Курзал

…Парнишка все смотрит, смотрит на Тамару, вытянул шею… Ведь и Юрик мог бы так же… если бы тогда… Сидел бы на этой же скамейке под охраной, а после суда — в тюрьму…

Тамара решительно приблизилась к столу, и судья пододвинула к ней какую-то толстую книгу.

— Вот отсюда читайте.

И Тамара внятно прочла, как десятого сентября в двадцать два часа тридцать минут вечера, она, возвращаясь домой, услышала крик. Он доносился от подъезда дома восемь. Она побежала на крик и увидела… — тут Тамара запнулась, но судья нервозно поторопила:

— Дальше, дальше!

А у Тамары зажало горло, слова не сказать.

Прокурор задергался, смотрит быстрыми глазами, а голос тихий. Тихий-тихий, но угроза есть:

— Вы понимаете, свидетель, что если на следствии дали заведомо ложные показания, это приведет к весьма серьезным последствиям?..

И замолчал. А Тамара слышит: «…для вашего сына»… которого последнее время совсем забросила, все «Антон Егорович, Антон Егорович», а Юрик вечерами дома сидит, голодный, вот хотя бы вчера — ушел, ее не дождавшись, и мог опять влипнуть в какую-нибудь историю… А она тут — ради кого? Ради уголовника! Пускай его мать беспокоится, что сын попал за решетку!

А пожилая заседательница будто угадала Тамарины мысли:

— Товарищ Мартьянова, не надо так переживать, жалости тут не место, добро должно быть с кулаками, вы выполняете свой гражданский долг. Ведь из-за таких, как Дмитриев…

Адвокат тут как тут:

— Протест. Давление на свидетеля.

Тамара глядит на судью — та просто извелась, что заседание затягивается: кусает губы и все смотрит на часы. И ведь самой Тамаре тоже нельзя рассусоливать! В пять часов он придет, а чертеж… И основное-то, что жалко или там не жалко, а этот парень преступник! Мало ли что: другие-то видели, инспектор Дерюнин Борис Федосеевич врать не будет! Кому, в конце концов, она должна больше верить — человеку, который ей сына сохранил, или… какому-то подонку? Притворяться бедными они все умеют…

— Я увидела, что Дмитриев зверски избивает старого человека, сказала Тамара Ивановна судье, и та сразу одобряюще закивала, а за спиной, в зале поднялся сдержанный шум.

— А тут, — продолжала Тамара, поглядывая в книгу, где были записаны ее показания, — тут появился работник милиции, он пытался задержать преступника…

— Подсудимого, — поправил адвокат, сокрушенно покачав головой.

— …подсудимого. И он… — Тамара теперь читала все подряд, быстрее и быстрее, не поднимая головы от листа. Хоть бы скорее все кончилось! Уйти и никогда никого из них не видеть — ни нетерпеливого лица судьи, ни… глаз адвоката, смотрит, как старая собака, аж белки желтые! — …Он, то есть подсудимый, оказал сопротивление работнику милиции, бросился на него, завязалась борьба. Но потом работник милиции его задержал.

Все. Тамара Ивановна перевела дух. В зале опять было тихо.

— У вас есть вопросы к свидетелю? — судья обратилась к прокурору.

— Нет, — быстро ответил тот.

— А у защиты? — спросила она адвоката.

Адвокат медленно покачал головой.

…Ну, слава Богу! Похоже, дело к концу. Тамара перевела дух.

— У подсудимого? — спросила судья.

— Есть, — негромко ответили слева.

От неожиданности Тамара повернулась всем корпусом и встретила взгляд парня, встававшего со скамьи за барьером. Уж очень худой, в чем душа держится! Но смотрел спокойно и внимательно, будто даже с жалостью. Тамара отвела глаза.

— Спрашивайте, — разрешила судья, и по голосу Тамара поняла, что та опять нервничает.

— Скажите, пожалуйста… свидетель! Вот когда я бросился на милиционера, где в это время был пострадавший?

— Кто?

— Ветеран. Которого я зверски искалечил.

В зале снова поднялся гул, и судья пригрозила: не прекратится, все будут удалены.

— Ветеран?.. — переспросила Тамара Ивановна, беспомощно глядя на прокурора. — Он… я не… не помню… кажется… он ушел…

— Искалеченный, — негромко произнес адвокат.

В зале кто-то засмеялся, судья постучала шариковой ручкой о графин, и адвокат заявил, что он тоже не может понять, что делал полумертвый от побоев старик-инвалид, пока подсудимый дрался с милиционером, сильным, заметьте, и тренированным человеком. Неужели пострадавший действительно убежал?

Тамара Ивановна подавленно молчала. Они совсем сбили ее с толку. Формальность, называется! Знала бы — ни за что бы не согласилась! Она взглянула на судью и увидела, что та все понимает и сочувствует.

— Мартьянова, вы подтверждаете показания, данные вами на предварительном следствии? — мягко спросила судья.

— Подтверждаю.

— Больше к свидетелю нет вопросов?

— Есть.

Господи, опять он, мальчишка этот! А Тамара его еще жалела! Правильно Дерюнин говорил: хитрый и изворотливый. Как гадюка. Тянет время, теперь к обеду уже не успеть…

— Скажите, пожалуйста, — начал он, — скажите, а почему вы во время опознания сразу назвали меня по фамилии?

Зал опять заворошился. Адвокат открыл глаза и, не мигая, уставился на Тамару Ивановну.

— Вот вы вошли и сказали, — продолжал парень: — «В середине — Дмитриев». Верно?

— Верно, — недоуменно подтвердила Тамара и по недовольной гримасе прокурора поняла: что-то не так.

— Откуда же вы могли тогда знать мою фамилию? — тихо, с непонятным торжеством спросил Дмитриев.

— Что значит «откуда»? — разозлилась Тамара. Он ей тут будет еще ловушки подстраивать. Сопляк! — Знала и всё. Следователь сказал: в центре Дмитриев.

Зал гудел. Прокурор качал головой, а подсудимый молча сел на место.

Тамара чувствовала: еще минута, и она не выдержит, пошлет их всех подальше с ихними хитростями и уловками. Выставили на посмешище, дурочку нашли! Не могли как следует проинструктировать!

— Ни стыда ни совести, — вдруг, со злобой взглянув на Дмитриева, сказала вторая заседательница, щекастая. — Сам отказывался отвечать на вопросы суда, а к человеку… к свидетелю пристал.

Тамара взглянула на нее с благодарностью. Потом перевела глаза на судью, а у той на щеках пятна, губа закушена, сама ломает пальцы и все — на часы, на часы… А ему, бандиту этому, наплевать, что из-за него тут люди мучаются! Встал, повернулся к залу и, как докладчик на трибуне, громким голосом:

— На вопросы не отвечал и отвечать не буду. Преступления я не совершал. Это не суд, а балаган с целью сведения счетов. Расправа за то…

— Дмитриев! — одернула его судья. — Сядьте. Вам будет предоставлено последнее слово, тогда и выскажетесь. Свидетель, — она повернулась к Тамаре Ивановне. — Суд благодарит вас. Вы свободны.

Все. Больше Тамара никому ничего не должна, рассчиталась. Можно наконец повернуться спиной к судье, к прокурору и… ко всем остальным. Кончено.