Квазимодо на шпильках
Шрифт:
Я натянула халат и вышла в коридор. Пусть убивают, все равно спать в таком шуме невозможно. Первой меня увидела Юля, стоявшая с заплаканным лицом в коридоре между ванной и туалетом.
– Лампа! – взвизгнула она.
– Добрый вечер, – пролепетала я, ожидая услышать гневную отповедь типа: «Как ты могла…»
Но Юлечка неожиданно всхлипнула, закатила глаза и съехала по стене на пол. Я кинулась к ней.
– Тебе плохо?
Из Лизиной комнаты вынырнула Катерина, в руке она держала использованный шприц.
– Юле дурно, – крикнула я, – помоги!
Но Катюша, всегда моментально бросающаяся всем
– Ты…
– Я? А что?
– Ты…
– Я!!!
Да что с ней!
– Это я! А кого ты думала увидеть?!
– Мама, – внезапно заорала Катя, – Лампа!
Из ванной высыпала толпа мужиков во главе с Вовкой, из гостиной вылетели Сережа и Кирюшка.
– Лампа! – завопили они. – Ты?!
Не понимая, отчего все взвизгивают при виде меня, я довольно сердито ответила:
– Что страшного вы тут увидели, а? Можно подумать, будто мы десять лет не встречались.
Внезапно наступила тишина. Юлечка, открыв глаза, уставилась на меня в упор, Кирюшка и Сережа, разинув рты, молчали, а Катерина отчего-то быстро крестилась. Я ощутила некоторый дискомфорт. Может, пока я спала, в доме что-то случилось?
Неожиданно Костин, шагнув вперед, упер в меня указательный палец и заорал:
– Она жива!
От негодования у меня потемнело в глазах. Что он имеет в виду, делая подобное заявление?
В ту же секунду Вовка вопросил:
– А теперь быстро признавайтесь, кому из вас первому взбрело в голову, что Лампудель сожрали крокодилы?
Я на секунду потеряла дар речи, но потом обрела его.
– Меня? Аллигаторы? Что за бред!
Юлечка кое-как встала и еле слышно пробормотала:
– Я пришла домой, вижу, никого нет. Зашла в ванную, мама родная! Кровищи море, в воде останки плавают, на полу одежда валяется, тапочки… Что прикажете думать? Мульена воет, запах ужасный!
– Интересное дело, – возмутилась я, – с чего бы мне вонять гнилью? Ну сама подумай, если крокодилы меня сожрали, то почему останки так пахнут? Я-то свежая! А несло тухлятиной!
– Так Муля выла!
– Она всегда плачет, если ее в спальню не пускают!
– В воде одна кровь, – вяло отбивалась Юлечка.
– Самое интересное, – хмыкнул Вовка, – что мы все, как идиоты, купились.
– Мне сразу стало понятно, что тут ерунда, – прервал его один из незнакомых мужчин, – почки-то телячьи плавали!
– Ладно, ребята, – сердито прогудел Костин, – извините, баб послушал, и вышло как всегда! Пошли ко мне, коньячку тяпнем.
– Тебе ванную убирать, – окончательно ожила Юля, – изволь все отмыть.
– А уж воняет! – злился Сережка.
– И все полотенца забрызганы, – вставил слово Кирюшка, – во Лизка удивится, когда проснется. Зря, мама, ты ей снотворное колола.
– Так кто же знал, – тихо ответила Катюша. – Давайте на кухню. Ну и вечер! Ты, Лампуша, в следующий раз не оставляй бардак в ванной.
Продолжая отчитывать меня на разные лады, домашние гуськом потянулись в коридор. Спустя некоторое время я осталась одна и с тоской оглядела ванную комнату, похожую на кухню людоеда: повсюду капли крови и грязь. Делать нечего, придется потратить остаток ночи на генеральную уборку. Однако какие странные люди мои родственники. Только что они рыдали и падали в обморок, предполагая, что я погибла в пасти крокодилов, а сейчас,
вместо того чтобы радоваться моему воскрешению, принялись ругаться и злиться. Ей-богу, не понимаю их.ГЛАВА 12
Софья Михайловна Половинкина жила на Рублевском шоссе. Великолепное место, летом тут, наверное, очень хорошо, зелень, цветы, птички поют. Впрочем, зимой тоже неплохо, в лесу лежит снег. Одна беда, недолгий в принципе путь растянулся на два часа, продвигаться по шоссе оказалось затруднительно. Сначала я простояла около тридцати минут, пытаясь съехать с МКАД, потому что гаишник перекрыл движение. Потом по шоссе молнией пролетел «Мерседес» с джипом охраны, и простым смертным разрешили движение. Я было обрадовалась, да, видно, зря, потому что метров через триста вновь обнаружился постовой, категорически запретивший следовать дальше. Еще полчаса я ждала, пока он взмахнет жезлом. Наконец в сторону Москвы вновь просвистели и «Мерседес», и джип. Может, кто-то из «слуг народа» просто катается по Рублевке туда-сюда? Ну образовалось у мужика свободное время, вот и гуляет: сначала к Ильинскому, потом назад, в столицу.
Проклиная депутатов, гаишников и тех, кто приказывает из-за машин со спецсигналами тормозить движение остального транспорта, я помчалась по узкому шоссе. Ну скажите на милость, что хорошего в Рублевке? Дорога паршивая, магазинов нет. Отчего весь бомонд селится тут? Наверное, это дело привычки. Когда-то в советские времена в Барвихе, Ильинском и иже с ними стояли дачи членов ЦК КПСС, депутатов Моссовета и работников Московского горкома партии.
После перестройки новым властям моментально захотелось занять их место, остальные, внезапно разбогатевшие, тоже решили стать крутыми, и Рублево-Успенское шоссе застроилось замками самой невероятной конфигурации. И только сейчас кое до кого стало доходить: Рублевка – неудобное шоссе, Ново-Рижская трасса намного лучше.
Софья Михайловна оказалась девчонкой лет двадцати пяти. Ее ярко накрашенное личико и копна мелко вьющихся белокурых волос показались мне отчего-то знакомыми. Когда хозяйка впустила меня в просторный холл загородного особняка, первое, на что упал взгляд, были развешанные повсюду афиши. И я поняла, почему очень хорошо знаю Софью Михайловну. Дня не проходит, чтобы ее смазливая мордашка не мелькала на экране телевизора, да и из радио постоянно льется чистый голосок. Только что слушала его в машине.
Мне Софья Михайловна известна под псевдонимом Дора, поет она в составе девичьей группы, название которой я вспомнить не могу. Коллектив состоит из трех прехорошеньких девчонок, чьи концертные костюмы балансируют на грани приличия: обтягивающие брючки, держащиеся, скажем так, на бедрах, и блестящие лифчики, скорей открывающие, чем прикрывающие прелести. Любая другая женщина в подобных шмотках выглядела бы шлюхой, но Дора и ее подружки смотрятся великолепно, у них прелестные фигурки.
Кстати, поет там одна Дора, две остальные девочки «припевки», бубнящие «ла-ла-ла» или «та-та-та». Голоса у них слабые, и не всегда девицам удается попасть «на ноту». Вот Доре господь подарил хороший голос и тонкий музыкальный слух. Меня, как бывшего музыканта, ничто не коробит в ее пении. Может, только текст песен. «Кто ее любит, тот не разлюбит, кто ее целует, тот не забудет».