Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами

Кончился лес. Снижаюсь до десяти метров. Из фонарей «летучая мышь» выложен посадочный знак. Убираю газ, гашу скорость, тяну ручку на себя... Опускаюсь на три точки. Толчок. Дома!

На востоке потихоньку разгорается заря. Заруливаю на стоянку, выключаю мотор. Слышно, как шипят и потрескивают цилиндры и выхлопные патрубки.

Уронив руки на колени, сижу некоторое время, не в силах пошевелиться.

К самолету подбегают двое: старший авиатехник Дебелергов и моторист Шатунов. Освещают фонариком кабину. Надо подниматься. Вылезаю на плоскость. Открываю дверцу... Утомившись, ребятишки спят...

— Гриша! Кто примет ребят?

— Докторша о них уже позаботилась, — отвечает Дебелергов. — Вера Исидоровна приготовила для ребят палатку с постелями. Там они посидят. Потом их накормят — и дальше в тыл.

Несмотря на ранний час, к самолету сбежались летчики и техники других экипажей, те, кто полетит за детьми завтра. Мы осторожно, чтобы не разбудить, вытаскиваем ребят из пассажирской кабины, передаем их из рук в руки.

Многие из товарищей впервые увидели детей оттуда, с той стороны. В сумрачном свете наступающего утра особенно видны стали их бледные, голодные лица, жалкая одежонка.

Подошел командир полка Седляревич. Я доложил ему о выполнении задания.

— Сколько, говоришь, привез детей? — переспросил комполка.

— Восемь.

— Не много ли для По-2?

— Товарищ командир, их столько было на партизанской площадке. Они боялись лететь. Пришлось уговаривать. А когда согласились, стало ясно: всех надо брать.

— Ну а если было бы десять человек? [47]

— Очевидно, взял бы и десять... И с такой перегрузкой лететь на По-2 можно, Владимир Алексеевич.

На разборе полетов Владимир Алексеевич Седляревич счел нужным сказать, что против нас действует отряд из двух истребительных эскадрилий четвертого флота люфтваффе. В отряде имеются тяжелые двухмоторные истребители Ме-110, оборудованные для ночных полетов, и обычные Ме-109, которые с рассветом вылетают на свободную охоту.

Зачитал он также приказ, перехваченный у гитлеровцев:

«Службой воздушного обеспечения замечена активизация легкой русской авиации в тылах нашей полевой армии. Самолеты обеспечивают вооружением партизанские отряды, которые усиливают борьбу, совершают диверсии на железных дорогах, нападают на гарнизоны и крупные населенные пункты. Сложность борьбы с русской авиацией усугубляется тем, что полеты совершаются ночью или днем в условиях плохой видимости и тяжелой облачности.

Наша цель одна — пресечь эти действия, не дать возможности русским летать как дома.

Приказываю:

Усилить подготовку летчиков для работы ночью.

Организовать начало вылетов примерно за час до рассвета с тем, чтобы перехватывать русские самолеты на обратном пути.

Усилить зенитными орудиями гарнизоны, находящиеся в зонах действия красной авиации, чтобы по всему маршруту создать ожесточенный и непрерывный огонь.

Легкий самолет, именуемый у нас «русс-фанер», приравнять к боевым истребителям, состоящим на вооружении Красной Армии. За каждую уничтоженную машину соответственно выплачивать летчикам денежное вознаграждение, представлять к орденам, содействовать в продвижении по службе.

Командир первой эскадры четвертого флота военно-воздушных сил генерал авиации Хюбе».

Что же, война есть война. Противник у нас, что говорить, серьезный. Значит, и нам надо принимать соответствующие меры.

Особое внимание командир полка уделил нашей предполетной подготовке. [48]

— Полетная карта — предмет исключительной важности, — сказал он. — Без нее, вы это хорошо знаете, немыслим полет на расстояние, тем более ночной полет во вражеский тыл. Поэтому тщательно изучайте карту перед каждым вылетом. Это не только первая обязанность, это главное занятие летчика.

