Кузнецовы. Монополисты фарфорового производства в России
Шрифт:
Казалось бы, желать иного не надо, есть один завод со стабильной прибылью и достаточно, но так рассуждает крестьянин, не видящий ничего дальше своего родного двора, а Терентий таким не был. Выросший в крестьянской среде, он отличался от нее. Этот крестьянин-старообрядец обладал даром незаурядного политика. «Выезжая на базары и ярмарки, Кузнецов посещал встречавшиеся на пути фарфоровые заведения. Не почитал за труд и многоверстный крюк дать, чтобы посмотреть, как ведет дело заводчик, посуда которого в цене. Как-то прослышал Кузнецов, что обедневшие помещики господа Сарычевы ищут покупателя на земли, расположенные близ пустоши Ликино.
Выкурив утреннюю трубку, отец бесшабашного семейства Сарычевых изрек:
– Ну теперь, душенька, можно и в Париж податься.
Не могло дворянство богатства своего разглядеть из-под сосен, елок и чащобы непролазной дулевской. Удивлялись, недоуменно переглядывались
Тереха свою выгоду сразу видел, на много десятилетий вперед. Ведь для производства фарфора самое главное условие – это хорошие поленца, да чтобы росли близко и много их было. Называлась эта пустынька Дулево – сердце будущей фарфоровой империи Кузнецовых. Пока живо Дулево, живо воспоминание о великой промышленной династии. Основан был Дулевский фарфоровый завод Терентием Кузнецовым в 1832 году. Он находился в самом сердце Гуслиц, «и главными его работниками стали гуслицкие крестьяне, которые великолепно могли украшать певческие книги роскошным, красочным, с золотом орнаментом, писать иконы по московским образцам, и самобытно, и мастерски»[30].
В то время на многочисленных заводах Гжели стремление создать качественный товар было на втором месте, главное – прибыль. Качественной была сама глина, а уж приготовление керамической массы, формовка изделий, зачистка, глазуровка – все это было не на высоком уровне, и на выходе получалась продукция для невзыскательного крестьянина. Завод в Дулево изначально ориентировался на более состоятельную клиентуру, и хочешь не хочешь, а такой заявке должно было соответствовать и качество. Чтобы прибыль росла не в ущерб качеству, решили впервые на гжельских мануфактурах разделить производство на ряд отдельных операций: формовку, обжиг, роспись делали разные люди. Благодаря этому общий объем продукции увеличился. Возросло и ее качество. Экономически выгодным было и положение Дулево (считается, что это местечко получило название по имени лесника Дулева, живущего на опушке леса).
Терентий привез с собой бесценных для организации фарфорового дела мастеров – единоверцев из Гжели и Гуслиц. Кроме рабочих из местных деревень: Коротково, Язвище, Дуброво, Степино, Беливо – на Дулевский завод пришли еще и разорившиеся владельцы мелких кустарных фабрик, такие как Митягин, Петр Фуфаев с сыновьями, представители династии Малининых, Грязновых, Карелиных, Кудряшовых. И бывшие заводчики, и их работники просто находились в безвыходной ситуации, поскольку после прекращения работы оградительного тарифа 1822 года на русский рынок в огромном количестве прибыли заграничные изделия, и продукция мелких частных заводов без поддержки государства не смогла с ними конкурировать. В 20—30-е годы XIX века Гжель являла собой печальное зрелище: мелкие фарфорово-фаянсовые заводики разорялись, так и не успев окрепнуть без казенных дотаций. А глинистые земли, болота и леса не давали жившим там крестьянам возможности прокормить свои семьи сельскохозяйственным трудом.
Так династия промышленников создавала династии работников. Лежащий в основе предприятия Терентия Кузнецова династийный принцип способствовал повышению качества изделий, вносил элемент традиционности и стабильности в новое производство. Ноу-хау передавалось от отца к сыну и было залогом хранения производственных секретов.
Отстроенная Терентием фабрика Дулево была исключительным случаем в экономической истории России. Она не являлась крепостной мануфактурой, где крестьяне в принудительном порядке работали бы на помещика, а помещик, в свою очередь, тратил бы средства производства на свои личные потребности, а не на расширение мощностей. Дулево стало одной из первых в России частных мануфактур, основанных на вольнонаемном труде. Особенность нового производства заключалась также в том, что не надо было подкупать или переманивать рабочих с других частных заводов: они в связи с тяжелыми условиями вынуждены были сами наниматься к удачливому работодателю.
Строители завода поселились в соседней деревеньке Коротково. Первой на свет появилась «машинная» мастерская для приготовления фарфоровой массы и точильное отделение. Затем печники-гжельцы сложили из огнеупорного кирпича обжигательные печи-горны, и, наконец, появилась знаменитая дулевская «белая контора», где помещался сортировочный цех, живописная мастерская и склад готовых изделий.
