот главарь мог, он уже бы вышвырнул нас. Или вообще не допустил нашего появления с самого начала. Но мы здесь. И совершенно неважно в данном случае, где именно это «здесь» находится. Главное – здесь, и где-то здесь наши дети. А это значит…

Додумать мысль до самого конца времени мне не хватает, но это уже неважно, потому что наступает пора не думать, а действовать.

– Вы мне надоели, – сообщает главарь и, повернув голову к своим «гвардейцам» (так я их про себя окрестил), добавляет: – Уберите их отсюда. Совсем.

Если дошло до драки, то бить нужно так, чтобы противник не встал. Этому меня учила жизнь, и я ни разу не усомнился в справедливости ее уроков. В следующее мгновение мое кресло летит в того, кто занял позицию посреди комнаты. Летит удачно – оба падают на пол. За это время я успеваю очутиться рядом с главарем и с ходу наношу ему удар в челюсть. Он как раз быстро встает мне навстречу, и скорость его тела складывается со скоростью моего кулака. Плюс наши массы (я, между прочим, вешу 82 кило – только мышцы и кости, никакого жира). Все вместе дает замечательный результат: противник на спине и не двигается. Правда, я в кровь разбиваю костяшки пальцев, но обращать на такой пустяк внимание нет времени, потому что на меня кидаются оставшиеся двое – от окна и от двери. Да и третий, которого я сшиб креслом, уже на ногах… Недолго он на них остается. Краем глаза вижу, как Петрович хватает лежащую у камина кочергу, подскакивает и бьет «гвардейца» по голове. С залитым кровью лицом, тот падает, но Петрович и сам немедленно получает сильный удар в лицо от того противника, который двигался на меня со стороны дверей… Затем я теряю контроль над общим ходом событий, так как «оконный» и «дверной» оказываются умелыми ребятками, и мне некоторое время приходится весьма туго. Я пропускаю несколько тяжелых ударов, которые сбивают мне дыхание, отступаю к стене, мне удается один раз попасть в одного из них ногой, затем я вижу, как Ирина с пронзительным криком прыгает на спину второго и вцепляется ногтями ему в щеки, но тот резким круговым движением сбрасывает ее с себя и снова кидается вперед…

В конечном счете я обнаруживаю себя придавленным к полу телом одного из «гвардейцев». Тело совершенно неподвижно и весит, как мне кажется, не меньше центнера. Спихиваю его в сторону, не без труда поднимаюсь на ноги и оглядываю поле битвы.

Все четверо живописно лежат и не шевелятся.

Кресла, кроме того, в котором, ошеломленно-испуганно хлопая глазами, сидит искусственное разумное существо Маша, перевернуто. Тут и там на полу видны пятна крови.

Мои все целы, хоть и растрепаны. Под правым глазом Петровича уже наливается роскошный фонарь, а у Ирины, кажется, разбита верхняя губа. Но вид бравый – хоть сейчас опять в бой. Петрович, как родную, держит наготове кочергу, Ирина – ножку от кресла. Интересно, она сама ее отломала?

– Очень хорошо, – говорю. – Благодарю за помощь. Теперь этих уродов надо связать, пока не очухались.

– Не надо, – подает голос Маша. – Они теперь очень не скоро… очухаются.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю себя. А они такие же.

– Скажите, – задаю вопрос. – А в этом… мире есть, кроме нас и наших детей, хоть одно неискусственное разумное существо? Желательно из тех, кто обладает ответственностью и принимает решения?

– Нет.

– Ясно. Тогда почему я должен вам верить?

– Потому что я приняла решение, – она делает ударение на «я».

– Какое же?

– Я пойду с вами и постараюсь помочь вернуть детей. Сама я ничего не могла сделать. Этика.

– Очень хорошо. Куда и когда идти?

– Сейчас. У нас не очень много времени. С каждым часом вернуть детей будет все труднее. Здесь не очень далеко, а идти не надо – кони у крыльца. Только возьмем шляпы и плащи. Для маскировки. Не уверена, что в случае чего это поможет, но все-таки.

– У этих? – киваю на «гвардейцев».

– Да.

– У меня своя шляпа есть, – гордо сообщает Петрович. – И я умею ездить верхом.

– Сережа, – обращается ко мне Ирина, – тебе не кажется, что все это сильно отдает каким-то безумием? Кони, шляпы, плащи… Что вообще здесь происходит? И потом, не знаю, как Петрович, а я не умею ездить на лошади!

– Это не трудно, – говорит Маша. – Я покажу.

– Чепуха какая-то! – фыркает мой стажер. – Сон и бред.

– В этом есть доля истины, – соглашается Маша. – Все, что вы видите вокруг себя, чувствуете и ощущаете, в какой-то мере смоделировано вашим подсознанием. Но это вовсе не значит, что вы находитесь вне определенной реальности.