Квартет

— Упилась вусмерть. Надо же так наклюкаться-то.

— Ходят тут, ходят, пьют до бесчувствия, наблюют, подтирай за ними.

— Да вы что! Она уже сорок минут?

— Сперва так лежала, потом какие-то мужики подошли, шубу сняли.

Матюгаясь, Сергей волоком втащил бессознательный куль в двери метро, где обдувало теплым воздухом, и стал ждать. Он уже ничего не хотел — только развязаться с историей и поскорее залечь, выспаться. Через двадцать минут приехала милиция. Стали шлепать женщину по щекам, пытаясь привести в чувство.

— На морозе по меньшей мере сорок минут пролежала.

— Пьяная?

— Ну, пахнет вином, но не так чтобы очень. Может, сыпанули ей чего в бокал — и готова.

— А вы ее знаете?

— Впервые вижу.

— Да? Тогда откуда такое участие?

— Ну, ё-мое! — И Сергей снова выматерился. — Мимо должен был пройти? Да хватит ее трясти, в больницу надо.

— Пьяная.

— Тогда в вытрезвитель заберите. Не лежать же ей тут.

— А пусть полежит, — сказал тот, кто помоложе, и хохотнул.

Видно, милиционер не успел еще намертво привыкнуть к тому, что каждый день видел, пытался шутить.

— Или ты ее лучше с собой забери, раз так приглянулась.

Старший из группы посмотрел внимательно, и Сергей вдруг заметил, какие старые, усталые, словно пылью припорошенные у милиционера глаза. И веер морщинок, тонких, как паутинки, на висках.

— Сама виновата. Пьют где придется, незнамо с кем. Вот так и попадают бабы. У нас знаешь какой случай был…

— Ну, давайте еще обсудим, почему она напилась.

— Может, она под клофелином. У нас знаешь какой случай был…

— Да помолчи ты, Маринина нашлась, — оборвал старший.

Через полчаса Сергей проводил «скорую». Сунул врачу триста рублей — все, что нашлось в карманах. Записал на всякий случай телефонный номер больницы, куда ее повезли, и оставил свой.

Улицы начали оживляться, самые ранние работники всяких учреждений сновали туда и сюда, цветочницы, позевывая, отпирали киоски, табачница дождалась сменщицы, завертелась первая шаурма, тускло блестели в утреннем свете иномарки.

Сергей бессонными глазами обвел площадь: чего ради он стал возиться с пьяной? Заслонила собой всю славно проведенную ночь. Лишила хороших ощущений. Это надо поправить. Сейчас. Сергей полез в карман, вынул наушники, нащупал кнопку «играть» на черной пластине плеера, надавил.

«Щастье!.. ты-ты-ты-тыц… Щастье!.. ты-ты-ты-тыц…»

СЛИВШИСЬ С ЛИСТВОЙ, со стеблем молодого побега, богомол ждал. Он приподнял переднюю часть сухого тела и воздел к небу передние членистые лапы. Он сейчас сосредоточен. Его голени — зубчатые лезвия передних ног — вжаты в бедра. Задние ноги точно и прочно влиты в трещины древесной коры, крылья плотно прижаты к спине. Вот для чего ему крылья. Они скрывают, размывают, делают несуществующим его длинное, сухое, созданное для боя тело.

Еще и еще раз вокруг него есть лишь изломанный ветрами и временем карагодник, другие кусты, степь, горизонт. Есть медленно встающее, пока еще не раскалившееся огромное солнце над всем. Есть залитое утренним золотом, уходящее в ультрамарин и в глубокую синеву небо.

Выше, то есть еще выше, угадываются бывшие звезды, погасшая пыль Млечного Пути, скрипящая и накренившаяся набок галактика, брошенные в вечности другие миры.

Да зачем работа, если даже деньги — и то не знаешь, на что потратить. Катя спускает все, что к ней приходит, живет в свое удовольствие. Деньги ей прямо руки жгут. И добро бы на что толковое — нет, на всякую дрянь, на сущую мелочь, дешевку она умудряется тратить сотни и сотни долларов. Почему же она несчастна? А в том, что несчастна, Катя не сомневалась.

Впрочем, может, надо просто выспаться. Вместо сна приходится вот сидеть за компьютером и перебирать бумажки. Катя отложила расчетный счет, взяла телефонную трубку и набрала номер.

Замогильным голосом откликнулась Ирина:

— Ты не представляешь, что я изобрела.

— Начало не очень многообещающее, Ир. Я такой зачин уже слышала.

— Нет, на сей раз нечто удивительное. И сколько раз говорить тебе: зови меня Эльза, это имя мне было дано прежде рождения. Слушай. Я знаю способ предсказывать будущее.

— Лучше бы ты изобрела способ предсказывать прошлое.

— Напомни, это ты подарила мне на Новый год ежедневник?

— Ежедневник?

Будущего нет. Пока мы мечтаем о будущем, оно становится прошлым.

— Я мчусь на скорости сто кэмэ в час по Рублевскому шоссе. За рулем Владимир, — прибавила Ирина, трудно сказать зачем. Чтобы Катя не брякнула лишнее, когда-нибудь, при гипотетической встрече? — Но я не о том. Я в ежедневник стала записывать разные разности, просто так, от скуки. Всякие эпизоды. Но знаешь, что я обнаружила? Мы ходили к гуру, Ивану Лаптеву, он все понял. Дело в том, что Владимир — одно из трансцендентальных воплощений Лаптева, вроде как аватара, ипостась, понимаешь? Поэтому мы сейчас выполняем некий урок, а ты, кстати, получила благословение за благодеяние в прошлой жизни.

— Слушай, ты же собиралась ехать послушницей в монастырь. Православный.

— Одно другому не мешает, все дороги ведут наверх в одну точку. — Голос Эльзы звенит и подпрыгивает, как мягкий хлыст, пружинит, вот-вот щелкнет — и послышится смех. — Ты не представляешь…

— Что?

— Первая запись у меня приходится на первое января. Вот как ты думаешь, что было первого января?

Прошлого никогда не было. Разве можно уверенно сказать, что нечто существовало, раз этого больше нет?

— Новый год.

— Для всех людей был обыкновенный Новый год, подумаешь, Новым годом больше или меньше. А у меня первого января открылась аджн-чакра.

— Ну-ну, — сказала Катя, оживляясь.

Надо же. Рублевка, сто кэмэ, сосны, чакры, Владимир. Джип, наверное.

— Вторая запись начинается тринадцатого февраля. Между прочим, пятница. Ну, ты знаешь, что у меня произошло тринадцатого. Лучше не вспоминать.

Катя не знала, а если знала — забыла, но была слишком хорошей подругой, чтобы при Владимире, хоть он и на том конце провода беспроводной телефонной связи, интересоваться, что именно случилось у Эльзы в пятницу тринадцатого.

— А третья сцена наступит четырнадцатого мая.

— Ну, до мая еще далеко.

Настоящего нет. И неоткуда ждать настоящего.

— В том-то и дело. Я, может, открыла секрет бессмертия.

— Как?

— Сама понимаешь: пока ты пишешь свое будущее, умереть не удастся. Оцифровка и форматирование будущего. Будущего не воротишь.

МИЛЛИОНЫ ЛЕТ БОГОМОЛЫ молятся перед охотой. Под безмолвным и вечным небом. Эта уединенная, в полной недвижности молитва — их деяние. И возможно, самое главное в жизни — молитва, с воздетыми вверх, просящими руками.