Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
— Я любил Дуняшу. — Егор сглотнул, голос у него сорвался.
— А не уберег ее, — попрекнула его Дарья. — В тот вечер дождь лил как из ведра, было холодно, а ты взял ее с собой на рыбалку. И застудилась она, воспаление легких…
— Жену не уберег, ты права, потому теперь желаю Юльку уберечь, — глухо произнес Егор. — Зря она укатила на море.
— Это почему же зря? — не поняла его Дарья.
— Петька-то ее к себе не приглашал? А вдруг любовь у него к Юльке растаяла, как тает туман над рекой в солнечный день?
— Не мели чепуху, Егор! — одернула его Дарья. — Твоя дочь за своим счастьем поехала. Не век же ей жить с тобой…
— И то правда, — согласился Егор.
Вернулся он домой расстроенный и
— Доброе утро, Егор Иванович! — Он протянул руку, чтобы поздороваться.
Но Егор даже не шевельнулся, словно бы не видел руку. Грустно произнес, поправляя на голове старую кожаную кепку:
— Недоброе у меня утро, Степан, Юлька-то уехала…
— А чего вам печалиться? — усмехнулся Батурин, закуривая папиросу. — Я отвез ее на вокзал. Погостит у своей сестры в Саратове и вернется, а потом с вами свадьбу с ней сыграем. Я вот думаю, что подарить ей? Может, подскажете?
— Не будет свадьбы, Степан! — глухо и отрешенно ответил Егор. — Юлька уехала не к сестре, как ты говоришь, а на море к Петру, Дарьиному сыну. Она любит его, вот и укатила.
Степан побледнел, и так ему стало плохо, что и слова сказать не мог.
Глава шестая
Январским морозным утром главком ВМФ Кузнецов собрался на прием к министру Вооруженных Сил маршалу Булганину, но тот неожиданно сам вызвал его. Николай Александрович был явно не в духе, но Николай Герасимович сделал вид, что этого не заметил.
— Я о совещании по вопросу строительства кораблей, — произнес маршал. — Товарищ Сталин рекомендовал обсудить эту проблему завтра в десять утра. Я просил его принять участие в работе, но у него встреча с зарубежной делегацией. Ваши адмиралы все на месте? — Лицо министра стало строгим.
— Все, кому велено быть, уже съехались, — сдержанно ответил Николай Герасимович. — Значит, завтра в десять?..
На совещании, которое проводил министр Вооруженных Сил (в нем приняли участие маршалы Василевский и Конев, адмирал флота Кузнецов, адмиралы Юмашев, Левченко, Трибуц, Головко, Галлер, Алафузов, вице-адмиралы Ставицкий, Горшков, Холостяков, Владимирский), речь шла о новых типах боевых кораблей, которые следовало построить. Маршал Булганин был въедлив, то и дело задавал адмиралам вопросы, не скрывал своей горечи, что военный флот «слишком дорого обходится государству». После того как многие высказались, он вдруг произнес:
— А что, если нам пока не строить эсминцы, а дать больше торпедных катеров? Я понял, что главком ВМФ готов пойти на этот шаг, учитывая тяжелую обстановку на судостроительных заводах. Верно, Николай Герасимович?
— Кто вам это сказал, товарищ министр? — переспросил Кузнецов. — Такой шаг был бы, мягко говоря, опасным для флота, и я на подобное не пойду.
— Вот как… — Бородка у Булганина качнулась. — Ну-ну… Тогда решайте, что и как, а вы, товарищ Кузнецов, потом мне доложите…
Всю неделю адмиралы заседали у главкома. Все сошлись на том, что запланированные корабли в основном хорошие, хотя и внесли в их проекты поправки. Правда, кое-кто высказался против постройки больших кораблей, но адмирал Октябрьский возразил:
— Такие корабли крайне нужны флоту, особенно для плавания на реках — Амуре, нижнем плесе Дуная, Днепровско-Бугском лимане. Как вы думаете, Лев Михайлович?
— Согласен, — коротко бросил Галлер.
Итоги обсуждения подвел Кузнецов.
