Курс на жизнь

Лора прикрыла глаза, слушая его. Желчь поднялась изнутри, загорчила во рту, вызывая желание сплюнуть. Она росла среди этого: грязные политические игры, игра в поддавки, лживые улыбки и скрытая ненависть. Вникать в то, от чего сбежала из дома, совершенно не хотелось. Особенно сейчас.

— А что со мной? — Лора открыла глаза и в упор посмотрела на Дэвида. Тот, впрочем, не смутился. Пожал плечами и бодро ответил:

— Мы сделаем всё, чтобы уверить тех, кто на вас охотился, в том, что вы ничего не знали. Простите, но придётся выставить вас обезумевшей от любви девицей, которая поехала за любовником, ввязавшись в авантюру. Для прессы вы останетесь жертвой, не волнуйтесь, — поспешно заверил он.

— У вас всё продумано, — горько сказала Лора, переходя на шёпот: — Всё, чтобы прикрыться Крисом.

— Он всё понимает, уверяю вас. — Теперь Дэвид смотрел на неё совершенно серьёзно. — Для него это тоже отличный шанс начать всё сначала. Никакой судимости. ФБР использует программу защиты свидетелей, сейчас ему создают новую личность: страховка, образование, счета, история. Он сможет начать жить заново.

«А как же я?» — забилось в голове у Лоры. Он начнёт жить сначала, но что делать ей? Словно прочитав её мысли, Дэвид тихо добавил:

— Я надеюсь, вы понимаете, что в ближайшее время возможности увидеться у вас не будет. За вами сейчас будут пристально наблюдать. Мы, конечно, приставим к вам агентов, они будут следить за вашей безопасностью, не привлекая внимания. Но люди, замешанные в убийстве сенатора Смита и покушении на вас, тоже будут неподалёку.

— Как… — Лора кашлянула, в горле внезапно пересохло. — Как долго это продлится?

— Не знаю, — честно ответил Дэвид и тихо вздохнул. — Несколько месяцев. Может, год.

Год. Внутри всё похолодело, оборвалось, и Лоре показалось, что она падает с бешеной скоростью в бездонную пропасть. Год, за который она не сможет не только увидеться, просто позвонить Крису. Услышать его голос. Перед глазами всё поплыло, задрожало, и Лора отвернулась, до боли закусив щёку, но слёзы всё же потекли из глаз, закапали на подушку. Заметив это, Дэвид деликатно кашлянул и поднялся.

— Я ещё навещу вас. Позже. Расскажу, что именно надо говорить на допросе и какое заявление сделать прессе. А ещё, — он помялся у дверей, — передам письмо от Криса.

«Если он захочет его написать». Дэвид не произнёс этого, но фраза так и повисла в воздухе, наполняя сердце оглушительной болью. Лора смотрела на стену перед собой, пока она не перестала расплываться перед глазами. Ощущение невосполнимой потери обрушилось так стремительно и придавило так сильно, что не осталось сил даже пошевелиться. Умом она прекрасно понимала, что в сложившихся обстоятельствах действительно лучший выход для Криса — умереть для всех. Но сердце отказывалось слушать, с каждым ударом разнося жгучую боль по венам. Чувство оглушительного одиночества поглотило, затягивая в чёрную дыру, из которой придётся выбираться, постепенно собирая себя по осколкам. Сам того не зная, Крис стал для неё всем: воздухом, жизнью, необходимостью, без которой невозможно существовать. И теперь его отняли у неё, не дав даже возможности попрощаться. Несправедливо. И страшно.

Дэвид действительно зашёл через два дня, принёс тонкую папку с протоколом, в котором сухими фразами сообщались выдуманные подробности её похищения. Ложь от начала и до конца, в которую теперь должны были поверить не только её друзья, коллеги и вся Америка, переживавшая за несчастного хирурга, похищенного убийцей и маньяком. В эту ложь прежде всего должна была поверить она сама, чтобы ни у кого не возникло и крохотного подозрения, что она может представлять опасность.

А ещё Дэвид, смущаясь, положил на тумбочку у кровати простой белый конверт. Лора бросила на него взгляд, и сердце встрепенулось, забилось так быстро, что стало тяжело дышать. Но она твёрдо пообещала себе, что сначала ознакомится со всем, что теперь следует говорить прессе и следователю, а после — дома, в больнице. И только когда Дэвид убедился, что она всё выучила, и ушёл, забрав с собой папку, Лора взяла в руки конверт и несколько минут просто смотрела на него, не решаясь открыть.

