Квентин Тарантино: Интервью

ДЖ. X: Вы восхищались Микки Рурком.

КТ: Да, он отличный актер, но, по правде говоря, я нахожу трудным работать с тем, кто постоянно говорит: «Ох, это долбаное лицедейство, это тебе не хуем ворочать». А для меня лицедейство — это все. Я учился ему шесть лет, но нигде не работал. Я даже не мог попасть на пробы. Я годами безуспешно добивался какой-нибудь роли. Актерская школа научила меня всему тому, что я знаю о сценарном мастерстве и режиссуре. Я не посещал ни одной киношколы, но я учился актерскому мастерству. Большинство режиссеров ни хрена не знают об актерской профессии. Актерам часто приходится иметь дело с режиссерами, которые на самом деле не понимают, что и как актеры делают, и при этом еще умудряются командовать другими.

ДЖ. X: Насколько тесно вы работали с Джоном Траволтой и Умой Турман в «Криминальном чтиве» — например, в эпизоде их танца?

КТ: Я ставил его. У меня были очень необычные, слегка роботоподобные задумки. И еще целый список разных танцевальных движений. Когда надо было, я просто выкрикивал: па-де-бурре, двойная ронда, плие, батман! Джон хорошо знает этот материал. В частности, я хотел сделать «ча-ча-ча». Я хотел, чтобы Ума Турман танцевала, как Ева Габор в «Котах-аристократах».

ДЖ. X: Она знала, что воспроизводит движения мультяшного персонажа?

КТ: Я не показывал ей «Котов-аристократов». Я просто имитировал их — руку вниз, ногу сюда и т. д.

ДЖ. X: Узнали ли вы что-нибудь особенное из жизни знаменитостей в Америке?

КТ: Единственная сверхъестественная вещь, когда ты знаменит, заключается в том, что, встречая других знаменитостей, тебе надо вести себя с ними как с незнакомыми людьми. Это как-то странновато, ведь ты так много знаешь о них.

ДЖ. X: А есть такие, с которыми вы еще не встречались?

КТ: Я бы очень хотел встретиться с Мишель Пфайффер.

ДЖ. X: Я совсем недавно прочел интервью с группой парней, которые работали с вами в видеопрокате. Они говорят, что вы стали сдержаннее.

КТ: До того как я добился успеха, я был совсем за гранью, потому что чувствовал все то же самое, что и сейчас, но меня не замечали. Я говорю не обо всей этой звездной хуете. Я говорю о простом уважении к тому, что ты делаешь. С того момента, как я покинул дом матери и жил сам по себе, меня преследовала полиция. Я жил как деклассированный элемент. Я ни разу не выезжал за пределы Лос-Анджелесского округа. Когда я поехал на кинофестиваль «Санденс», я впервые увидел настоящий снег.

ДЖ. X: Этой осенью были опубликованы три ваших биографии.

КТ: Полная шиза.

ДЖ. X: Вы читали все три?

КТ: Да. Я не представлял, что могут быть какие-нибудь кривотолки, пока люди не стали писать книжки о моей жизни. Меня не интересуют люди, которые ругают меня. Я не показываюсь на публике, потому что это их вдохновляет. Это дает пищу их больному воображению. Будь я помоложе, я бы вышиб двери в их домах и оторвал бы им яйца. Но, возмужав, я отказался от детских шалостей. Если они хотят подняться, говоря обо мне гадости, — что ж, семь футов под килем.

ДЖ. X: Кого вы имеете в виду?

КТ: Роджер [Эйвери, соавтор «Криминального чтива»] был моим лучшим другом, и нечего особо печалиться об этом. Просто меня еще никто не предавал из моих близких, которых я любил и с которыми был так удивительно бескорыстен. Потому что я очень эгоистичный парень. Ну, не в самом плохом смысле этого слова, — просто как единственный ребенок — с тех пор как мой отчим бросил нас, когда мне было десять.

ДЖ. X: Вы имеете в виду то, что Эйвери выставляет себя соавтором вашего прогона в «Спи со мной» о гомосексуальном подтексте «Лучшего стрелка»?

КТ: Он повсюду болтает об этом. Я уже не обижаюсь. Меня это просто бесит.

ДЖ. X: Вам кажется, что пресса представляет вас в ложном свете?

КТ: Есть пара недоразумений обо мне, которые приводят меня в ярость. Одно из них — будто я проживаю всю свою жизнь в кино, будто оно пожирает меня. Это ложь! Я живу гораздо более насыщенной жизнью, чем большинство из тех, кого я встречал!

ДЖ. X: А чем вы занимаетесь помимо кино?

КТ: Перед съемками «От заката до рассвета» я брал уроки бокса. Мне понравилось. Я занимался пять раз в неделю. Но, по правде говоря, больше всего мне нравится посвящать время самому себе. Я был единственным ребенком. Я провел почти весь свой третий десяток наедине с самим собой. Мне нравится одиночество. Иногда я отключаю телефон и ухожу в подполье дня на четыре. Я люблю читать. Это почти как секс — ты должен идти до конца или ничего не получится.

ДЖ. X: Что вы читаете сейчас?

КТ: Перечитываю «Ромовый пунш» Элмора Леонарда на предмет экранизации. Грейс достала мне книгу Молли Хаскелл об ее отношениях с Эндрю Саррисом [«Любовь и другие инфекционные заболевания»]. Она читала, и ей понравилось.

ДЖ. X: Вы снова с Грейс после «Криминального чтива»?

КТ: Верно. Первое, что мы сделали, — отправились вместе на Нью-Йоркский кинофестиваль.

ДЖ. X: Вы познакомились с Грейс, когда работали в Видеоархиве?

КТ: Да-да. Она тоже там работала. Я ей полностью доверяю, и, что еще более важно, хорошо, когда рядом с тобой человек, с которым тебя связывает прошлое. Ты не теряешь друзей, когда случаются неприятности. Совсем наоборот. Мои друзья гораздо более озабочены моими проблемами, чем я их. У меня есть приглашение отобедать с Арнольдом Шварценеггером. Я встречался с Уорреном Битти. Он понравился мне, и я был бы не прочь с ним пообщаться. Но у меня нет времени. Вывод такой: я постоянно занят, а если не занят, то хочу побыть наедине с самим собой или с Грейс.

ДЖ. X: Вы возобновили отношения с Грейс на время творческого простоя?

КТ: Ну, это было не сознательное решение. В свое время мы действительно расстались. У нее был кто-то другой. Я тоже перебесился. А потом нас снова потянуло друг к другу. Меня вырастила сильная женщина, и я всегда полагал, что женщины должны быть такими же сильными, как моя мать. Оказывается, необязательно.

ДЖ. X: Президент Клинтон тоже был воспитан очень самостоятельной женщиной, выходившей замуж несколько раз.