Кузница Тьмы

Но Раскан - всего лишь страж ворот. Ему не дан утонченный разум Сагандера или лордов и леди, высших служителей Куральд Галайна. Очевидно, он что-то упускает, и мысли его всего лишь глупы. Во власти есть что-то превыше его понимания. Все, что он знает - что его жизнь в чужих руках; возможно, тут есть возможность сделать выбор, но если и так, ему не даны мудрость или ясность видения, чтобы сделать выбор.

Мальчик, как обычно, был молчалив, выводя явно послушное животное на мягкий, взрыхленный грунт.

– Обрати внимание на высокую спинку седла, Аратан, - сказал Раскан.
– Выше, чем ты привык видеть, но не настолько, чтобы сломать тебе спину, словно веточку, если ты столкнешься с вражьим строем. Нет, уж пусть тебя лучше сбросит. По крайней мере будет шанс пережить падение. Не то чтобы высокий шанс, но все же... Но сейчас не в этом твоя забота. Я только хочу сделать очевидным: это боевая лошадь и ее упряжь совсем иная. Стремена в форме чаш, ребристый рог. Хотя ты не будешь носить полный доспех: у лорда другие замыслы, и если мы и столкнемся с конными недругами из других Семейств, то сможем нарезать вокруг них круги. Что еще важнее, мы сумеем пережить падение, не сломав себе кости, чтобы лежать и ждать, когда нас выпотрошат как скот.

Во время речи глаза Аратана устремились мимо Раскана, туда, где четверо погран-мечей сидели на длинном бревне. Сержант глянул на них через плечо и снова посмотрел на мальчика: - Забудь про них. Мне нужно все твое внимание.

– Да, сир. Но почему они поставили палатки? Им не рады на землях Дома?

– Они сами так хотят, вот и всё. Полудикари. Похоже, годами не мылись. Ну-ка, смотри на меня, Аратан. Этих скакунов специально отбирали. Не только по росту, но и по характеру. Почти все лошади скорее умрут, нежели навредят кому-то из нас - о, я не говорю о случайном ударе копытом или укусе, или паническом наскоке. Это случайность либо дурной нрав. Смотри же: эти звери тяжелы в сравнении с нами. Одним весом могут нас сокрушить, затоптать, превратить в кровавую жижу. Но они так не делают. Они слушаются. Не сломленный конь - испуганный конь, он боится нас. Сломленный конь - конь усмиренный, на место страха пришло доверие. Иногда слепое доверие. Идиотское доверие. Вот оно как.

Ну, а боевой конь - другое дело. Да, ты еще хозяин, но в битве вы деретесь как партнеры. Этот зверь выращен в ненависти к врагу, а враг слишком похож на меня и на тебя. Так неужели в сумятице схватки он уловит разницу? Между врагом и другом?
– Сержант замолчал, видя, как Аратан моргает, поняв, что вопрос не риторический.

– Не знаю.

Раскан хмыкнул: - Хорошо. Честный ответ. Да и никто не знает. Но треклятые твари не ошибаются. Напряжение мышц всадника подсказывает им, откуда исходит угроза? Возможно. Иные так считают. А может, правы Бегущие-за-Псами, и души скакуна и всадника обмениваются словами. Связываются кровью или еще что. Ладно. Ты должен понять, что нужно сковать какую-то цепь, пока тебе не будет достаточно инстинкта. Ты будешь знать, что делает зверь, а он будет знать, куда ты хочешь направиться. Так оно бывает.

– И долго ли этого ждать, сержант?

Он заметил, что глаза мальчика помрачнели.
– Да, в том и вызов. Для вас обоих. Мы не можем ждать сколько следует. Так что уже сегодня начнем изучать необходимое. Только не думай, что будешь скакать более одной-двух лиг в день. Но ты будешь ее направлять, ухаживать за ней. Многие говорят, что кобылы плохо годятся в боевые скакуны. Но господин думает иначе. На деле он полагается на природные стадные наклонности животных - Драконус ездит на жеребце, хозяине табуна. Понимаешь его мысль?

