Квартальная бойня

Моргенштерн, его лицо-блюдце в этот раз было нежно-розового цвета с синими кругами на щеках, обрисовал мне картину предстоящих мероприятий. Сначала я поеду в колеснице по главной улице до президентского дворца, где меня коронуют и закрепят официальное звание победителя Квартальной бойни. После будет интервью с Туллией Фликкерман, а еще позднее - пир во дворце. На все это лишь вздыхаю тяжко. Я бы предпочла уехать самым быстрым поездом домой, а не натягивать на себя улыбку.

Стоять в колеснице одной непривычно. Так же, как и видеть пустой загон с моей единственной повозкой. Еще совсем недавно в этом центре стоял шум и гам, трибуты смеялись, а мы с Уиллом старались не разговаривать. Теперь никого из них нет, ценой двадцати трех жизней здесь стою я одна.

Повозка провозит меня мимо трибун, я сурово смотрю в камеры, игнорируя наставления Алто и остальных. Я не буду махать им дружелюбно и улыбаться, словно я победила в конкурсе шоколадных фигурок. Мои лошади останавливаются на центральной площади перед дворцом правосудия, овации, не смолкая, провожают меня до самого постамента президента.

Передо мной стоит молодой человек, лет двадцати пяти-семи, довольно приятной наружности. Он был худой, небольшого роста с пухлыми губами, и все бы ничего, но в его внешности пугали глаза. Чем-то он напоминал змею. Нового президента Панема, стоящего передо мной, звали Кориолан Сноу.

Мужчина произнес торжественную речь, публика взорвалась радостными криками и аплодисментами, когда на больших экранах показывали мое лицо. Сноу короновал меня, но во взгляде его промелькнула какая-то недобрая искорка.

– До новых встреч, Ивори, - в его словах нет ничего пугающего, но все мое нутро сжимается от страха до самых маленьких размеров. Чувствую себя рядом с ним неуютно.

Официальная часть быстро заканчивается, так же как и интервью. Туллия задает ежегодные вопросы, на которые ответить правдой нельзя, приходится юлить. Затем пир, на котором столы ломились от еды, а я к ним и подойти не могла.

– Ивори, почему ты не ешь?
– какая-то дама с разноцветными прядями волос и губами в форме банта обратилась ко мне.

– После арены сложно сразу взяться за все явства, - внезапно откуда-то появляется Алто, выцепляя меня из общества этой дамы, - Прошу прощения, не подаришь мне этот танец?

Вопрос звучал без вопроса.

Мы танцевали больше для вида, нежели для удовольствия. По лицу Алто было видно, что находиться здесь он больше не может. Теперь я понимаю его чувства, понимаю почему он вел себя так в поезде, почему не хотел нас учить. Ему было бы легче, если бы никто из его дистрикта не вернулся. Но в то же время на лице его читается радость и гордость, что наконец-то у него есть победитель.

– Ты начала опасную игру, - приглушенно говорит ментор.

– Не понимаю о чем ты, - накидываю на себя маску недоумения, но насколько мне известно, лицемерить я никогда не умела.

– Лучше бы это было так, - Комбс обреченно выдыхает.
– Я рад, что ты вернулась живой, Ив.

– А я нет, - мой голос похож на самый черствый хлеб, бесцветный, безжизненный.

В поезде я так же не притронулась к еде, хотя Алто настаивал, даже приносил что-то мне в купе. Но поднос оставался там, где и стоял. Вскоре мы добрались до десятого. На платформе столпилось небывалое количество людей, все они ликовали в мою честь. Были ли они действительно рады? Я теперь ни в чем не могу быть уверена.

На перроне в первом ряду стояла моя семья. Мама сильно похудела, осунулась, у нее четко проступали скулы и были видны синяки под глазами. Стенли, кажется, прибавил пару сантиметров в росте, а папа изрядно поседел. Поезд еще не успел до конца остановиться, как я выпрыгнула наружу, едва удерживая себя на ногах, и побежала к своей семье. Истинное счастье это вернуться туда, где ты чувствуешь себя под защитой.

Но как я и говорила, если Игры вошли в твою жизнь однажды, они навеки останутся там. Тур победителя - ежегодное представление, которое каждый трибут обязан был провести. Начинался он за месяц до жатвы.

Полгода пролетели крайне незаметно. На скотобойне я больше не появлялась, там меня боялись. Вообще-то ликование в мою честь в дистрикте десять быстро сменилось страхом. Потому из дома я старалась выходить как можно реже, лишь на поляну у ограды.

Зима выдалась в этот раз холодной и снежной, как напоминание об арене. Я смотрела за ограду, жалея, что не могу заставить себя еще раз пойти против системы и рвануть в леса. Теперь знаю, что можно питаться корой деревьев, да и силки умею ставить.

Руки порозовели от холода, и это меня погружало в еще большие раздумья. Я видела трехчасовой фильм еще в Капитолии, с моим участием. Видела, как меня спас Бен у рога изобилия, как после он умер. Видела как была сломана шея у Домны и как погиб Оливер от руки Уилла. Смерть парня из второго дистрикта показали отрывком, лишь тот момент когда я перерезаю ему глотку. Никакого намека на ужас, который там происходил. И этот снег будет всегда напоминать мне об арене.

– Твоя мама сказала, что ты ушла прогуляться.
– Меня потревожил знакомый голос, а после рыжий Родни сел рядом.
– Я подумал, что ты будешь тут.

За эти полгода наши жизни поменялись очень круто. Родни женился на девушке по имени Лаванда, как прекрасный цветок она была и сама, слишком нежная и приятная. С тех пор мы виделись с моим другом реже. Тем дороже стали моменты уединения.

Мы никогда с ним не говорили об играх. Форд как никто другой меня понимал, по крайней мере мне хотелось так думать.

– Держи, а то выглядишь так, словно совсем не ешь, - он протянул мне сверток с вкусной булкой хлеба, еще свежей.
– Ив, ты же понимаешь, что надо жить дальше? Завести семью…

– У меня не будет ни семьи, ни детей.
– Обрываю его резко, не дав договорить.
– Разве ты не боишься, что твой ребенок попадет на игры?

Он пронзительно смотрел на меня.

– Боюсь, - на одном выдохе говорит Родни.
– Но вместо того, чтобы бояться, можно что-то попытаться сделать. Новый президент не так уж плох. Может играм осталось недолго.

Как бы я хотела быть такой же слепой, как мой лучший друг. Все бы отдала, лишь бы поверить в эти слова и спать спокойно ночами.

– Он не отменит игры.

Повисла тишина, которую Родни боится разрушить. Я чувствую его страх, словно я сама стала каким-то хищником. Чувствую это каждым миллиметром моей кожи.

– Ты изменилась, - тихо мямлит себе под нос парень, но это не остается незамеченным.
– Я понимаю, через что ты прошла, но сейчас ты в безопасности. Нет никакого смысла быть такой…

– Такой?
– усмешку не могу удержать, - Ты и понятия не имеешь, через что я прошла. Ты не был там, и должен быть благодарен. В безопасности? Ты может и да, я никогда не буду в безопасности. Ни в своем дистрикте, ни в своем доме, нигде. Потому что они знают, что я сделала!