Кузя, Мишка, Верочка

В целом Марине казалось, что она хорошо понимает Риту. Правда, бывали моменты, которые ставили ее в тупик. Рита была такой открытой и дружелюбной девочкой, веселой и смешливой. Но иногда на нее нападали приступы какой-то непонятной злости. Дело не в том, что Рита могла хлопнуть дверью или стукнуть кулаком. Марина сама была вспыльчивой и вполне понимала, что гнев и ярость по-другому порой и не выразишь. Пугало Марину то, что она не всегда понимала, что вызывало у Риты такую злость. Еще Марине становилось не по себе, когда у Риты вдруг появлялся как будто «отупевший» вид. Редко, пару раз всего, но было такое. Взгляд остановившийся, ушедший даже не внутрь себя, а куда-то еще глубже… Потом все проходило, и Рита как ни в чем не бывало смеялась и ласкалась к маме. Объяснить, что с ней происходило, она не могла.

Бывали конфликты и вне дома. Иногда в школе говорили, что Рита кого-то больно стукнула, однажды — вроде толкнула кого-то слишком сильно. Марина не обращала внимания. У всех детей бывают такие случаи. Толкаются дети, да и дерутся часто — ну и что? Редкая семья, воспитывающая ребенка любого пола, возраста и происхождения, обходится без подобных инцидентов.

Смутны и извилисты пути воспитания. Столкнувшись с «неадекватным» поведением ребенка, родители порой оказываются в недоумении — не то срочно «бить во все колокола», не то, как следует поругав и повоспитывав глупое чадо, забыть и жить дальше. Как правильно? Чаще всего родители опираются на свой опыт. «Вот я же дрался до крови, — размышляет отец непутевого чада, — и малышей, было дело, обижал. Пиво пил в десять лет, и курил тайком, и матом ругался. И ничего — вырос порядочным человеком», — подводит итог родитель и, «наваляв» отпрыску, считает, что этого вполне достаточно. И часто оказывается прав.

Марина не знала, как правильно. Конечно, она ругала Риту за плохое поведение и хвалила за хорошее. Однажды, правда, был случай, который поставил ее в тупик. Они отдыхали с Ритой на юге. Как-то раз девочки долго не было, и Марина отправилась ее искать. Обегав все окрестные закоулки, Марина наконец-то нашла дочку. То, что она увидела, привело ее в ужас. Рита дралась. Вернее, не столько дралась, сколько из последних сил отбивалась от нескольких мальчишек. Молча, сцепив зубы.

Мальчишек Марина, конечно, разогнала моментально. Привела домой Риту, стала расспрашивать, что случилось. Рита ничего не скрывала. Оказалось, она подсматривала в щелку мужского туалета, за что и подверглась нападению мальчиков. Ситуация оставляла простор для педагогического воздействия. Одно только не давало покоя Марине, засело в ее памяти, как заноза. «Рита, а почему ты не звала на помощь, когда тебя стали бить? Почему не кричала?» — Марина вспомнила выражение дочкиного лица, и ей снова стало не по себе. Рита молчала. У нее опять появилось «отупевшее», отрешенное выражение лица.

Рита взрослела. Как говорят, «маленькие детки — маленькие бедки»… Чем старше Рита становилась, тем труднее приходилось родителям. Дело обычное, воспитывать подростка — не сахар, это любой родитель знает. Марина с Семеном трудностей особо и не боялись, тем более опыт с Наташкой был. Хотя опыта не всегда хватало.

Рите очень хотелось заниматься синхронным плаванием. Марина радовалась, благо один из ее хороших знакомых был тренером как раз в этом виде спорта. В секцию Риту взяли без проблем, данные у нее были. Приходила она с тренировок усталая, не всегда довольная — ей пришлось тяжелее, чем ожидала. Так прошло полгода. Однажды позвонил тот знакомый тренер и попросил Марину зайти.

«Рита ворует, — сказал он без предисловий, — мы должны ее отчислить». Марина стала спорить. С тем, что Риту обвиняют в воровстве, она сталкивалась уже не в первый раз. В основном в школе. У кого-то пропадали деньги, у кого-то красивые вещи. Обвинение падало на Риту, но прямых доказательств никогда не было. Марина пыталась разговаривать с Ритой. Разговор каждый раз проходил одинаково. Рита плакала, смотрела на маму глазами, полными укора и слез. Ее голос звучал так отчаянно: «Мама, ну как ты могла подумать, что я такое сделала?» Марине становилось стыдно.

«Понимаешь, — сказал Марине тренер, — все это уже давно тянется. То одно пропадет, то другое. На кого думать, не знали. Решили камеру установить — дело-то серьезное. Мы клуб уважаемый, таких вещей позволить не можем». Марина посмотрела запись. Никаких сомнений быть не могло, картинка была отчетливая. Рита, оставшись в раздевалке одна, спокойно «пересмотрела» все сумки, кое-что доставая и пряча себе в карман. Позвали Риту. «Рита, ты воруешь, — повторил тренер то, что уже говорил Марине, — мы должны тебя отчислить».

