Куртизанка
Шрифт:
– Чушь! У меня есть дом, полный слуг, и я частенько бываю при дворе, на банкетах, маскарадах, балах. Меня все время окружают люди, они ищут моей благосклонности.
– Женщины, которым ты не доверяешь, и мужчины, которых ты презираешь. Глупцы, они не видят ничего, кроме сверкающего фасада, который ты им демонстрируешь, и никогда близко не приближаются к настоящей Габриэль. Эта рука говорит со мной о темноте, тайне, глубочайшем одиночестве.
«Тогда моя рука слишком уж много поведала Кассандре», – подумала Габриэль.
– Какой во всем этом смысл? – спросила она, пытаясь отнять
Касс только крепче сжала ее ладонь, и длинные, тонкие пальцы продолжали свой осмотр.
– Ой!
– Что? – спросила с тревогой Габриэль.
Касс прощупала складки на ладони Габриэль.
– Здесь я ощущаю пульсирующую вену, которая отмечает огромное честолюбие… могучее желание власти, известности… неуязвимости. Но прямо рядом с этим струится линия сердца, жаждущего страсти, романтической любви, переполненного пылким желанием любить и быть любимой.
– Та линия, наверное, слишком коротка, – усмехнулась Габриэль.
– Нет, линии равны по длине и пересекаются, достигнув точки, где предстоит свершиться выбору. Между любовью и честолюбием.
– Я уже сделала этот выбор.
– Нет, не сделала, – усмехнулась Касс и отрицательно покачала головой. – Но тебе предстоит сделать трудный выбор. А вот и старый шрам пересекает линию сердца.
– У меня вовсе нет шрамов. – Габриэль невольно надменно выпрямилась. – Моя рука безупречна.
– Шрам не на руке, на твоем сердце, Габриэль Шене. Старая рана, которую никогда надлежащим образом и не лечили. Ее оставил в твоей душе недостойный мужчина.
– Думаю, я наслушалась предостаточно…
– Ты отдала свое сердце этому мужчине, а он предал тебя, – мягко, но непреклонно продолжала Касс. – Так недостойно и мерзко может поступить только мужчина, и он причинил тебе боль! Однажды ярким летним полуднем на сеновале в сарае…
– Боже мой! Ты противная ведьма! – закричала Габриэль и вырвала руку.
Она отскочила назад, сжав ладонь. Ей казалось, будто Касс разбередила ее старую рану и заставила истекать кровью, вместе с которой оттуда потекли старые и жестокие воспоминания. О далеком июне и Этьене Дантоне, о том отвратительном и мерзком событии, который она изо всех сил старалась забыть. Нет, не старалась, а совсем забыла.
– Это… это самая настоящая чушь. – Габриэль прерывисто вздохнула и стала искать свою маску. – У меня совсем нет времени продолжать это безумие. Не хочешь помочь мне, не надо. Я явно совершила ошибку, придя сюда. Прощаюсь с тобой и желаю тебе доброго вечера.
Цербер коротко залаял, когда Габриэль решительно направилась прочь, но не успела она добраться до двери, как Кассандра позвала ее.
– Габриэль, погоди.
Девушка остановилась и оглянулась. Касс стояла неподвижно, застыв в пятне света от свечки, которую второпях забыла Габриэль.
Так они помолчали какое-то время, потом Кассандра заговорила:
– Я выполню твою просьбу, но предостерегаю тебя. Есть причины, по которым запрещено тревожить мертвых, и это занятие считают черной магией. Обращение к миру мертвых – опасное дело, и в любую минуту все может пойти наперекосяк. Иногда душа, с которой ты хочешь войти в контакт, не желает быть потревоженной, в то время
как другие души, несущие зло, легко могут прорваться назад в наш мир через раскрытую тобой дверь.Габриэль хмурилась, стараясь понять, не пытается ли Кассандра просто запугать ее.
– Ты хочешь сказать, если ты наколдуешь неправильно, может случиться… что может случиться? Можно освободить какого-то призрака или демона?
– Все возможно, когда искушаешь судьбу, играя с темными силами и черной магией.
– Но если все настолько опасно, то почему же ты… почему занимаешься этим? – настойчиво спрашивала Габриэль.
– Мои дни погружены во мрак, вот почему. – Касс не возмутил ее вопрос. – Но стоит мне вызвать мертвых, как я начинаю на самом деле видеть. Для меня это единственная возможность разглядеть другое лицо, и это оправдывает всякий риск. Вопрос: оправдывает ли твоя цель твой риск?
Оправдывает ли? Габриэль была вынуждена признать, что слова Кассандры озадачили ее. Но она подумала о Реми, о том, как рассталась с ним в тот день, когда он отправился навстречу своей гибели, о том, сколько всего несказанного осталось между ними.
– Да, – ответила Габриэль, решительно выпрямляясь. – Моя цель стоит риска.
– Тогда я помогу тебе.
Габриэль осторожно вернулась к тому месту, где оставалась стоять Касс, но ее восторг умеряло подозрение, вызванное столь внезапной капитуляцией.
– Поможешь? Что же заставило тебя изменить свое решение?
Касс передернула плечами.
– Вдруг однажды я посчитаю полезным иметь такого должника, как ты. Я только единожды раскрою для тебя мир мертвых и вызову тебе того, кого ты просишь. Но взамен жду будущей услуги от тебя.
– И какой будет та услуга?
– Как же я могу решить прямо сейчас? – удивилась Кассандра. – Но ты согласишься оказать мне услугу, не задавая вопросов, не допуская отказа. Согласна на такую сделку?
– Мне надо поклясться на крови? – мрачно поинтересовалась Габриэль.
– Нет, хватит простого рукопожатия и твоего слова.
Кассандра протянула руку в сторону Габриэль. Девушка колебалась. Она не выжила бы так долго в Париже, если бы не умела соблюдать осторожность. Конечно, не было ничего опрометчивее, чем давать обязательство, не узнав, в чем, собственно, оно заключается.
– Ну же, Габриэль, – прервала молчание Касс. – Я вовсе не из тех наносящих удар в спину интриганов, с которыми ты имеешь дело при дворе. Я признаю, что наше знакомство имеет слишком короткую историю, но ты можешь довериться мне. Я никогда не попрошу от тебя больше, чем ты сможешь мне дать.
Несколько успокоенная, Габриэль пожала руку Касс.
– Хорошо. Я… я согласна. Сделай это для меня, и я останусь у тебя в долгу. Слово Габриэль Шене.
Они скрепили рукопожатием свою сделку, и странная улыбка тронула уголки губ Кассандры, обдав холодом Габриэль. Но повергшее ее в трепет выражение пропало так стремительно, что девушка подумала, что ей это только показалось.
Касс направилась к буфету и провела рукой по нижней полке. Она задела горящую свечу, которую Габриэль оставила там. Касс изрыгнула проклятие, когда чуть не опрокинула подсвечник и горячий воск плеснул ей на руку.