Сначала рабочие спали там, где работали. Потом построили деревянные бараки с большими комнатами. Они назывались спальнями, потому что рабочие, с раннего утра и до позднего вечера работавшие на заводе, приходили сюда лишь на ночлег. Семьи рабочих жили в деревнях
Гжели и Гуслицы. Выборный староста закупал в хозяйской лавке продукты, сдавал их стряпухе. Она готовила обед и ужин, утром и вечером кипятила куб для чая.Длительное время до пустоши можно было добраться только на гужевом транспорте, что создавало значительные трудности при вывозе и ввозе продукции, увеличивая ее себестоимость. Однако экономическая стратегия была придумана правильно, и центр пустоши вскоре перестал переживать отрыв от внешнего мира. После проведения Нижегородской железной дороги (1861), и особенно соединительной ветки между станциями Орехово и Куровское, прошедшей через Дулево, завод оказался на железнодорожной магистрали, что дало ему большие преимущества перед другими фарфоровыми заводами.
Сначала качество дулевской посуды не отличалось совершенством. Однако Терентий понимал: чтобы производить продукцию европейского уровня, надо использовать любую возможность для внедрения в производство новых технологий и инноваций.
Благодаря такому подходу Дулево стало творческой лабораторией фарфорового мира, охватывающего не только крестьян и трактирщиков, но и купечество, и мещан. В 40-е годы XIX века появляется и становится символом производства «дулевский розан». Каждая женщина-мастерица вносила в этот пышный розовый цветок что-то новое. Он мог веселиться и печалиться, петь и озорничать. Его повсюду узнавали и охотно покупали. В то же время появился рисунок «агашка», который представлял собой прием росписи пальцами. Считается, что на дулевском заводе при Терентии Яковлевиче работала мастерица Агафья. Все успеть хотела, одной рукой с младенцем возилась, а другой – цветочки малевала на чашках, чайниках, сливочниках. Как правило, при таком узоре в центре, на веточке, помещался пышный цветок, вокруг листочки и бутон на тонком стебельке. Там же помещались «рокачки» – черные или красные росчерки пером. Вскоре именно «агашечный» стиль стал главным в художественном стиле дулевского фарфора.
Глава 6 Рижский филиал. Международное признание
Одновременно с Дулевской фабрикой Терентий продолжал владеть фарфорово-фаянсовым заводом в Ново-Харитоново. Однако останавливаться на достигнутом он не собирался. Его влекли дороги из русской деревни на Запад. Оптимальным местом, где встречались русские товары и иностранный спрос, стала Рига. Здесь же обосновалась одна из крупнейших в России старообрядческих общин – поморская, члены которой благодушно отнеслись к новому предприятию. Два музея старообрядчества и в настоящее время считаются известной рижской достопримечательностью и свидетельствуют, насколько многочисленной и сплоченной были поморяне.
Некоторые проблемы, возникшие в ходе запуска завода, носили экономический характер. Сырье пришлось привозить первоначально из Дулево, что требовало больших затрат, но зато через Северодвинский порт появилась возможность экспортировать изделия в страны Западной Европы. Так, в 1843 году заработал «рижский филиал» Терентия Кузнецова.
Кадровый вопрос был решен так же, как и сырьевой: профессиональные мастера были привезены из Гжели, причем их вербовали семьями опытные агенты хитроумного Терехи. Да и сам хозяин был речист, умел воздействовать на людей. Ригу представлял как землю обетованную. Главной мотивацией для отъезда из Гжели были обещанные высокие зарплаты и гарантия, что на такую сумму у работника будет возможность открыть собственное производство по приезде на родину. В реальности не у всех переселенцев были деньги, чтобы нанять квартиру, приходилось жить в полусырых общежитиях. Что же касается административной элиты – ядра производства, состоящего, как правило, из единоверцев, то условия проживания у них были иными. Они селились в маленьких комфортабельных «кузнецовских» домиках, окруженных оградами. Рядовые работники находились в более стесненном положении и при всем желании не могли уйти с фабрики, так как находились в долгу у хозяина за переезд и не знали местного языка, чтобы найти другую работу.
Гжельцы оказались расторопными ребятами, и уже через два года фабрика заработала на полную мощность. Местечко в Дрейлингсбуше[31] сразу же стало монополистом производства. Единственным конкурентом был завод М. Рачкина[32], который закрылся не без влияния Кузнецовых в 1859 году. Благодаря своему благоприятному географическому положению рижская фабрика стала одной из первых работать на импортном сырье, которое доставлялось по морю из Германии, Голландии, Франции и Скандинавии. Уголь был английский. Для фаянса глина была исключительно импортной. Таким образом, рижское предприятие стало центром европейской торговли. Готовые изделия вывозили тем же морским путем в Англию и Голландию. Кадры, правда, были русские, но постепенно в керамическое производство было вовлечено и местное население.