Курортный роман

Немного опомнившись и стерев выступившие на лбу капли пота, покраснев, посмотрел на Дашу. Она лежала молча, выравнивая дыхание. Ему стало стыдно. Он вел себя хуже, чем пацаненок на первом свидании. То, что он делал, называлось примитивным словом «трахать». Что тут говорить? Как оправдываться? Объяснять, что он впервые в жизни потерял над собой контроль и не понимал, что творит? Что вообще не чувствовал собственное тело, не то, чтобы им управлять?!

– Извини, не сдержался. Ты на меня не сердишься?

Она чуть повернулась к нему, недоумевая, за что он просит прощения. От ее легкого, почти незаметного, движения он испугался, как никогда в жизни, решив, что она разочарована, что ей с ним скучно, неинтересно, что она уходит. Вцепился в нее обеими руками, чтобы удержать и почти панически попросил:

– Не уходи, я всё поправлю, вот увидишь! Будет гораздо лучше, если ты позволишь!

Ее взгляд стал еще более озадаченным и она неосознанно пошевелила пальчиками, лежащими у него на груди, отчего у него перехватило дыхание. Не вставая, он стянул с себя футболку, с Даши бережно снял блузку и простенький хлопковый лифчик. Скомканную юбку она вытянула из-под себя сама.

В упоении провел руками по ее податливому телу, чувствуя, как напрягаются ее соски и становится прерывистым дыхание. От нее пахло свежестью, чуть приправленной запахом ландыша. Он лизнул сосок, тут же принявший форму твердого бугорка, и она неожиданно подалась к нему, положив теплую ладонь на его затылок. Это так возбудило его, что ему пришлось собрать всю силу воли, чтобы не накинуться на нее снова.

Дрожащими от напряжения губами втянул в себя ее затвердевший сосок и услышал сдавленный стон. Она запустила пальцы в его волосы и легко погладила кожу. Сильнее прижала его голову к своей груди. Почувствовав сильнейшее напряжение в паху, он виновато вскрикнул:

– Извини, милая, больше не могу! – и гибким движением оказался сверху.

Дыша размеренно и неглубоко, задвигался во всё убыстряющемся темпе, пока не заметил испарину у нее на лбу и порозовевшие щеки и шею. Тогда он удвоил темп и с удовлетворением почувствовал ритмические сокращения ее тайных мест.

Даша выгнулась под ним дугой, рефлекторно сжав руки на его плечах. Он почувствовал, как она судорожно царапает ему кожу, и нежданно почувствовал себя таким потрясающе счастливым, будто исполнилось его самое заветное желание. Поняв, что ее судороги слабеют, дал волю себе и тоже забился в сладостных конвульсиях. В изнеможении упал на нее, не осознавая, что слишком тяжел для ее хрупкого тела.

Он понял это позже, когда в голове рассеялся дурман, и он почувствовал, как тяжело и неровно она дышит.

– Прости, милая! – шепнул с искренним сожалением. – Я тебя чуть не раздавил! – Сполз с нее и обессилено улегся рядом, положив ее голову к себе на плечо.

Даша ничего не ответила, и он, к своему удивлению, увидел, что она крепко спит. Почему-то стало обидно, и он изумился собственной непоследовательности. Неужели ждал, что она всю ночь будет говорить с ним о любви, поэзии, девичьих грезах? Сказав себе, что обижаться ему не на что, прекратил романтические бредни, пошарил на полу, нашел упавшее одеяло, старательно укрыл ее и себя. Подумал, что неплохо было бы тоже соснуть, но сна не было.

Тихо лежал, наслаждаясь близостью такого желанного, такого нежного тела и мечтал, чтобы так было всегда. Вспоминать о ее муже себе запретил. К чему портить неземное блаженство? Не об этом ли говорил ему Толик?

