Курсанты. Путь к звёздам

– Товарищ старшина! По вашему приказанию… – начал докладывать Таранов. Он не первый раз сюда заходил, и общался со старшиной не только по служебным вопросам. Официально всё было на «Вы», а без посторонних глаз они переходили на «Ты». Сложилось так еще с первого курса. Еще три года назад они вместе танцевали в художественной самодеятельности, Тариэл весной помог со свадьбой Таранову, они оба поступали в училище с юга. Только один отслужил срочную службу, а второй пришел с гражданки. Служба и учеба разводила их в стороны, как ветки одного дерева, но доброе общение между старшиной и курсантом сохранялось все это время. Чарги мог советовать или отчитывать, а Таранов чаще всего соглашался со скромным и сдержанным грузином, чья рыжая шевелюра никак не вязалась с его национальностью. Чем-то он напоминал главного героя из фильма «Отец солдата», только молодого и стройного.

– Проходи Семён. Садись, – не отрываясь от бумаг, кивнул старшина. – Понял за что?

– Спасибо, Чарги, что не убил. Я же в строй-то встал почти вовремя. Китель не застегнул, это да, грешок, – упрямо пытался доказать самому себе и старшине правоту Таранов. – Что такое пять минут на четвертом курсе?!

– Дурак. Все мы переживали козлиный период, но у тебя он подзадержался, Таран. Не бойся ошибиться, стремись исправить ошибку… Дежурный по части решил вечером проверить наличие личного состава у нас в батарее. А Муля и Дэн пьяные в хлам вернулись из самохода, вашей с Дымским парочки нет. Ждем минут двадцать, сам переживать стал. Благо, что вы оба трезвые. Пьяные бы залетели по полной программе, а так получили скромнее, только за опоздание в строй.

– Извини, не знал. – Таранов вспомнил слова напутствия Инны Павловны сегодня вечером: «Дорожите преданностью своих друзей». Выпуск на носу, и «залететь» из-за пустяка любому курсанту можно легко. А исправить ситуацию не всегда, и не всем возможно.

– Когда-нибудь ты вспомнишь сегодняшний вечер… – Старшина отложил шариковую ручку в сторону, и взял книгу. – Не веришь ты, что есть нормальные офицеры и сержанты, а зря.

– На сегодняшний день ты у меня – ум, совесть и честь, а не КПСС. На кого мне еще здесь равняться, Толя? Не смеши народ. На Пупа? Черепа? Малешкина?

– Да. Есть командиры, которых забывают, переступив порог КПП. Здесь ты прав. А есть те, кого ты будешь вспоминать добрым словом всю свою службу. Тебе еще не с кем сравнивать.

Может быть, пока?..

Таранов сам понимал, что обилие отрицательных персонажей в училище зашкаливает для него выше любой планки. Часто он задумывался по этому поводу, и находил в себе гордыню, причем, необоснованную. Он обожал своих школьных учителей: Арона Израилевича, Ирину Юрьевну, Бориса Исакиевича, Таисию Ивановну, но не мог понять, почему военные командиры и начальники вызывают в нем неприязнь, вплоть до отвращения.

– Время течет, ничего его не остановит, и ничто не повернет обратно… Ты живешь в этом мире, и не знаешь, что будет завтра… – Он протянул Таранову книгу в синей обложке, похлопал по плечу и добавил. – Держи мой тебе подарок. Выпуск неизбежен, как крах мирового империализма. Завтра у нас тобой не будет времени общаться.

– Спасибо, дружище! – ответил Таранов, и вытащил из внутреннего кармана гимнастерки небольшой тряпочный пакет, аккуратно его развернул, и на ладони остался маленький пластмассовый юнкер. Он стоял «смирно», и крепко сжимал маленькие кулачки. Семен протянул фигурку Чарги. – Держи, старшина! Пусть и у тебя останется обо мне маленькая память…

На последнем курсе Семен начал вытачивать пластмассовые безделушки, которые ему заказывали товарищи. Кропотливая работа натфелем отвлекала от служебных проблем, изящные фигурки Дюймовочки и Данко он подарил на дни рождения Марку с Алёной, а эта – самая интересная работа – пришла к завершению сегодня утром.

Старшина и курсант обменялись подарками, пожали друг другу руки и разошлись, что бы еще раз близко встретиться через пятнадцать лет. Спустя годы, когда оба окончили академию, они встретились на юбилее училища, и вспомнили свои курсантские годы. Полковник Чаргейшвили долго командовал курсантскими взводом, батареей, дивизионом. За годы службы выпустил сотни курсантов, и все они относились к нему с уважением и благодарностью. Грузина-альбиноса любили подчиненные всех следующих выпусков, невзирая на свои курсантские шалости и выходки.

