Курсом зюйд

И вот наконец настал день, когда все стороны заявили о согласии поставить свою подпись под договором, который подводил черту под Северной войной. Как Катя и думала, это произошло не раньше, чем из Петербурга привезли положения договора между Россией и Швецией, подписанные лично Петром Алексеевичем и Карлом Карловичем. Россия по этому документу получала всю Карелию, Выборг, Сестрорецк, право на беспрепятственное судоходство, посещение подвластных шведской короне портов и свободную торговлю. Варшавский договор, по которому Польша становилась фактической колонией Швеции, аннулировался, поляки теперь могли свободно торговать через те морские порты, которые им нравились, и выбрать того короля, какой им был по душе. В качестве утешительного приза шведы получали право захода в русские гавани и торговлю там. Сколько Карлу пришлось заплатить деньгами и готовыми кораблями с полным вооружением, то в публичных статьях договора не разглашалось.

Секретные, к которым у князя Долгорукого и госпожи Меркуловой был доступ, показали, что Швеция по совокупности статей обеднела на весьма немалую сумму. Это помимо тех двух миллионов талеров, захваченных под Полтавой и которые Пётр Алексеич точно не отдаст. И здесь Катя была уверена, что государь своей выгоды не упустит, ведь в секретных статьях был прописал ещё и военный союз России и Швеции. А это означало солидные затраты на подготовку похода. Наверняка Карл начал сокрушаться, где ему теперь денег на войну брать, и гарантированно ему поступило предложение: мол, положенную по договору контрибуцию можешь оставить себе, но с условием потратить её львиную долю на армию и флот. Что Карл так и поступит, не сомневался никто. Этот человек слишком любил драку. А с кем драться, особенного значения для него не имело.

— Когда англичане об этом узнают — а они узнают — я представляю, что начнётся в Лондоне, — сказала Катя Василию Лукичу, когда они вместе читали полученную из Петербурга корреспонденцию. — Карл ведь ни гроша им не заплатил за те тридцать или сорок английских кораблей, захваченных его приватирами.

— Ясное дело, — усмехнулся Долгорукий. — И добро бы они стали с Карлом договариваться о возврате судов и товаров — наверняка свои корабли начнут посылать, словно их адмиралам заняться более нечем.

— Они скорее всего поступят так, как будет дешевле, — Катя пожала плечами. — В их понимании политика — это деньги…

Тем не менее, пока ни англичане, ни французы не были в курсе секретных статей двустороннего соглашения, а значит, на церемонии подписания нынешнего договора неожиданностей возникнуть не должно. Шведы признавали своё поражение в Северной войне, отдавали под протекторат союзников владения на севере Германии. Никто не сомневался, что это уже навсегда, и что в скором времени над этими городами и крепостями поднимутся другие флаги. Дания таки наложила лапу на часть Шлезвига, отдав взамен немножко Гольштейна. Герцога Голштинского за его упорство вознаградили титулом «его королевского высочества», а взамен тот обязался стать посредником при переговорах о заключении брачного союза между Алексеем Петровичем и принцессой Ульрикой-Элеонорой. Стараться будет на совесть, ведь этот брак откроет его маленькому сыну прямую дорогу на шведский трон после Карла… Естественно, Катя не стала говорить герцогу, что в секретных положениях русско-шведского договора значились ещё и планы на самого Карла. У Петра Алексеича, вон, старшая племянница, Екатерина Ивановна, подросла. Шестнадцать лет — самое время видного жениха подыскивать, а тут шведскому королю деваться некуда, надо из плена выкупаться. Конечно, в Петербурге все понимали, что из этого союза вряд ли получится что-то путное: Карл за всё время не проявил ни малейшего интереса ни к одной даме. Его уже пытались с кем-то обручить, но безуспешно: он вовремя сбежал от этих переговоров на войну. Но сам факт… Да и Бог его знает, этого неугомонного короля: может, и соорудит себе наследника, оставив герцога Фридриха с носом. Ну а на «нет» и суда нет, значит, Гольштейн-Готторпским повезло.

Прочие участники переговорного процесса фигурировали в договоре как наблюдатели. Им тоже кое-что перепало — кому гарантии ненападения со стороны шведов, кому перспективы получить контроль над частью уступленных ими земель или союза с вошедшим в силу комплотом России, Дании и Саксонии. Все согласились более не упоминать Станислава Лещинского как короля Польши, а объявить выборы согласно законам этой страны. Все понимали, что это означает бардак ещё на несколько лет, пока соседи не введут туда свои войска для обеспечения безопасности уже собственных границ. Ибо гражданская война в сопредельном государстве имеет нехорошее свойство плодить банды желающих поживиться всем, что плохо лежит. И всех это устроило, даже Францию, хотя не обошлось без «особого мнения» маркиза де Торси. Австрия хотела под шумок аннексировать Галицию, но им изрядно мешал мятеж Ракоци в Венгрии. А решать эту проблему за них желающих почему-то не нашлось, хотя были робкие попытки уговорить Петра Алексеича. Тот выдвинул встречные условия, и в Вене решили, что это будет дороже, чем управляться в одиночку.

