Кузницы Марса. Трилогия

Робаут сунул руку в карман кителя и вытащил окаймлённый медью компас астронавигации.

– Поймай для меня ветер, давний друг, – произнёс он как в старые добрые времена.

Робаут не мог сказать, что стало причиной, побудившей его забрать компас из своей каюты на “Ренарде”, но он являлся ничуть не худшим ориентиром в этом незнакомом мире, чем любой другой. Единственный предмет, который он забрал с обречённого “Наставника”, был ненадёжным навигатором, но его стрелка безошибочно указывала на огромную башню из циклопических колонн сегментированной стали.

– Это универсальный транслятор? – спросил Робаут у Котова.

– Да.

Сооружение возвышалось над горизонтом, напоминая смутно вырисовывавшийся шпиль улья, лёгкий смог обвивал его основание, и огромное похожее на мегафон устройство на вершине нацелилось в небеса.

Лабиринт охряных зданий, кузниц со стальными стенами и один только Император знал чего ещё лежал между ними и головокружительной необъятностью транслятора. Казалось невозможным добраться туда, потому что Телок, конечно же, предугадал их план, но разве оставался выбор?

– Не думал я, что всё так сложится, – произнёс Робаут, убирая компас в карман.

Тихий ответ Котова заглушил хриплый рёв рудовоза и ликующие крики кадианцев.

– Похоже, у нас есть транспорт, – сказал Робаут и усмехнулся, увидев, что Вен Андерс хлопнул Павельку по плечу.

Кадианский полковник высунулся из кабины, когда опустилась задняя грузовая рампа рудовоза:

– Все на борт! – крикнул он. – Эта башня сама себя не активирует!

Микроконтент 08

Покои Блейлока на “Сперанце” почти не отличались от тех, что располагались в самом центре кузни региона Кебрения. Обычно он не любил перемены ради перемен и считал адептов, которые утверждали, что это способствует творческому потенциалу крайне утомительными.

Он не нуждался во сне, аугметика черепной полости моделировала подобный процесс без потребности в кровати, а химикаты из цилиндра на спине обеспечивали питательные вещества и гормоны, которые намного превосходили те, что вырабатывались естественным путём.

Поэтому его личные покои являлись скорее мастерской, чем местом для отдыха и восстановления сил. Сутулые сервиторы стояли за спиной своего хозяина и бездействовали, а сам Блейлок сидел на укреплённом стуле у верстака, склонившись над деревянным прямоугольным предметом, изготовленным из древесины, которая была вполне уместна для палаты общения астропатов.

Он представлял собой квадрат со сторонами равными сорока пяти сантиметрам и покрытым ярко-красным блестящим лаком в тон пескам Марса. Созданный из генного образца вымершего калибанского дерева, известного, как нортвилд, которое по структуре и способности к обработке напоминало также вымершее красное дерево Старой Земли. Цвет поверхности равномерно потемнел за века, прошедшие с тех пор, как магос Альхазен подарил его Блейлоку после восхождения в Культ Механикус. Подобно и самому Блейлоку подарок взрослел с точностью, которая казалась восхитительной для чего-то созданного из непредсказуемого органического вещества.

Тиснёная золотая надпись протянулась вдоль краёв, представляя собой сочетание комбинаций квантовых рун, бинарной стенографии и божественных порядковых чисел аспектов Бога Машины. Поверхность покрывали запутанные кривые и эллипсы, похожие на схемы и рисунки во вращавшемся планетарии, и именно по этим линиям Блейлок двигал дощечкой, вырезанной из того же самого дерева.

Альхазен называл это Марс Вольта, проводником к Омниссии, некогда любимыми культами Зифианцев, но Блейлок раньше никогда не пользовался им. Он не был уверен в мотивах своего выбора, но во время размышлений о проблемах вокс-связи с поверхностью, картина спрятанного в его покоях подарка сама собой всплыла из памяти.

Такие предметы впали в немилость у Механикус ещё века назад. Большинство хранилось у самых суеверных жрецов Марса всего лишь как антикварные вещи, но даже если существовал малейший шанс, что это поможет в наступивший трудный час, то Блейлок был готов рассмотреть любой вариант, сколь нелогичным тот ни казался.

Оставались считанные часы до запуска загруженных алхимическими сатураторами геоформирующих кораблей Криптаэстрекса, в огромных трюмах которых расположились многочисленные астронавигационные зонды-сервиторы Азурамаджелли. Реализация идей вышеупомянутых адептов по отдельности не приведёт к преодолению помех в атмосфере Экснихлио, но вместе они могли открыть непродолжительное окно с поверхностью.

Но даже два геоформирующих корабля могли обработать только ограниченную область атмосферы, приблизительно равную одной шестнадцатой планетарного объёма. Недостаточно, чтобы быть уверенным, что кто-то на поверхности сможет получить или отправить сигнал. Какая бы часть планетарной атмосферы ни была очищена, это должно произойти примерно над тем местом, где находился архимагос Котов, иначе он просто не сможет ей воспользоваться.

Азурамаджелли остался на мостике, посылая бесконечный град вокс-запросов на поверхность, в то время как Криптаэстрекс наблюдал за развёртыванием своих крайне сложных геоформирующих кораблей. Такие суда представляли собой неуклюжие конструкции, разработанные для нахождения на низкой орбите или во враждебной планетарной биосфере. А вот для чего они не были разработаны так это для выхода на геостационарную орбиту посреди хаотических электромагнитных штормов на границе мезосферы.

Блейлок тысячу раз до пикоскопических деталей изучил каждое орбитальное сканирование Экснихлио в поисках подсказок, куда лучше направить геоформеры. Ни один из аналитических инструментов в его распоряжении ни к чему не привёл: ни региона, где искажение было бы тоньше, ни малейшего намёка, что это конкретное место внизу лучше другого.

И таким образом дело дошло до этого. Он осторожно коснулся металлическими пальцами деревянной дощечки на Марс Вольта. Он понятия не имел с чего начать и выбрал одну из первых и самых простых молитв Богу Машине:

– Познанием я очищаю свою плоть от невежества.

– Изучением я увеличиваю свою силу.

– Технологией я почитаю Бога Всех Машин.

– Силой технологии я восхваляю славу Марса.

– Все превозносят Омниссию, ведущего нас по пути познания.

Прошли века с тех пор, как Блейлок произносил эти слова. Этому нравоучению учили едва удостоившихся аугметики послушников, и его успокаивающая простота понравилась фабрикатус-локуму.

И затем дощечка переместилась.

Изумление Блейлока было абсолютным. Он искренне не ожидал, что из решения спросить совета у Марс Вольта что-то выйдет. Блейлок уменьшил идеомоторные реакции, а его искусственная нервная система была неуязвима для таких вещей, но он так и не смог обнаружить сознательное управление движением своих рук.

Дощечка плавно перемещалась от одной группы цифр к другой. Блейлок наблюдал за ней с растущим чувством божественного восхищения, словно вернулась давно отсутствовавшая в его жизни святая цель.

Сервиторы задёргались, когда его инфоток поднялся от волнения. Наполнившая хозяина энергия коснулась их монозадачных мозгов, и они забормотали бессмысленную глоссолалию.

Руки Блейлока больше не принадлежали ему, они стали продолжением Бога Машины, проводником трансляции мудрости Омниссии из бесконечности в смертные миры. Числа продолжали сменяться до тех пор, пока дощечка, наконец, не остановилась посередине доски.