Кузня Крови

Я скосил глаза по сторонам и убедившись, что никто не глядит на меня, поднял руку. И, конечно же, не нащупал в шее древка. Даже следа. Но очередная попытка сглотнуть скопившуюся слюну вновь разодрала горло болью.

Снова украдкой взглянул в сторону. На того, кто влепил мне в горло эту стрелу. Злиться не выходило. Сам виноват, что подставился, попытавшись перескочить через гребень насыпи. Не винить же Браура за меткость и то, что он ждал там подобного глупца?

Скорее стоит задаться вопросом, почему так не происходит у остальных. Я вижу, как парни хватаются за голову, если получили рану в неё. Но не вижу, чтобы кто-то мял бок или потирал почти отрубленную руку спустя полдня.

Заскрежетала дверь в дортуар. Наставник Визир, второй после Глебола и довольно неприятный тип, огласил привычное:

— Вечерняя молитва.

Парни загомонили, потянулись на выход.

Небольшой храм Хранителям располагался между зданием, где жили наставники и нашей казармой-дортуаром. К нему вела отдельная и широкая дорожка через парк. Темнело всё раньше и сегодня мы шли по ней в полной темноте. Непривычно. Под ногами шуршал толстый слой опавших листьев. Но хорошо, что хотя бы для теней всё ещё не время. Я помню, как им не нравится молитва Хранителям, но просто не хочу, чтобы они оказались в их храме.

Чёрные, тянущиеся вверх стены храма теперь были видны издалека, хотя его шпиль вдвое ниже даже самой маленькой башни нашего замка, и возвышался над крышей лишь на четыре кана. Но теперь, почти лишившись листвы, деревья парка больше не могли спрятать их за собой.

Храм был очень широк и просторен, во много раз больше, чем крохотный храм в Денудо. Он явно строился в расчёте принимать в себя гораздо большее число людей, чем сейчас обучалось в Корпусе. Наши четыре десятка легко умещались точно напротив алтаря, по центру храма.

Двое, идущие первыми, потянули створки высоких арочных дверей, раскрывая их перед остальными.

В дальнем конце зала темнела громада алтаря. Он тоже во много раз больше того, что был в нашем замке Денудо или того, на котором мы в лесу приносили клятву. Огромный чёрный куб. На его поверхности ярко горели слёзы Амании, впитывающие силу Хранителей и наших молитв.

Мы пересекли зал, выстраиваясь на ходу. Первый ряд замер в пяти шагах от алтаря, склонил колени. Через два удара сердца, которые мы тратили на то, чтобы вглядеться в алтарь, остальные тоже начали опускаться.

Я всегда шептал молитву беззвучно, не желая, чтобы кто-то услышал мои надежды и тайны. Но многие лишь повторяли привычные с детства слова, ничего не добавляя от себя и ничего не скрывая. Со всех сторон доносился многоголосый шёпот, сливающийся в речитатив:

— К вам, Хранители, оставленным защищать наше королевство, обращаю я свою молитву. Хранители севера, юга, востока и запада, услышьте нас. Мы принесли вам пламя души, которое по-прежнему жарко в нас горит. Да будет кровь Предка течь в наших жилах вечно, да будут вечно нерушимы границы королевства, как нерушимы ваши храмы и алтари.

Я же привычно добавил:

«Молю вас принять мой дар и вспомнить о нём на посвящении. Не прошу о силе, которая будет равна силе героев прошлого, Хранители, прошу лишь дать мне то, что заслуживает своей древностью кровь Денудо в моих жилах. Прошу очистить мою кровь от проклятой крови Оскуридо. Прошу, Хранители, на посвящении обратить на меня свет Предка и выжечь из моих жил все тени Оскуридо и ихор того, что стал Безымянным.»

Но всё же я не был в числе тех, кто молился дольше всех. Когда поднялся с колен и двинулся к алтарю, то вокруг ещё оставались те, кто беззвучно молился, прося о чём-то сокровенном Хранителей.

Наклонившись к алтарю, коснулся рукой его холодной поверхности. Через миг похолодело и у меня в груди. Обычно это было не очень приятное чувство, словно ты вдруг вдохнул ледяного воздуха, чем-то даже напоминая прикосновение моих теней, как бы кощунственно это не звучало. Но сегодня этот холод, оставшийся вместо угасшего огня души, не только показался приятным, но словно омыл горло, забрав с собой боль от стрелы.

Лежавшие на алтаре слёзы, казалось, засверкали чуть ярче. И я с улыбкой отнял руку от алтаря. Какие сегодня добрые знаки. Мои молитвы услышаны. Нужно только стать лучшим, и тогда Хранители точно услышат мои молитвы. Можно будет забыть о тенях, как о страшном сне. И вернуть славу и силу нашему Дому.

***

На верхнем ярусе храма, там, где вдоль потолка тянулась открытая галерея, опоясывая его, стояли двое.

Суав владетель Верде, глава Кузни и старший наставник Глебол.

Редко когда бумажные дела позволяли самому Суаву проводить занятия: пробежаться по лесам вокруг Кузни, гоняя учеников, поглядеть лично, как они сражаются или как реагируют на вбитую в живот сталь.

Но у него было кому доверить это.

Вот и сейчас он оглядел ряды склонивших колени учеников и спросил:

— На кого советуешь обратить внимание?

Глебол тут же ответил:

— Трейдо, из Дома Трензар. Умён, собрал небольшую группу поддержки. Причём из северян, сумев убедить Хасока сына владетеля Хонесто в том, что они на одной стороне и что именно Хасок там главный.

Суав отметил:

— И не солгал кое в чём. Север и Запад последние годы тянутся друг к другу.

Глебол не стал спорить:

— Умеет решать свои дела чужими руками. Как минимум две стычки птенцов, которые закончились для них серьёзным наказанием, были организованы им. Умело воспользовался враждой между двумя семействами юга и при этом остался в стороне.

Суав хмыкнул:

— Дальше.

— Адалио четвёртый сын владетеля Первого дома юга Тенебро. Он принимает очень взвешенные, но при этом неожиданные решения. Я бы сказал, что в нём Юг получит нового великого полководца.

— Сильное заявление.

Глебол лишь пожал плечами:

— Пока отряды под его командованием выигрывают втрое чаще остальных.

Суав кивнул, потребовал:

— Дальше.

Глебол немного замялся, но внизу, на алтаре сверкнули слёзы Амании, и он затем неуверенно протянул:

— Вот этот. Лиал из рода Денудо.

— Ты уже говорил о нём. Первая кровь.

Глебол покачал головой:

— Сейчас я о другом. Не видя своими глазами его результаты, я бы мог даже заподозрить, что он и вовсе простолюдин, каким-то невероятным образом обманувший всех нас и решивший занять место настоящего сына владетеля. Вы помните первый день, когда мы заставили их одеть вонючие лохмотья?

Суав негромко рассмеялся:

— Ради этого дня я бросаю все свои дела. Как я могу забыть его? И помню, что он первый переоделся.