Словом, с приходом в Копенгаген настоящей весны — то есть в апреле — потеплело и на политическом горизонте. А главное — на Балтике перестали стрелять пушки.

2

Само подписание документа, завершившего Северную войну, оказалось совершенно не торжественной процедурой. Впереди ещё был процесс его ратификации в каждом из государств, но появление подобного документа на европейском политическом небосклоне закрепило новую политическую реальность.

Русь, ставшая Россией, вернулась из векового небытия.

Ставя подпись под этим документом, аккурат под автографом Василия Лукича Долгорукого, свою подпись, Катя впервые в жизни почувствовала причастность к чему-то по-настоящему значительному. Она пыталась представить, что ощущали люди, подписывавшие Ништадский мир в той истории — и терялась в догадках. Там шведов даже после Полтавы пришлось «ковырять» ещё долгих двенадцать лет. Даже когда мирные переговоры выходили на стадию подписания итогового документа, вновь вылезали то Карл, то его сестричка Ульрика, отменяли все договорённости и война продолжалась. Она не закончилась штурмом Стокгольма только потому, что королеву фактически отстранил от власти её муж… Здесь, в этой истории, шведам дважды пришлось пережить национальный позор — пленение короля.Станут ли эти шведы умнее самих себя там? Этого никто не знал. Но здесь Россия справилась со своей задачей много раньше, дешевле и эффективнее, чем там, и Катя полагала, что в этом есть и её малая доля заслуги.

Она почти не сомневалась, что в зорко следивших за ней глазах шевалье де Сен-Жермена, присутствовавшего здесь в качестве доверенного секретаря маркиза де Торси, можно прочесть как досаду, так и приговор — ей самой. И именно за всё то, что она ставит себе в заслугу. Катя на девяносто девять процентов была уверена, что нормандский дворянин знает о ней гораздо больше, чем все прочие в этом зале. А кто мог знать, что она «не от мира сего»? От группы Хаммера остался один Хаммер, и тот сидит в Шлиссельбурге. Карл Двенадцатый сидит в Петропавловской крепости. Луи Четырнадцатый помер. Пётр Алексеич, «малый тайный совет» и все «немезидовцы» заинтересованы помалкивать. Кто остаётся? Только те, кто организовал переброску группы Хаммера к шведам. Да ещё те, кто виновен в хронопереносе обоих подразделений. Если, конечно, это не одни и те же лица.

Паззл потихоньку складывался. Легче от этого Кате не становилось, но хотя бы начинали проясняться контуры причин всей этой истории. Заодно становилось понятным, откуда у Карла Шведского походная казна в размере годового дохода Швеции. Когда посчитали его доходы, включая пограбленное в Польше, учли расходы, то всё равно оставался «кассовый разрыв» на сумму более миллиона талеров. По нынешним временам это колоссальная сумма. За полгода переговоров вопрос этих денег ни разу не был поднят, даже опосредованно, а значит, ни одно из государств не причастно к этому спонсированию. По всему выходило, что те талеры пришли из частных карманов. А это было как раз самое хреновое.

И шевалье де Сен-Жермен — к слову, самый настоящий французской дворянин старого нормандского рода, а никакой не самозванец — с какого-то перепуга на этих частных лиц работает. Катя не раз и не два ловила отблеск неприязни во взгляде шевалье, но он исправно продолжал разыгрывать из себя лучшего друга их с Алексеем семьи. Меркуловы столь же исправно кормили его нужной дезой. Понимал ли де Сен-Жермен, что его обманывают?

Катя чувствовала: близился момент, когда это станет ясно.

А знаете, что пугало её по-настоящему? То, что одновременно больше всего радовало.

Она уже пару недель чувствовала вполне определённые признаки, которые не раз описывала и демонстрировала на своём примере старшая сестра. Но именно сегодня, в день подписания договора, который уже называют Копенгагенским, эти признаки проявили себя во всей красе. Кате с огромным трудом удавалось демонстрировать окружающим цветущий и радостный вид. Зато она сообщит Алексею по-настоящему хорошую новость — когда вернутся к себе на квартиру. Главное, чтобы при этом не было лишних свидетелей: меньше всего на свете Катя хотела обнародовать тот факт, что скоро семейство Меркуловых прибавится, потому что обязательно найдутся нехорошие люди, которые решат этим воспользоваться.