То, что случилось дальше, стало для Марины самым большим потрясением. Глаза Риты наполнились слезами, она с укором посмотрела на Марину: «Мама, — сказала она, — как ты могла такое про меня подумать?» В голосе, как и раньше, звучала «искренняя» боль. «Значит, и раньше — врала», — подумала Марина. Рите показали запись. Она молча пошла собирать свои вещи.

Никакого объяснения не было. Рита молчала, вела себя как ни в чем не бывало. Марина не понимала, что она должна сделать. Объяснять Рите, что воровать нехорошо? Но она это прекрасно знает. Говорить ей о том, что подорвано доверие, что она, Марина, очень переживает? Но как завести разговор? Да и сколько их уже было, этих разговоров… Марина ждала, что Рита рано или поздно сама заговорит. Что происходило у девочки в душе, не знал никто. Но ни словом, ни взглядом Рита не намекнула, что жалеет о происшедшем.

Расстраивало Марину не только Ритино поведение. Семен вышел на пенсию. Перед уходом у него на работе были какие-то неприятности, в которые Марина не очень вникала, считая все это обычным брюзжанием. На пенсию Семен вышел полковником. Но каково быть пенсионером мужчине, как говорится, в самом расцвете лет? Похорохорившись и поговорив о том, что «он еще всем покажет», Семен потихоньку начал пить.

Не все благополучно было и у Наташи. С мужем они ссорились. Приезжая в гости к маме с папой, Наташа натыкалась на Риту, которая чувствовала себя в бывшей Наташиной комнате полноправной хозяйкой. Наташа злилась и ревновала. Когда-то она не возражала против того, чтобы папа с мамой взяли «сиротку». Теоретически сирот жалко, да и родителям веселее будет, рассуждала она. Чем дальше, тем больше Наташе не нравилось, что «сиротка» фактически забрала у нее и маму с папой, и комнату, да и считаться с ней теперь приходилось, как-то налаживать отношения. Ведь она уже была не бедной малышкой, родительской забавой, а взрослеющей девушкой. Рита и мнение свое не стеснялась высказывать, и ответить могла так, что Наташа терялась.

Для Риты в отношениях с Наташей все было просто и понятно. Ее взяли «вместо» Наташи, и теперь она — любимая дочка. Любить должны ее, что родители и делают. И комната теперь — ее. И Наташе в этой комнате делать нечего. А так, в принципе, можно и пообщаться.

Марина не любила жаловаться. Сильная женщина, она считала, что человек в ответе за свою жизнь и нужно просто честно выполнять свой долг. «Долгов», надо сказать, становилось все больше. А поддержки — все меньше. Муж, некогда обожаемый красавец-мужчина, постепенно превращался в «подопечного». Марина не могла, как раньше, по-женски припасть к его плечу и забыть обо всех невзгодах. К Наташе приходилось часто ездить, она была беременна и подолгу лежала на сохранении. К Рите находить подход становилось все сложнее. Она злилась, отмалчивалась. Вспышки гнева перемежались то слезами, то буйным весельем. «Гормоны, — говорили Марине те, у кого дети уже прошли период пубертата, — пройдет». На работе Марина держала лицо, подробностями не делилась. Ну, знал кое-кто, что ей приходится несладко, но гордость не позволяла ей плакаться сослуживцам.

Поскольку Рита была патронатным ребенком, семье старались помочь специалисты. Марина советовалась с детским психологом, и Рита ездила на прием. Девочке предложили приезжать заниматься трудной для нее математикой. Социальный педагог «держал руку на пульсе». Но что могут специалисты? Организовать занятия, помочь найти секцию. Проконсультировать. Предложить семейную терапию или хотя бы парочку «кризисных» семейных сессий. Но никто не может помочь семье стать счастливой.

Наташа родила девочку. Марина так радовалась! И внучке радовалась, и тому, что кончились изматывающие поездки к дочери в больницу, утихла мучительная тревога за ее здоровье, за исход беременности. Теперь Наташа вернется к себе домой, муж ее обрадуется дочке, они перестанут ссориться, жизнь пойдет на лад.

Наташа вернулась домой. Только не к мужу, а к родителям. Вместе с новорожденной. Они заняли ту комнату, в которой Наташа жила раньше. Ту, в которой жила Рита. Риге пришлось переместиться в комнату мамы и папы. Все происходящее казалось ей одной большой несправедливостью. Наташа вела себя так, как будто Риты просто не существовало. Если она и обращала внимание на Риту, то скорее как на досадную помеху.

Основная нагрузка легла на плечи Марины. Наташа заканчивала учебу в институте, ей нужно было ездить то на консультации, то на собеседования по поводу будущей работы. Приезжала она усталая, измотанная. То, что мама должна посвятить все свое время ей и ребенку, сомнений у нее не вызывало.