Квазимодо на шпильках

Семен Кузьмич обычно охотно рассказывал о прежних временах, но сейчас внезапно сухо ответил:

– Потом как-нибудь поговорим на эту тему, она мне крайне неприятна. Впрочем, если колечко понравилось, забирай. Вот его можешь носить без страха, оно недорогое.

Иришка примерила подарок и вздохнула. Перстень оказался велик даже на большой палец и крупноват для ее изящной ручки. Носить его она не стала. Кольцо осело на дне комода рядом с другими презентами от заботливого Семена Кузьмича. Отдавая Вене перстень, Ира рассказала ему эту историю и в конце добавила:

– Отнеси его Алеше в счет долга, пусть оценит у ювелира и скажет, сколько тебе еще платить. Семену это кольцо не нравится, да и забыл он про него давно.

Веня принес коробочку Корсакову. Алешка насупился:

– Еще чего, щас, побегу торговать побрякушками. Сам продай, а мне верни баксы!

– Но я не знаю, кому предложить, – развел руками Веня, – какие у меня в Москве знакомые, только наши девки из института! А ты столичный житель!

Алешка вздохнул и взял телефон.

– Езжай к Рине Зелинской, – сказал он, поговорив с кем-то, – она подружка моей матери, брюлики обожает. Если понравится – обязательно купит. Только я ей про «Пежо» ничего рассказывать не стал, и ты не трепись.

Обрадованный, Веня тут же помчался к Рине. Она, вооружившись специальной лупой, долго изучала изделие, а потом устроила целый допрос: «Где взял? Кто дал? Отчего продаешь?»

Веня отвечал относительно честно. Продает из-за того, что понадобились деньги. Дала кольцо любимая девушка, ей оно досталось по наследству.

Рина отложила лупу.

– Купить кольцо не могу.

– Такое плохое? – погрустнел парень.

Зелинская улыбнулась:

– Наоборот, слишком хорошее.

– Не понял, – напрягся Веня.

– Эта вещичка, по самым скромным подсчетам, стоит более ста тысяч долларов.

Веня чуть не упал.

– Сколько? Вы ничего не путаете? Там же горный хрусталь.

– Нет, – огорошила его Рина, – бриллиант чистой воды и редкостной, я бы сказала, уникальной огранки. В Москве был только один специалист, способный сделать подобную вещь, – Гольдвайзер. Похоже, колечко из его коллекции. Если и впрямь хотите продать его, дам адрес одной дамы, она купит.

Ошарашенный, Веня пробормотал:

– Ага, записываю.

Вечером того же дня он приехал в ближнее Подмосковье, отыскал нужный дом и встретился с Софьей Михайловной Половинкиной. Та не стала ни о чем расспрашивать, внимательно изучила кольцо и произнесла:

– Восемьдесят тысяч наличными, сейчас.

Сумма показалась Вениамину огромной, но он, помня слова Зелинской о стоимости перстня, возразил:

– Меньше чем за сто не отдам.

Софья Михайловна скорчила недовольную гримасу.

– Хорошо, сто, но через две недели, на карточку VISA.

Веня призадумался. Видя его колебания, покупательница спокойно добавила:

– Девяносто, наличкой, сию секунду.

На том и порешили. Обалдевший от неожиданной удачи Веня прямо от Софьи Михайловны отправился к своей матери и спрятал в отчем доме свалившиеся на голову доллары.

ГЛАВА 10

– Ты не отдал Алексею деньги за машину? – спросил Виктор Иванович.

– Не успел, – быстро ответил Веня, – меня арестовали.

Я покачала головой, похоже, у парня при виде кучи баксов помутился рассудок, он просто не смог расстаться с пачкой стодолларовых купюр. Однако не забыл соврать Ирочке про то, что проблема с Корсаковым улажена. Теперь понятно, почему Вениамин перед тем, как рвануть в Челябинск, понесся к маме – хотел забрать деньги. Одно не ясно.

– Что же ты задержался у матери? – поинтересовалась я.

Веня мрачно ответил:

– Дура она!

– Кто?

– Да мать, – покачал головой Веня. – Привез ей пакет и велел спрятать в погребушке, за кадкой с кислой капустой, а она…

Он махнул рукой и замолчал.

– Не послушалась тебя? – полюбопытствовал Виктор Иванович.

Веня кивнул:

– Заклеил ведь пакет и велел внутрь не лазить. Так нет! Любопытная слишком, разорвала бумагу, увидела доллары… Вот дура!

– Что же она сделала? – не успокаивался Неустроев.

– Испугалась такую сумму в избе держать, – вздохнул Веня, – сложила в коробку, ее скотчем обмотала и к сестре поволокла, тетке моей. Та за заводе у директора секретаршей сидит, у нее сейф есть, вот туда и пристроили.

– Все равно я не понимаю, почему ты сразу не уехал, – пожала я плечами, – ну велел бы маме коробку назад принести!

Веня горько вздохнул:

– Я примчался в пятницу около семи, завод уже был закрыт, кабинет директора и приемная опечатаны. Печать только у начальника охраны имеется, каким образом тетка могла на работу попасть? Вот мать и запричитала: «Погоди, сыночек, до понедельника». Я и подумал, ну что за два дня случится? И ведь предупредил ее: «Мать, разбуди меня в семь утра, чтобы я в восемь, как только тетка на работу придет, деньги у нее забрал!» Так нет! Дура, она и есть дура! Я когда проснулся, на циферблат глянул и чуть не умер! Два часа дня! Начал на мать орать, а она давай бубнить: «Жалко будить тебя было, так сладко спал!»

Я бриться кинулся, а тут и менты подоспели. Если бы мать меня в семь разбудила, ни за что бы тут не оказался. Ищи-свищи ветра в поле.

– Тебя бы в Челябинске взяли, – «успокоила» я парня.

Красивое лицо Вени исказилось.

– Я туда и не собирался. Матери так сказал, билет для отвода глаз купил, а в другое место бы поехал.

– И куда же? – поинтересовался Виктор Иванович.

– Россия большая, – хмыкнул красавчик.

– А деньги где? – спросила я.

Веня понизил голос:

– В сейфе небось лежат, о них ментам никто и слова не сказал.

– И твоя мама тоже? – удивилась я.

– Она хоть и дубина стоеросовая, – заявил почтительный сыночек, – но, когда дело о долларах идет, будет молчать, как партизан на допросе.

– Ты не сказал Ире про то, сколько стоило кольцо! – запоздало возмутилась я.

Веня неожиданно улыбнулся:

– У нее и так все в шоколаде, а мне квартира в Москве нужна и прописка, чтобы на хорошее место работать устроиться.

Когда мы с Виктором Ивановичем вышли на улицу, в лицо полетел ледяной колкий снег. Неустроев поднял воротник пальто и почти побежал к машине. Я же шла относительно медленно. Конечно, февральская вьюга не располагает к длительным прогулкам, но после отделения милиции так приятно оказаться на свежем воздухе.

– Наслаждаешься кислородом? – хмыкнул Виктор Иванович, отпирая дверцу.

Я села в автомобиль.

– Что-то подышать захотелось.

– Это после ментовки, – пояснил адвокат. – Везде, где людей содержат под стражей, витает такой странный запах, ни на что не похожий, ни в одном учреждении его больше нет.

– Аромат неволи, – грустно сказала я, – так пахнет разбитая жизнь.

– Очень поэтично, – улыбнулся Виктор Иванович. – Ты, случайно, стихи не пишешь? Может, окончила Литературный институт?