Почерк Криса оказался ровным, чётким, под идеальным наклоном — ничего лишнего. Лора никогда не думала о том, как чужой почерк может ассоциироваться с человеком, а теперь смотрела на строчки и моргала, прогоняя слёзы — показалось, что Крис сейчас сидит рядом и смотрит своим спокойным, непроницаемым взглядом тёмных, почти чёрных глаз. В груди вырос ком, объёмный, обширный, он заполнил собой всё, и Лора невольно прижала ладонь к горлу, пытаясь протолкнуть его, сделать короткий вдох.

Здравствуй. Думаю, нет смысла объяснять причину, по которой я не смог прийти — Дэвид наверняка всё тебе рассказал. Уверен, ты также понимаешь, что так будет лучше для всех, и прежде всего — для тебя. Для твоей безопасности. Ты заслужила спокойную, безопасную жизнь, уверен, теперь она у тебя будет. Время, которое я провёл рядом с тобой, навсегда останется в моей памяти. Ты самая удивительная и невероятная женщина, которую я когда-либо встречал. За каждый день, проведённый рядом, я буду вечно благодарить судьбу. Прошу, не пытайся меня искать, помни — за тобой будут следить, и следить пристально. Спасибо тебе за всё. Крис.

Лора снова и снова пробегала глазами строчки, пытаясь найти между них слова, которые он мог бы сказать при встрече и не пожелал доверять бумаге. Слова, которые хотел бы сказать. Искала и не находила. И тогда на смену тоске пришла обида. Сейчас, когда Лора наконец поняла, как сильно его любит, когда так нуждалась хотя бы в малейшем проявлении нежности с его стороны, в надежде, которая помогла бы перенести вынужденную разлуку, Крис прощался с ней. Сухо и почти официально. Все её страхи и сомнения нашли подтверждение в этих строках: она никогда не значила для него столько же, сколько он значил для неё. И теперь уже никогда не будет… Руки сжались в кулаки, письмо жалобно зашелестело и улетело, отброшенное дрожащей рукой, куда-то к ногам. Лора спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

***

Никогда ещё возвращение домой не давалось так тяжело, как сейчас. Наверное, потому что Крис понимал — этот приезд в Сиэтл скорее всего последний в его жизни. Он любил свой родной город, любил за неторопливость уютного пригорода, за морской бриз и многочисленные паромы, за шум делового центра и яркий блеск ночных огней. Он мог бы часами рассуждать о том, что его город — самый лучший на земле. И теперь должен был его покинуть. Вещи из съёмной квартиры давно уехали в контейнере в новую жизнь. По-хорошему, ему вообще не следовало появляться здесь, но Крис твёрдо пообещал Дэвиду, что не будет приближаться ни к дому Лоры, ни к её больнице. Прошёл всего месяц, папки дел на нескольких министров, десяток помощников, а также, наконец, на неуловимого Келли постепенно разрастались, но до того, чтобы обвинить их, было по-прежнему очень далеко. Всё, что смог выторговать Крис для себя — возможность попрощаться с друзьями и оставить им свой новый адрес. Дэвид уверял, что за Дэниз и её родными никто не следит — вероятнее всего, её не считали сколько-нибудь важной фигурой, чтобы тратить на неё своё время. В отличие от Лоры…

Крис вздохнул и посмотрел в боковое зеркало, невольно потёр короткую бороду, которую пришлось отрастить. Когда Дэвид сказал, что ему придётся исчезнуть, Крис не возражал. Он даже признал, что и сам предложил бы это, только бы отвести все подозрения от Лоры. По его просьбе Дэниз позвонили в тот же день, когда задержали Майка. Предупредили, чтобы не верила ничему, что увидит в новостях. На этом всё — весь следующий месяц Крис провёл в квартире, о которой говорил Дэвид, не выходя на улицу и следя за происходящим из новостей.

Всякий раз, видя на экране Лору, осунувшуюся, похудевшую, невероятно хрупкую и уставшую, сердце начинало гулко биться. А ещё в груди отдавало тупой непроходящей болью. Он должен был находиться сейчас рядом. Держать за руку и говорить, что всё будет хорошо. Поддерживать и охранять. Вместо этого был вынужден следить, сходя с ума от беспомощности и вины. Каждая «ужасающая» подробность похищения, каждый вопрос, который задавали ей журналисты, охочие до сенсаций, вызывали неконтролируемый гнев. Лора отвечала дрожащим от слёз голосом, так прекрасно сочетавшимся с её образом запуганной жертвы, но Крис физически ощущал её боль и одиночество. Ощущал, потому что сам чувствовал то же самое. На пару недель она стала героиней, не сходящей с экранов телевизоров, но к концу первого месяца вниманием публики завладела новая сенсация, и Элеонору Ридс наконец оставили в покое.