Кузнечик сын кузнеца (рассказы)
Шрифт:
– Я купил билеты в театр на пьесу Ионеско…
– Неужели «Носорог»?
– Да. «Носорог».
Кассы театра закрыты табличками «Все билеты проданы». Кто-то в конце подрисовал угловатую стрелку. Возможно, там за углом спрятались бедные спекулянты.
У входа в театр шум и столпотворение. Толпа гудит, словно растревоженный улей.
– Добавьте ещё одну билетёршу!
– Аншлаг у них понимаете, а мне отдавили ногу.
– Простите… ещё раз простите…
Людской поток вносит их в двусветное фойе. Очередь в буфет, очередь
– Займи очередь в буфет, - приказывает он. – А я в гардероб. Давай мне свой плащ.
Очередь в буфет движется быстрее. Он старается не потерять её из виду; какой-то парень помогает ей нести тарелки. За стойкой у колонны пока есть свободное место.
– Бинокль будете брать? – спрашивает гардеробщик. – Потом подойдёте без очереди.
– Что? – переспрашивает он. – А-а-а, нет, не буду. Повести на один номерок. Спасибо.
Звенит первый звонок. Он поторапливается.
– Ты взяла красную икру? – удивляется он.
– И шампанское… - усмехается она.
«Чёрт. Это же так дорого».
«Смотря для кого».
«Билеты. Цветы. Шампанское. Икра. Чтобы тратить деньги их нужно вначале заработать».
«Не очень-то свежее замечание. А ты оказывается скряга».
Звенит второй звонок и вдогонку третий.
– Пойдём… - говорит он и протягивает руку.
Зрительный зал, словно муравейник. Суета сует. Словно в театре день открытых дверей и зал заполнился безбилетными зрителями, у которых одна цель найти лучшие места под солнцем. Они протискиваются между кресел. На их местах уже кто-то сидит.
– У вас какое место? – спрашивает он у пожилого мужчины.
Мужчина сидит без движения: лицо бледное, глаза закрыты.
– Простите, - обращается он к его спутнице. – Но вы сидите на наших местах. Вот посмотрите наши билеты.
Пожилая женщина сидит без движения: лицо бледное, глаза закрыты.
– Эй, очнитесь! – требует он и трогает мужчину за плечо.
У мужчины падает голова.
– Ой-ой-ой! Он кажется…
– Умер! Зачем ты его тронул?
Диктор объявляет:
– Уважаемые зрители выключите мобильные телефоны. В театре фото и видеосъёмка запрещена.
Вытирая на ходу слёзы, она попятилась назад.
– Куда ты?!
– А-а-а! Я, кажется, забыла в плаще телефон. Нужно срочно звонить в 03. Может быть, ещё можно его спасти.
– Подожди! Номерок у меня…
Пожилой мужчина поднимает голову. Открытые глаза блестят холодным расчётом.
– Марта, взгляни, как я их объегорил, - говорит он свой спутнице.
Она по-прежнему сидит с закрытыми глазами.
– Ну, хватит прикидываться… они уже ушли, - говорит он и трогает её за плечо.
У Марты падает голова.
От слабеющего в зале света смолкают голоса. В первых аккордах прелюдии здесь доминирует труба. Бурные аплодисменты настраивают всех на определённый лад. Пьеса Ионеско. «Носорог». Тишина. Занавес. На сцене уже актёры.
Он догоняет её у выхода, потому что она не смогла распахнуть массивную дверь.
–
Твой порыв. Ты уверена? – спрашивает он.– Я по-другому не могу… - её решительный взгляд, её решительный жест. – Помоги мне открыть дверь!
«Зачем нам чужие проблемы?»
«Нам? Ты хотел сказать мне» .
«Я думал, ты меня любишь».
«Причём здесь это. Нужен поступок, а не твои слова».
Он распахнул дверь в фойе, и она очутилась в зеркале. В бесконечном пространстве, где каждое движение скопировано: шаг направо повторяет шаг, взмах руки – один в один, только лицо с испорченным макияжем, словно чужое лицо постороннего человека, у которого может быть другое мнение. Когда случается беда, люди должны думать одинаково.
– Куда ты? Наш гардероб там…
В это время гардеробщик, как ни в чём не бывало, пьёт с вареньем чай.
– Что, что с вами?! – вскрикнул гардеробщик, увидев их помятый вид. – На вас лица нет.
– Скорей! – вскрикнула она.
– Дайте мой плащ. Вот номерок… тридцать три…
– Как, вы уже уходите?! – удивился гардеробщик. – Такой спектакль! Зрителей полон зал. Может, вы всё-таки передумаете?
– Нам нужно срочно позвонить!
– подхватил он. – Дедушка в зале, по всей видимости, умер.
– Примите мои соболезнования, - доставая платок, сказал гардеробщик. – Смерть в театре об этом только можно мечтать. О-хо-хо. Сколько ему было?
– Кому? – переспросил он.
– Вашему дедушке, - гардеробщик отхлебнул чаю. – А чёрт, горячий.
– Это посторонний дедушка! – возмутилась она. – Он просто сидел на нашем месте…
– И вы его того… придушили. Ха-ха-ха.
– Гардеробщик ехидно засмеялся. – Ну ладно, ладно не горячитесь… я пошутил. Дедушка не ваш, тогда зачем понапрасну суетиться. Спектакль кончится. Приедут санитары. И всё…
– Как всё?
– Вынесут…
– Гардеробщик, вы чёрствый человек, - сказала она. – Дайте мой плащ я всё равно буду звонить.
– Ну хорошо… сейчас… сейчас… ваш номерок… тридцать три. – Гардеробщик развернулся и, бубня себе под нос, исчез среди верхней одежды… - Как они будут звонить? Связи-то нет…
В эту волнительную минуту он хотел быть как можно ближе к ней, поэтому и обнял за талию. Она, естественно, не сопротивлялась.
Гардеробщик наконец вернулся и, положив на прилавок куртку и шубу, вежливо добавил:
– Пожалуйста.
– Что это?!! – восстала она.
– Шуба… - спокойно сказал гардеробщик.
– Какая шуба? Я была в плаще! – не унималась она.
– По всей видимости, норковая… кх-кх-кх. А ваш плащ… не знаю, не знаю. Вы мне дали номерок тридцать третий? Тридцать третий. А там куртка и… шуба.
– Я вам не позволю издеваться над моей девушкой!
– заступился он. – Только дура может одеть весной шубу.
– Зря вы так, - обиделся гардеробщик. – У меня здесь в гардеробе ещё одна женская шуба висит.