Полковник Таранов пришел к нему в канцелярию командира дивизиона выпить рюмку водки и пожать руку за мужество, умение сказать пацану – почти ровеснику – то, что не могли донести старшие офицеры. Ториэл Отариевич достал из кармана маленькую фигурку юнкера и, как всегда, спокойно и мило улыбнулся в свои уже поседевшие усы…

В небольшом синем томике под незатейливым переплётом были собраны произведения Александра Ивановича Куприна. Одна треть книги, где был напечатан роман «Юнкера», выглядела изрядно потрепанной, и меж страниц лежали бумажные закладки из конфетных оберток. Таранов открыл наугад первую, и улыбнулся знакомому обращению: «Здравия желаем, кулебяка с рисом…» Следующие обертки-закладки с подчеркнутыми карандашом предложениями напомнили ему о провале своего стихотворного творчества и спорах с командирами. Он взял в руки фантик от конфеты «Кара-кум»: «Все мы переживали козлиный период…», – прочитал Семен и ухмыльнулся, вспомнив сегодняшнюю беседу.

Таранов увлекся текстом с замечательными метафорами, принялся читать страницу за страницей, порой переворачивая несколько подряд, или вчитываясь в каждую отдельную главу. В школе, первый раз познакомившись с творчеством этого русского писателя, он не придал значения содержанию того, что читал. Его больше увлекал сюжет, хотелось быстрее узнать, чем всё в романе кончится. Сегодня хотелось вникнуть в суть.

– Куприн пишет: «Не мудрствуй лукаво, лучше учись…», – а мне эти слова вечно в одно ухо влетали, а из другого вылетали. Нужно учиться. Не только читать и запоминать. А применять на себе, прикидывать знания на окружающих, искать верное решение. Ленинский лозунг: «Учиться, учиться и учиться!» – не просто слова, это кропотливая работа. Почему я прежде этого не понимал? Сколько вождь написал томов за полвека жизни? Пятьдесят пять!!! И прожил почти столько же… И это только в опубликованном собрании сочинений! Он две толстенные книги в год выпускал статьями, тезисами, письмами. Какие же для этого нужно иметь огромные мозги? Как много учиться? Какой обладать необыкновенной работоспособностью, что бы еще организовать революцию… Он – гений. Куприн – талант. А кто – я? Могу ли я себя по ним мерить? Или только, как Маяковский, под портретами чистить? Скоро в войска. Руководить людьми. Показывать им личный пример. А я сам в себе до сих пор не уверен. Двадцать один год за спиной, а чувствую себя дураком. В марксизм-ленинизм верю, а нет уверенности в его претворении нашими людьми… Убить веру, все равно, что выбить табуретку из-под ног: прежней жизни не будет. Хотя… Вера и уверенность – разные слова, и содержанием они отличаются. Уверенность надо формировать в себе, а веру мне предлагают на каждом шагу, только выбирай: в коммунизм, в капитализм, в Бога, в дьявола, в черти что…

В проходе меж коек загромыхала-зашуршала «машка». Так курсанты называли металлическую болванку на длинной ручке, к которой были прибиты четыре большие щетки, смазанные мастикой. Несколько движений дневального «машкой» вдоль деревянных полов, и они начинали блестеть. «Половицы – лицо подразделения и от того, в каком оно состоянии, зависит настроение всего личного состава», – вспомнил Таранов слова старшины.

Юнкера и кадеты не драили полы, они не чистили «очко», для этого у них были дядьки. Юнкерам для повседневного ношения оружие выдавали: сначала тяжелый тесак, позднее берданочный штык, а офицерам – саблю, шашку, кортик. Сегодняшним курсантам не выдают ничего. Предлагают воевать словом! Это вполне реально, но… словесные дискуссии и политические баталии в удаленном подразделении с фантастической общностью «советский народ» – сказка. А холодное оружие на бедре или пистолет в кобуре придают такую уверенность делам и поступкам, что защищать свою честь или Родины становится больше, чем нормой.

Перед государственным экзаменом страх колючим холодным инеем закрадывался под майку и щекотал нервы. Комиссия из нескольких незнакомых офицеров и генералов с опытом и солидной выслугой лет наводила ужас. Сомнения в ответе появлялись даже у тех, кто гарантировано шел на «свой» билет, дрожали отличники, которым до золотой медали оставалось совсем чуть-чуть.

Госы волновали своей неопределенностью. Таранов прикрыл глаза и нечаянно задремал, представляя себя в лейтенантской парадной форме. На левом бедре у него висел морской офицерский кортик, на правом – огромный маузер, как у комиссара в Гражданскую войну. За спиной болтались карабин и автомат. На плечах – алые эполеты с канительной бахромой, на груди – широкая портупея и золотые аксельбанты. Голову украшала маршальская папаха с огромной кокардой.

– Сказочная новогодняя ёлка! – сказал ему во сне Генка.

– Почему? – удивился Семен…

– Нет пока звезд на погонах…

Ленинград – Москва, 1974 – 2014 годы.

Приложения

Приложение №1. Типичные сокращения и сленговые выражения курсантов

АБИТУРА – сокращенное название абитуриентов – поступающих в училище будущих курсантов перед приказом о зачислении.