Он был прав. В полете всегда приходится заниматься штурманским делом, переносить взгляд с карты на местность, сличать ее со множеством ориентиров, скользящих под самолетом, чтобы не заблудиться, точно выдерживать курс. Лесные и водные площадки, реки и озера, нити железнодорожных, шоссейных, проселочных дорог и места их пересечения должны мы знать назубок. Знание карты, умение быстро сличать ее с местностью помогает успешней выполнять задание.

— Так же вдумчиво надо изучать и карту метеообстановки, — подчеркнул Седляревич. — Мы же часто пренебрегаем ею.

Да, с этой картой дело посложнее. Изотермы, изобары, разные крючки, расположения холодных и теплых воздушных фронтов — чего только не изображено на ней. Попробуй разберись во всем этом! Но разбираться надо. Метеорологи всю ночь не спят, разрисовывают эту карту тушью и разноцветными карандашами. И хотя их кропотливый труд не всегда верно предсказывает погоду — такая уж путаная эта наука — метеорология, — летчик обязан знать прогноз, чтобы в полете он не мог столкнуться с неожиданностью.

Остановился Владимир Алексеевич и на психологическом состоянии летчика. Когда мы, к примеру, бомбили вражеские позиции, то у экипажей настроение было в прямом смысле боевое. Мы летели к цели не только через огненные преграды, но прежде всего шли в бой с врагом. Мы знали, что на пути к цели враг обязательно встретит нас зенитками, за нами станут охотиться фашистские истребители. И если смерть, то смерть в бою. Как погибает солдат в атаке.

Теперь же мы повезем детей, и у нас должно быть иное состояние. Главное, мы должны сберечь их любой ценой. Каждый полет надо постараться выполнить с полной безопасностью, не допуская риска, проявляя наибольшую осторожность на протяжении всего полета.

Предусмотрел наш командир и такой момент.

— Забирая детей из партизанских отрядов, — говорил он, — мы будем все дальше и дальше углубляться [49] во вражеский тыл. Первыми это почувствуют командиры звеньев — Сергей Борисенко, Иван Суницкий, Петр Курочкин, поскольку они вылетают на разведку новых и новых трасс, и лишь за ними потом полетят другие экипажи. Покрывая большие расстояния, мы неизбежно станем сокращать количество полетов. Что же делать? Вроде выхода нет... Надо тут поломать голову боевым товарищам пилотов — техникам, механикам, мотористам, смелее внедрять изобретения и рационализаторские предложения. Видимо, придется кое-что с По-2 снять, чтобы облегчить машину для большего запаса бензина, увеличения дальности полета. Может быть, заменить кресло, вытащить санитарные носилки, удлинить тягу газа, добиться тем самым увеличения мощности мотора, особенно необходимой для взлета перегруженной машины, как это осуществил наш товарищ...

При этом Седляревич посмотрел на меня. Словом, командир призвал всех к творческой работе. Только при таких условиях мы сможем быстрее вывезти детей из оккупированных районов, выполнить важное задание командования и советского народа.

В моем авиазвене пилотами были молодые ребята. Сразу же после этого совещания я начал с ними соответствующие тренировки. Особое внимание уделил различным приемам на случай, если придется встретиться в воздухе с вражескими истребителями.

По-2 — машина легкая, тонна — весь полетный вес. И скорость, как у нынешней «Волги», — чуть больше ста километров в час. Разойдется ветер — и начнет ее, бедняжку, бросать как пушинку. То и дело смотришь на карту, часы, компас, считаешь минуты и секунды. Словом, пока летишь, не соскучишься.

Рации на наших самолетах нет. Улетишь, и никто не знает, где ты, что с тобой. Никто не в состоянии исправить твою ошибку. Тут уже работай головой и, если что, сам выпутывайся из беды.

От винта!

В кустах слышно позвякивание ключей, тихий говор, вроде: «Дай на семнадцать», «Еще на две нитки подтяни», «Торцевым надо, простым не возьмешь». Там, в кустах, замаскированы наши самолеты, и около них все время возятся техники. Не позавидуешь им: ночью они [50] готовят машины к дневным полетам, а днем обеспечивают ночные рейсы. Вечно недосыпая, при острейшей нехватке запчастей и инструментов, тем не менее они заставляют работать старые, раздрызганные двигатели, многие из которых давно уже выработали свой моторесурс.