Кузнецов. Опальный адмирал

— Хорошо, товарищ нарком, я все это сделаю. — Галлер хотел было идти, но вдруг остановился. — Да, две подводные лодки с Тихоокеанского флота уже прибыли в Полярный. На подходе еще две лодки. А одна «Л-16», как вы помните, погибла одиннадцатого октября у Сан-Франциско. Ее, видно, торпедировала по ошибке чья-то подводная лодка или самолеты англичан.

— Раньше я сам так думал, но есть все основания считать, что сделала это японская подводная лодка, — сказал нарком.

Кузнецов имел в виду послание Рузвельта Сталину от 30 декабря 1942 года, с которым его недавно ознакомил Верховный. «Я обратил внимание на радиосообщение из Токио о том, что 12 октября в Тихом океане японская подводная лодка потопила подводную лодку союзной нации, — писал Рузвельт. — Вероятно, это сообщение касается Вашей подводной лодки «Л-16», потопленной противником 11 октября в то время, когда она находилась в пути в Соединенные Штаты с Аляски, и я посылаю Вам выражение сожаления по поводу потери Вашего корабля с его доблестной командой и выражаю мою высокую оценку вклада, который вносит в дело союзников также Ваш доблестный Военно-Морской Флот в дополнение к героическим победам Вашей армии». Сообщив адмиралу Галлеру об информации Рузвельта, Николай Герасимович не без огорчения заметил:

— Теперь ясно, что командир подводной лодки не организовал должным образом акустическую вахту. Три сильных взрыва взметнулись над водой. Следом за «Л-16» шла другая лодка, и моряки видели, как быстро ушла под воду наша лодка. Неподалеку от нее сигнальщик заметил перископ чужой лодки. По ней открыли огонь из пушки, но перископ вмиг исчез.

(Все шесть подводных лодок Тихоокеанского флота направлялись на Северный флот, командовал отрядом капитан 1-го ранга Герой Советского Союза Трипольский, который хорошо проявил себя в финской войне, будучи командиром подводной лодки. Корабли прошли 17 тысяч миль, пересекли шесть морей и два океана. Потеряна была одна лодка «Л-16». — А.З.)

Пройдет время, и адмирал Кузнецов узнает о том, что все экипажи подводных лодок активно включились в боевые действия на море, командиры смело и решительно уничтожали врага, за что не раз награждались орденами и медалями, а двое из них, капитаны 2-го ранга Г. Щедрин и И. Кучеренко, стали Героями Советского Союза.

Часть вторая Горькая чаша

Дарование в человеке есть бриллиант в коре. Отыскав его, надобно тотчас очистить и показать его.

А. В. Суворов

Глава первая

Бледная луна цыганской серьгой повисла над Невой, река была тихой и покорной, казалось, она уснула после дневных забот. Такая мысль пришла в голову адмиралу Трибуцу, когда он спешил в военную гостиницу, где находился нарком ВМФ. Черная «эмка» остановилась у подъезда, и комфлот вышел из машины. Когда гость вошел в номер, Кузнецов догадался — что-то случилось. Лицо у комфлота было встревоженное, глаза, обычно веселые и живые, смотрели опечаленно.

— Садись, Владимир Филиппович, я еще не успел лечь отдыхать. Сам понимаешь, дел у меня невпроворот, а в гостинице тихо, никто не мешает и есть возможность поработать над документами. Чай будешь пить? Нет? Тогда говори, с чем пожаловал.

— У меня сегодня черный день, — вздохнул Трибуц. — С моря не вернулись три подводных лодки, и одна из них 320-я «щука» капитана 3-го ранга Вишневского. Наверняка подорвалась на мине.

— Финский залив немцы напичкали минами, — сказал нарком. — Надо бы штабу флота продумать, как обезопасить фарватер в заливе. Будь у себя с утра, я приеду, и сообща решим, что нам предпринять.

— Жаль мне Вишневского, — вновь заговорил комфлот. — Его лодка в июле у косы Курише-Нерунг потопила немецкий транспорт «Анна Катерина Фритцен», хотя его и охраняли два тральщика, а в районе мыса Стейнорт уничтожила плавучую базу «Мозель».