Аратан кивнул.

– Ладно, ослабляй узду. Пора поработать.

Мальчик и зверь хорошо потрудились в тот полдень, сначала на поводу, а потом и без; даже со своего бревна Ферен видела пот на черной шкуре кобылы. Когда наконец страж ворот и сын лорда повернулись к лошади спиной, а кобыла спокойно пошла за Аратаном, Галак фыркнул и пробурчал: - Отлично сделано.

– Ворчливое одобрение, - заметил Виль.
– Но, думаю, тебе пришлось что-то сломать внутри, чтобы сказать хоть это.

– Мундиры и сапоги с твердыми подошвами. Признаюсь, меня живущие в домах не особо поразили.

– Просто иной путь, - заметил Ринт.
– Не лучше и не хуже, просто иной.

– В те дни, когда в лесу еще были кабаны...

– Когда еще был лес, - вставил Виль.

Галак продолжал: - Великие охоты, загонщики и псы. В квадрате леса, который можно объехать за три звона. Как будто кабану есть куда уйти. Как будто он не занят своими делами, выслеживая самку или еще...

– И что?
– спросил как всегда немногословный Ринт.

– Ты сказал "иной путь, не лучше не хуже". Ты был слишком великодушен, а может, просто лжив. Подстилаешь коврик, чтобы они шли вперед и вперед. Я видел терефу, пришедшую пить из ручья среди рассветного тумана, и слезы покрыли мое лицо, потому что это была последняя тварь на лиги и лиги. Без самца. Просто одинокая жизнь и одинокая смерть под треск падающих деревьев.

Ферен прокашлялась, не сводя взгляда с мальчика - тот шел, а лошадь двигалась следом, как верная собака - и произнесла: - Путь войны оставляет пустыню. Мы видели это на границе, и здесь не иначе. Жар вздымается, словно загорелся торф. Никто не замечает. Пока не станет слишком поздно. И тогда - а как же?
– некуда бежать.

Сержант прихрамывал, заводя подопечных во двор.

– Так она завела любовника, - проворчал Галак.

– Говорят, ее нынче окружает непроницаемая магия, - заметил Ринт.
– Защита от любого света. Окружает ее, куда бы ни шла. Похоже, нашу королеву теперь не видит никто, кроме Драконуса.

– Интересно, к чему бы это?
– спросил Галак.

Ферен фыркнула, и все, даже Галак, поддержали ее тихим, сухим смехом.

Миг спустя Ферен подобралась.
– Мальчика терзает тревога, и можно ли удивляться? Как я слышала, до сего дня отец был невидим для сына, как его новая любовница в Цитадели.

– Полная бессмыслица, - кивнул Галак.

Ферен удивленно поглядела на него.
– Полная осмысленность. Он наказывает мать мальчика.

Брат спросил, поднимая брови: - А ты знаешь, кто она?

– Я знаю, кто не она, и этого более чем достаточно.

– Ну, я уже не догоняю, - криво улыбнулся Виль.

– Галакова терефа лакает воду из ручья на заре дня. Но день загорелся для всех, не для нее одной. Ты знаешь, что она обречена, знаешь, что все кончено для этой сладкоглазой голубки. Кто убил ее самца? Стрелой или капканом? Кто-то.

– И если убийца вечно извивается в руках Хаоса, - прошипел Галак, - то заслуженно.

Виль хмуро бросил: - Как щедро, Галак. Мы охотимся каждый день. Мы убиваем, чтобы выжить. Как волки, как ястребы.

– Но мы отличаемся от ястребов и волков, Виль. Мы можем представить последствия того, что делаем, и это делает нас... не нахожу слова...

– Виноватыми?
– предложил Ринт.

– Да, отлично подходит.

– Не полагайся на совесть, - сказала Ферен, не заботясь, что в голосе звучит горечь.
– Она вечно кланяется необходимости.