— Нам нужны и малые, и большие корабли, — заключил он. — И хочу решительно поддержать тех, кто предлагал поправки к проектам тральщиков и охотников за подводными лодками. Опыт войны надо учитывать, товарищи. Хотел бы заострить ваше внимание на подводных лодках, — продолжал Николай Герасимович. — Не повторилось бы то, что случилось перед войной, мы не успели построить больше двухсот лодок, и это отрицательно
сказалось на боевых действиях, особенно на Северном флоте, где меньше всего было подводных лодок. Головко может это подтвердить.— Подтверждаю, Николай Герасимович, — подал с места голос Арсений Григорьевич. — Но справедливости ради отмечу, что вы тогда с Галлером и Алафузовым оперативно направили на флот лодки с Балтики и Каспийской флотилии.
Обсуждение прошло живо, и главком был доволен. Поздно вечером к нему зашел адмирал Левченко.
— Ну что, Николай Герасимович, наверху молчат?
— Молчат, Гордей Иванович. — Кузнецов достал папиросы и закурил. — Скажу тебе как другу: для меня эта тишина зловеща. Решали бы скорее, а то тянут. — После паузы он сообщил: — Мне стало известно, что в ЦК приглашали Юмашева…
— Думаете, вам готовят замену? — спросил Левченко, хотя сам слышал об этом в Генштабе, но главкому говорить не стал. Зачем сыпать соль на рану?
— Если вождь решил меня убрать как строптивого адмирала, то его соратники найдут за что, — усмехнулся Николай Герасимович. — Не зря же инспекцию возглавил маршал Говоров. Впрочем, чего гадать? Ты лучше скажи, зачем пришел, а то я тороплюсь. Звонила Вера, ко мне домой придет маршал авиации Семен Федорович Жаворонков, мой старый товарищ. Давай и ты ко мне в гости? Выпьем по рюмашке, у меня есть твой любимый армянский коньяк… Хотя бы на часок, согласен? Увидишь моего младшего сына Владимира, ему через неделю будет годик. Забавный малыш!..
— Только на часок и по рюмашке, — улыбнулся Левченко.
Прошло еще несколько тревожных дней. В Кремле состоялось заседание Высшего военного совета Вооруженных Сил. Предстояло обсудить вопрос о роли военных советов в военных округах и на флотах. До начала заседания шел оживленный обмен мнениями. Кузнецов беседовал с Хрулевым, когда к ним подошел начальник Главпура генерал-полковник Шикин.
— Как живешь, Николай Герасимович? — спросил он с улыбкой.
— По-разному, Иосиф Васильевич, — тоже улыбнулся главком. — У меня как военного моряка бывают в службе приливы и отливы. Недавно нас проверяла главная военная инспекция… — Кузнецов давно знал Шикина и мог говорить с ним без намеков. — Странно, но со мной почему-то груб маршал Говоров, хотя в годы войны, когда он был командующим Ленинградским фронтом, я с ним всегда находил общий язык.
— Знаю, — сдержанно ответил Шикин.
В зал заседаний Политбюро вошел Сталин.
— Прошу садиться, товарищи. — Сталин подошел к столу, вынул из папки листки. — Нам предстоит обсудить Положение о военных советах. Решено упразднить существующие военные советы и создать новые. Главпур, однако, не объяснил, чем это вызвано, поэтому прежде чем дать слово товарищу Шикину, я бы хотел коротко восполнить этот пробел. — Сталин прошелся вдоль стола, за которым сидели члены Высшего военного совета. — Структура теперешних военных советов была создана еще в период Гражданской войны, когда мы, большевики, порой не доверяли бывшим царским офицерам, добровольно перешедшим на сторону Советской власти и продолжавшим службу в Красной Армии. Многие из них честно служили делу нашей революции, но часть изменила Советской власти. Достаточно вспомнить контрреволюционный эсеро-белогвардейский мятеж гарнизонов Красная Горка и Серая Лошадь на южном берегу Финского залива с целью содействия наступлению Юденича на Петроград. Но то было давно. Сейчас другое время. Нашим генералам, адмиралам и офицерам народ и правительство всецело доверяют, их любят наши бойцы, хотя в семье не без урода. Я имею в виду предательство генерала Власова. Но таких в войну были единицы. — Сталин помолчал. — Какие должны быть военные советы? Если раньше они имели право решающего голоса наряду с командующим, то отныне будут при командующем с правом совещательного голоса. Это — коротко. — Сталин вскинул голову. — Вам товарищ Шикин…