— Погоди, комфлот, это же лодку Вишневского в октябре мы наградили орденом Красного Знамени! — воскликнул Кузнецов.

— Совершенно точно, Николай Герасимович. — Трибуц передохнул. — Когда лодка уходила в море, я пообещал Вишневскому, что как вернется с боевой позиции, в столовой мы накроем стол для моряков. Будет жареный поросенок и шампанское в честь побед. А теперь придется всех, кто погиб, поминать…

— А вчера, когда мы ездили с тобой в Смольный, ты вроде был не в духе? — спросил Николай Герасимович. — Отчего бы?

— Узелок тут один надо было развязать, да что-то у меня не получилось, — смутился комфлот. — Ко мне приходила на прием жена майора Скворцова, командира роты морских пехотинцев. Ничего мужик, крепкий, бывал не раз в боях, и смелости ему не занимать. Две недели тому назад пришел он ко мне и попросил отправить его на передовую. «Только туда, где очень жарко и где головы не поднять от вражеского огня», — сказал он. Я сразу смекнул, что он с женой поссорился. Она у него врач и очень красивая.

— Из-за чего они повздорили?

— Я тоже задал ему этот вопрос, и то, что услышал, бросило меня в жар. «Да, — ответил майор, — я с женой поссорился и больше к ней не вернусь. А знаете, почему? Другой у нее был, когда я ушел с десантом под Невскую Дубровку!.. Теперь я к ней не вернусь, — повторил он. — Жаль, правда, сына, но есть надежда, что он вырастет и меня не осудит. А я, — добавил он твердо, — решил уйти на передовую!»

— Странное желание, однако, — усмехнулся Кузнецов. — Он же из боя не выходил! Ревность, видимо, в нем взыграла.

— Я тоже об этом подумал. — Трибуц помолчал. — Я колебался, а потом решил удовлетворить его просьбу и включил в спецотряд, которому предписывалось захватить в тылу батарею врага. Там, под пулями, ему будет не до ревности…

— И правильно сделал, что отправил его на передовую. Чего переживаешь?

— Неувязка получилась… — Голос у Трибуца сорвался. — В бою майора тяжело ранило, его доставили в полевой госпиталь и будут оперировать. Хирург сообщил мне, что вряд ли он выживет. Ранение в правое легкое и в бедро. Жена его, Лариса, звонила в штаб и просила, чтобы командующий флотом принял ее. А что ей сказать, я, право, не знаю. Может, вы с ней поговорите? Она должна прийти в штаб в десятом часу. На всякий случай оставила дежурному свой телефон.

Кузнецов покачал головой.

— О чем она хочет с тобой побеседовать?

— Наверное, о муже…

— Видно, настырная дама, — усмехнулся Николай Герасимович.

— Очень…

— Позвони ей домой, Владимир Филиппович, скажи, что готов принять ее, но не в десять часов, а часа в три дня, когда мы в штабе решим наши вопросы. Только о ранении мужа — ни слова. Тут нужна деликатность, а то еще упадет в обморок. Да, а сколько лет их сыну?

— Пять…

— Совсем малыш… А моему Кольке с шестого февраля пошел четвертый год. Чудной такой! «Ты, — говорит, — папка, возьми меня на море, я хочу поймать краба!»

Трибуц засмеялся.

— Если бы он знал, что у краба сильные клешни, так бы не говорил. — Трибуц встал. — Итак, до завтра?..

«Что ж, попробую обуздать эту красивую Ларису, узнать, чем она дышит», — подумал Николай Герасимович.

Пришла Лариса Скворцова к трем часам дня. Она была и вправду красива. Среднего роста, худощавая, с локонами темно-каштановых волос, черные глаза оттеняли розовые щеки. Трибуц поздоровался с ней и тут же представил ей Кузнецова.

— Это мой начальник, нарком Военно-морского флота адмирал Кузнецов Николай Герасимович. Вас он не смутит?