При мысли о Толике настроение сразу испортилось. Хотя слово «испортилось» не передавало и сотой части того, что он чувствовал. Юрий нахмурился и сильнее прижал к себе Дашу, как будто хотел защитить от чего-то на редкость мерзкого.

Но действительность уже подняла свою уродливую голову, заставляя посмотреть ей в глаза. Если был Толик, значит, были и другие. Он трусливо зажмурился, прячась от неприглядной правды. Зачем думать об этой ерунде? Она наконец-то с ним, чего еще ему надо?

Луна, уже больше не скособоченная, как вечером, а принявшая форму правильного круга, в окружении несколько поблекших звезд плавно спускалась к горизонту, обозначая, что ночь подходит к концу, а Юрий всё еще не мог прийти в себя и осознать случившееся. Все это вполне можно было принять за сон, если бы не Дашино тело рядом.

В темноте виднелись очертания ее бледного лица, и он едва удерживался, чтобы не поцеловать ее в чуть приоткрытые губы. Уговаривал себя потерпеть и дать ей поспать, она наверняка измучилась. И куда теперь спешить? Наверняка этих ночей у них будет очень много. Насколько много, думать не хотелось, это обязывало принимать более ответственные решения, чем он привык.

В ванной что-то глухо заклокотало и Даша проснулась, как от толчка, мгновенно открыв еще сонные глаза. На столе зеленоватым фосфорическим светом мерцали часы, показывая семь ноль-ноль. Она испуганно охнула, стремительно вскочила с кровати и принялась лихорадочно натягивать валяющуюся на полу одежду.

Вытянувшись на кровати и закинув руки за голову, Юрий с удовольствием любовался ее быстрыми ловкими движениями. Надев белый халат, она нервно оглядела пол в поисках шпилек. Нашла штуки четыре, скрутила волосы в тяжелый узел и воткнула в него шпильки, заставив его каким-то чудом удержаться на голове.

Он встал, не одеваясь, чувствуя, что снова хочет ее и злясь на свое тело за его ненасытность. Она, безвольно опустив руки, вопросительно смотрела на него, чего-то ожидая.

Ему захотелось сказать ей что-то нежное, такое, что сделало бы эту ночь незабываемой. Может, признаться, что такого с ним никогда не бывало и он запомнит эту чудную ночь на всю жизнь? Но этого ли она от него ждет?

В голове возник трубный голос Толика, заявлявшего, что наутро отдал ей тысячу баксов. Пытаясь быть щедрее, неловко полез в карман пиджака, висевшего на спинке стула, вытащил деньги, сжал их в кулаке и замер, не решаясь отдать. Впервые в жизни отчаянно смущаясь и не понимая, правильно делает или нет, протянул нетоненькую пачку и еле выговорил:

– Это тебе! Ночь с тобой – фантастика! – и просительно добавил, пытаясь справиться с внезапно задрожавшим голосом: – Надеюсь, мы с тобой часто будем встречаться? – Тревожно заглянул в ее глаза и прошептал, всей душой желая услышать «да». – Приедешь ко мне в эти выходные? Я буду ждать…

Даша судорожно сглотнула и замерла, будто от безжалостного удара. С лица быстро сползли все краски, и на побелевшем лице остались жить только глаза. В них было столько боли, что у Юрия самого заболело сердце. Что он наделал?

Но вот глаза стали тускнеть, как будто из них по капле уходила жизнь. Через мгновенье они превратились в абсолютно безжизненные стеклышки, глядящие на него с полнейшим равнодушием.

Он в ужасе протянул к ней руки, желая извиниться и как-то замять свой роковой промах, но она угловато, слегка пошатываясь, что было необычно для ее грациозной фигуры, выскользнула из номера.

Юрий хотел броситься за ней, но, вовремя взглянув на себя в высокое зеркало в прихожей, застонал и стал судорожно одеваться. Как всегда, когда сильно торопишься, одежда строила козни: запутавшиеся штанины не распутывались, носок исчез в бездне под кроватью, ботинок вообще канул в лету.