Курсанты. Путь к звёздам
Шрифт:
Марк шел с умиротворенным настроением, которое у него появлялось в момент полной сытости.
– Я не о том… У юнкеров было понятие чести, а курсантов его нет!
– Почему? А комсомольская, партийная?
– Э-э-э. Не лукавь. Там другое. Русский офицер всегда по чести жил и по долгу чести служил. И кодекс чести русского офицера сложился лет сто назад, а то и раньше.
– Я читал. Его сформулировал после японской войны один ротмистр Кульчицкий, отец известного поэта. – Историческими событиями Марка удивить невозможно, и друг об этом знал.
– Того, что немцы расстреляли в сорок третьем?
– Ага. Так вот, по «Советам
– Что, например?
– И не вспомню всего… – Марк напрягся, вспоминая строчки. – Не обещай, если ты не уверен, что можешь исполнить обещание.
– Это понятно…
– Не откровенничай – пожалеешь. Помни: язык мой – враг мой!
– Это про меня…
– Знать нужно границу, где кончается полная достоинства вежливость и начинается низкопоклонство.
– Вот это про наше время!
– Избегай денежных счетов с товарищами…
– Ясное дело, деньги вечно портят отношения.
– Не принимай на свой счет обидных замечаний, приколов, насмешек, сказанных вслед…
– А это ты на себе испытал не раз!
– Точно. Особенно на первом курсе. В этом кодексе много пунктов. Примерно, как в уставе КПСС – про обязанности и права коммуниста. Только написано короче…
– А значит, четче и понятнее. Но я тебя вот еще о чем хочу сказать.
– Гони свой вариант!
– Наш курсант тыкает, чокает, может взять чужое, размахивает руками на улице, курит на ходу, не уступает место старшим, читает через чужое плечо.
– Точно, как Шурик в «Операции «Ы» у студентки, которую Наталья Варлей играла…
Если б, как Шурик… Курсант чамкает, когда ест, скребет по тарелке, не умеет держать в руках нож и вилку…
Ага, облизывает миску, если очень вкусно.
Орет, как у себя дома, и ходит по улице, как по степи; может встать буквой «зю» и не отойти в сторону, чтобы завязать шнурки; харкает на пол…
– Это уже перебор! Чего тебя понесло? Кто плюнул на тебя сверху и попал?…
– Дружище! Понаблюдай сам.
– Хотя, да. На трассе кросса плюют почти все. Бежишь последним, как за верблюдами, и хлюпаешь по чужим соплям. Может только два-три курсанта к краю отбегут, сморкнутся и дальше в строй встанут.
– И никто на это не обращает внимание. Нас никто повседневной этике не учит. Замечания мы не делаем друг другу? Представь князя или графа, ковыряющего в носу, как Барыга. Как-то их иначе воспитывали.
– Ну, да. Это из того житейского посыла, что «балерины тоже какают»… У нас в стране не учат элементарным вещам. Считается, что семья всё должна привить или школа. Только уроков я таких не помню…
– Ага. Давно дневальным туалет убирал? Кто там забывает смывать за собой и оставляет на очке газеты дерьмом вверх, не моет руки после… Не наши ли курсанты?
– Они.
– Когда люди перестанут обращать внимание на все эти элементарные вещи, мир изменится так, что в нем не захочешь жить. Например, все станут тыкать пальцем, когда что-то захотят показать соседу.
– Ладно тебе, это невозможно… Это наши утренние разговоры о пролетариате подвигли тебя на негатив.
– Поверь, пройдут годы, и все станут тогда указывать пальцем. И это станет общественной нормой, люди привыкнут.
– Только не я.
Сразу иммигрируй в Антарктиду! Или Антарктику!
Куда примут…
В казарме
шло построение личного состава под руководством старшины. Две шеренги курсантов стояли, переминаясь с ноги на ногу, и было видно, что стоят они не пять минут, а гораздо больше. Обычное построение с вечерней проверкой длится быстро, а тут по какой-то причине оно затянулось. Оказалось, что Марка вычислили, как он покинул казарму без разрешения. А Таранов опоздал из увольнения на пять минут. С их появлением строй зароптал…Курсант Дымский! Курсант Таранов! За опоздание в строй – наряд вне очереди! – голос старшины гремел под потолком привычным за последние годы тембром с заметным кавказским акцентом.
Есть наряд вне очереди! – ответили оба. Семен не успел застегнуть китель, он еще чувствовал себя на свободе, рядом с Аленой.
Таранов! Что это за форма на вас? После отбоя подойдете ко мне!
Отношение курсантов к своей форме одежды можно сравнить с любовью модниц всех времен и народов к собственным уборам. В первый год службы каждому новобранцу выдали комплект: хлопчатобумажную («х/б») и полушерстяную («п/ш») формы одежды, шинель, сапоги, ботинки, шапку-ушанку на зиму, фуражку на лето, парадные китель и брюки с рубашкой. Все это обилие концентрировалось в торце казармы, где располагалась небольшая комната с забавным названием – «каптерка».
Как всегда это бывает поначалу, вышла неразбериха с размерами одежды и обуви. Кто-то из новоиспеченных курсантов не знал свой размер, у кого-то забыли спросить, в итоге, построившийся взвод в период курса молодого бойца, напоминал не военное подразделение, а две шеренги огородных чучел.
Началась подгонка формы одежды: ушивали, обрезали, вставляли, приталивали… Через полгода уже каждый курсант знал свой размер, умел носить форму, но сделать так, чтобы гимнастерка сидела ладно, галифе выглядели лихо, а пилотка смотрелась, как родная, требовалось время и особое рвение. Появились свои стиляги среди курсантов.
Муля умудрялся вставлять клинья в брюки так, что бы фасон напоминал любимый с юности клеш. Батистовыми воротничками на полмиллиметра выше, чем у остальных, отличался Марк, а Генка так наловчился доводить свои сапоги до ослепительного блеска, что его ставили в пример остальным. Пучик часто пользовался обычной расческой, чтобы не гладить брюки – проведет меж зубчиков штанину в месте складки, и появляются ровные стрелки. Курсанты вставляли металлические пружины в тульи фуражек, пластмассовые клинья подкладывали в погоны и чуть выгибали их, чтоб не ломались. Они обрезали по минимуму шинели, носили шапки-ушанки пирожком (кадеты – домиком), укрепляли шеврон и курсовки на рукаве, начищали бляхи до ослепительной ряби в глазах – всем своим видом старались показать себе и окружающим лихость курсанта Ленинградского военно-политического училища ПВО.
В каптерке у старшины тихо говорил радиоприемник. Запах сукна и кожи создавал привычную для этого места палитру армейских ароматов. Чаргейшвили оканчивал училище в звании старшины, сидел у окна и делал отметки в тетради, сверяя какие-то цифры. На эту должность его назначили два года назад, и природная аккуратность, старание, ответственность очень пригодились. Пришлось ему называть на «Вы» тех, с кем вчера играл в преферанс, проявлять строгость и требовательность к приятелям. Он делал это так спокойно и естественно, как будто всю жизнь командовал большими и малыми подразделениями.