Квиддичная Трилогия - 2

Перспектива играть с Поттером и его рыжим цепным псом совершенно не прельщала. Те времена, когда он мог всего лишь парой слов довести Уизела до нервного срыва, благополучно канули в Лету - теперь нужно было десять раз подумать, перед тем как затевать ссору с героем войны, чье тупое самодовольное рыло красовалось на карточках шоколадных лягушек (Драко никогда не покупал эту дрянь Скорпиусу!). И вообще, он предпочел бы не встречать никого из бывшего Золотого трио - особенно Всенародного Любимца.

...За прошедшие с Последней битвы восемнадцать лет Малфой видел Поттера считанные разы: в основном на приемах у общих знакомых и квиддичных матчах (многочисленные газетные колдографии не в счет). Драко никогда не мог - да и не хотел - до конца понять природу своих чувств к этому человеку. Давным-давно, в магазине мадам Малкин он, которому отец строго запрещал вступать в беседы с незнакомыми детьми, первым заговорил со смешным мальчишкой, смотревшим на него необыкновенными зелеными глазами из-под неровно подстриженной челки - словно новорожденный ежонок из-под мягких еще игл. Их разговор прервался, оставив у Драко чувство разочарования. А позже, в поезде, когда вездесущая Пэнси сообщила ему, что в соседнем купе едет Гарри Поттер, Малфой почему-то сразу вспомнил того мальчишку и кинулся на поиски, в глубине души надеясь, что это именно он. Драко не ошибся. Но проклятый Уизел испортил все - протянутая рука Малфоя повисла в воздухе, и из купе он выскочил, будучи уже главным врагом лохматого придурка, который совершенно не умеет разбираться в людях. Годы учебы шли, а злость не пропадала: Драко ненавидел Поттера бешено, страстно, с почти маниакальным упорством - любой промах его он встречал насмешками и оскорблениями, а день, когда ему не удавалось насладиться унижением очкарика или просто заткнуть ему рот колкой фразой, считался потерянным. Но в конце пятого курса, как раз перед арестом Люциуса, случилось непридвиденное: однажды, глядя на то, как Поттер что-то с жаром рассказывает своей грязнокровке, Драко осознал страшную вещь. Ему по-прежнему хочется заткнуть Поттеру рот. Но теперь ему хочется сделать это собственным языком…

Понимание обрушилось на него с силой взбесившегося бладжера. Он ужаснулся - а потом пришел в ярость. Именно эта ярость заставила его ворваться в купе, полное членов АД, угрожать Поттеру и получить в грудь залп разнокалиберных заклятий. Счастье, что Нарцисса, встречавшая сына, догадалась заглянуть во все купе и обнаружила Драко с друзьями в бессознательном состоянии на полу. После этого он почти неделю провел в Мунго, на всю жизнь запомнил насмешливое выражение лица молодого целителя, который снимал с него порчу, и вернулся домой, переполняемый злобой на проклятого полукровку. В первый же вечер после его возвращения домой в мэнор аппарировала тетя Белла, которая изложила Драко и Нарциссе волю Лорда, а заодно и сообщила, что племяннику потребуются навыки окклюменции, и она со своей стороны готова бескорыстно ему помочь... Это было самое ужасное лето в жизни Малфоя. Безумная тетка не давала ему ни минуты отдыха, она вламывалась в его сознание с беспощадностью тарана и безжалостно комментировала увиденное, используя выражения, которых постыдился бы и пьяный могильщик. Единственное, чего ей ни разу не удалось увидеть, были воспоминания о Поттере: Драко интуитивно ставил блоки, понимая, что доберись Белла до них - часы его жизни будет нетрудно сосчитать. Он испытал все прелести последствий направленной легилименции: носовые кровотечения, сильнейшие мигрени с временной слепотой, приступы центральной рвоты* * * … Один раз мать попыталась вмешаться, но Беллатрикс моментально заткнула сестру, сообщив, что если племянника не устраивают ее уроки, она дерзнет обратиться с просьбой о помощи к Самому... После этого Нарцисса только приходила по вечерам в спальню измученного сына и поила его целительными зельями, щедро разбавленными ее собственными слезами. Впрочем, подобные усилия все же дали свои плоды - к осени Малфой научился наглухо закрывать сознание и даже заработал небрежную теткину похвалу. В Хогвартс он приехал уверенным в собственной неуязвимости и, сидя на первом ужине в Большом зале, с удовлетворенной усмешкой наблюдал, как Поттер, окровавленный и основательно потрепанный, пробирается к грифферскому столу: Драко сполна расплатился за то, что произошло в купе Хогвартс-экспресса в день отъезда.

На шестом курсе он почти не думал о гриффиндорце, поглощенный своим заданием, которое чем дальше, тем больше казалось ему невыполнимым. Беда была в том, что у Избранного как раз тогда и проснулся интерес - не к самому Малфою, к сожалению, а к его действиям. Очкарик пытался следить за Драко, напряженно прислушивался к его разговорам и смотрел исподлобья тяжелым, выжидательным взглядом. Напряжение росло как снежный ком и разрешилось майским вечером в женском туалете на втором этаже. Позже, лежа в больничном крыле и ощущая на груди липкую влажность бадьяновой примочки, Малфой несколько раз ловил себя на мысли, что ждет - вот сейчас раскроется дверь, и вместо всхлипывающей Пэнси или хмурого декана войдет Поттер, помнется у порога, нерешительно вздохнет... Ничего подобного, конечно, не случилось: как раз в те дни гриффиндорская скотина ко всеобщему восторгу наконец-то вляпалась в роман с рыжей стервой Уизли. Зато Снейп что-то понял - не иначе как покопался в мозгах крестника, пока тот был в бессознательном состоянии. В один из вечеров, в очередной раз обрабатывая ставшие уже почти незаметными следы шрамов на теле Драко, он буркнул, что настоятельно советует мистеру Малфою взять себя в руки, «от этого семейства нельзя ждать никакого сочувствия, уж поверьте моему печальному опыту». Тогда Драко подумал, что речь идет о покойном Джеймсе Поттере (от отца он слышал о травле, которой этот кретин со своими дружками подвергал декана во время учебы). Весь смысл сказанного дошел до него только через год, когда во всех газетах появились колдографии дома на Спиннерс-энд и старых облезлых качелей, где, если верить слухам, Северус Снейп когда-то качал ту грязнокровку, которая стала впоследствии поттеровской мамашей... А в мае девяносто седьмого Малфоя подхватил и закружил вихрь Третьей магической, и образ Поттера надолго исчез из сознания. Драко казалось, что все прошло. И все же потом, в Малфой-мэноре, когда Фенриру удалось изловить Трио, он так и не смог заставить себя опознать их - сама мысль о том, что Гарри будет кричать под палочкой Беллы, а затем и Лорда, так, как кричит сейчас Грейнджер, ужасала его до дрожи. Не помогло даже привычное воспоминание об отвергнутом рукопожатии, которым Драко часто растравлял свою ненависть в школьные годы...

...Поттер все-таки подал ему руку - в Выручай-комнате. Но это было уже совсем не то, о чем когда-то мечтал Драко Малфой.

* * *

На плечо опустилась тяжелая ладонь. Драко поднял голову - на соседнее сиденье уселся Кормак.

– Ты чего?
– спросил он, глядя на Драко виноватым взглядом.

– Сам не понимаешь?
– Малфой прищурился, взглядом заставляя зятя убрать руку.
– Мог хотя бы сказать, что они тоже здесь играют?

– Да ладно тебе, - Макклаген багрово покраснел и, по-куриному двигая задницей, заерзал на скамье, - чего вам сейчас-то делить?.. Ты подумай...

Невдалеке раздался шум голосов. Драко обернулся: из приземистого здания раздевалки валом валили оживленно болтающие игроки. Некоторые прямо у дверей оседлывали метлы и взмывали в воздух. Он криво усмехнулся и встал на ноги.

– Что с тобой говорить, все равно не поймешь, - раздраженно ответил он.
– Ладно, пошли на поле.

...Неожиданно для него, в клубе все сложилось весьма удачно. Стадион был великолепно обустроен, а игроки достаточно сильны для того, чтобы Драко получал от квиддича удовольствие, и в то же время среди них не было профессионалов, чтобы вызвать у него чувство неуверенности в себе. С Уизли через некоторое время они даже начали здороваться. Поттер был равнодушно вежлив и не более того, хотя иногда сам заводил с Малфоем разговор, в основном обсуждая сыгранный матч. Драко отвечал ему - так же спокойно и вежливо. Их диалоги разительно отличались от школьных и напоминали Малфою маггловское хождение по канату - все предельно осторожно, выверенно, не дай Мерлин хоть на мгновение отклониться в сторону. За пару месяцев субботние игры вошли у Драко в привычку, и к концу недели он с удовольствием предвкушал очередной визит в клуб. Но подсознательно Малфой все время ждал неприятностей, и ожидание это мерзко зудело на дне его сознания. Неприятности не заставили себя долго ждать.

После очередного матча он вместе со всеми пришел в раздевалку, отдал форму эльфу и, как обычно, направился в душевую. За густым влажным паром фигуры игроков были почти неразличимы, Драко медленно шел вдоль ряда кабинок, выискивая свободную, и вдруг уперся взглядом в Поттера, который стоял под душем и медленно намыливался, разговаривая о чем-то с маячащим рядом Уизелом. В тот момент, когда Малфой оказался прямо напротив него, Избранный как раз расставил ноги и провел идиотской ярко-розовой мочалкой по внутренней стороне смуглого бедра, ненароком задев тяжело мотнувшуюся мошонку.

В голове как будто Бомбардо взорвалось. Драко торопливо прошел мимо, нырнул в соседнюю кабинку, которая, слава Мерлину, оказалась пустой, шагнул под горячие струи воды и развернулся лицом к стене. Его трясло. Потребовалось несколько минут, чтобы справиться с мучительной, почти подростковой эрекцией. Ощущение того, что Поттер рядом, туманило разум похлеще самого крепкого огневиски, он до зубовного скрежета стиснул челюсти, стараясь хоть немного утихомирить не к месту разбушевавшееся либидо. Потом немного пришел в себя, торопливо вымылся, вернулся в раздевалку и, стараясь ни с кем не разговаривать, оделся и отправился домой.

Ужин показался безвкусным. Физиономия Грамблера, навытяжку стоявшего рядом с его стулом, вызывала острое желание опробовать отцовские методы общения со слугами. Монотонный рассказ матери об очередном заседании ее благотворительного общества бесил неимоверно. Драко отказался от десерта и ушел к себе в спальню, надеясь что крепкий сон избавит его от крайне неприятного ощущения стыда и злости на собственное тело.

Астория со Скорпиусом в тот день гостили у Маклаггенов: в воскресное утро они вместе с Дафной и Эйданом должны были портключом отправиться на детский праздник к подруге по Бобатону. Драко поговорил с семьей через камин, пожелал им спокойной ночи, еще некоторое время посидел в кресле, бездумно глядя на дрожащие желто-алые язычки пламени, и решил еще раз принять душ - теплая вода с детских лет действовала на него как успокоительное.

Стоя в душевой кабинке, он, едва касаясь, провел ладонью по груди, животу, спустился к паху... Пальцы обхватили полувозбужденный член и заскользили в привычном ритме. Малфой прислонился к дверце, ощущая лопатками прохладную гладкость толстого стекла и медленно, почти лениво двигая рукой. Под закрытыми веками вспыхивали знакомые изображения: Нат, такой, каким он был в Сен-Мало, загорелый, с этой своей вечной застенчивой полуулыбкой… старший из братьев Уизли до близкого знакомства с Фенриром… когда-то отец взял Драко с собой в «Гринготтс», и мягко мерцающие в свете многочисленных свечей рыжие пряди произвели на Малфоя неизгладимое впечатление… мелькнула фигурка девчонки-продавщицы в «Сладком королевстве»… она балансировала на приставной лестнице, доставая с верхней полки банку перечных упыриков, и распахнувшаяся мантия демонстрировала покупателям круглую, обтянутую шелком чулка коленку… Драко вздохнул и сжал пальцы плотнее. И вдруг сквозь пелену времени резким мазком кисти проступило то мутное, давно, казалось, забытое: блестящая пленка воды на каменных плитах, худое смуглое мальчишеское лицо, на котором смешно и нелепо смотрелись круглые очки, и хриплый рев «Сектумсемпра!», вырывающийся из сведенного ненавистью пухлогубого рта…

В тот же момент он кончил. И уперся невидящим взглядом в блестящие кнопки на панели душевой кабины. Потом опустил голову и проводил взглядом последние мутные капли спермы, исчезающие в маленьком водовороте слива. Во рту пересохло, и вместо привычной мягкой послеоргазменной слабости тело переполняло нервическое напряжение, отзывавшееся ознобной дрожью даже в кончиках пальцев. Не выдержав, Малфой сел на корточки и закрыл глаза.

– Ты идиот, Драко Люциус Малфой, - он произнес это вслух, и собственный негромкий голос ударил по барабанным перепонкам с неистовством гиппогрифьего рева...