Квинт Лициний 2. Часть 2
Шрифт:
Он рубанул воздух ладонью, подводя черту:
– Таким образом, мы рассчитываем за первый месяц работы получить с вашей помощью фотографии всех мальчишек со спортивным телосложением и ростом выше, чем пять футов и три дюйма. Как видите - ничего незаконного даже для параноиков из КГБ.
– Следующий момент...
– Фред оттопырил три пальца.
– Третий! Вам надо будет в ходе уроков и внеурочного общения с детьми ненавязчиво провести опрос на тему кто жил в других городах Советского Союза. Нас интересуют подростки, переселившиеся за последние два года из Москвы или Московской области в Ленинград.
– Так...
– Фред прошелся вдоль ряда, задумчиво потирая подбородок.
– Что еще нас интересует... Нас интересуют подростки с некоторыми редкими характерными особенностями. Первая такая особенность - умение стрелять из спортивного лука... Или сам подросток, или в круге его родственников или знакомых. Подчеркну при этом - не просто стрелять, а хорошо стрелять, на уровне спортсменов, участвующих в соревнованиях. Вторая особенность - знание, хотя бы на среднем уровне, китайских иероглифов... Опять же - или у самого подростка, или в круге близких к нему людей.
В зале стояла тишина, русисты впитывали информацию, словно губка воду.
– Вот, собственно, все, - Фред, словно извиняясь, широко развел руками.
– Как видите, никаких данных о подводных лодках, ракетах или дивизиях Красной армии. Все предельно обыденно, - и он еще раз перечислил, вбивая в головы сидящих, - мальчик спортивного телосложения, рост выше, чем пять и три, не так давно переехавший из Москвы или Московской области, умение пользоваться китайскими иероглифами и спортивным луком. Понятно? Запомнили?
– Понятно... запомнили...
– в разнобой ответил зал.
– Хорошо, - Фред деловито потер ладони.
– Тогда теперь мы с вами сделаем вот что: составим сценарии бесед со школьниками, выводящие на интересующие нас темы - переезды из других городов, иероглифы и спортивные луки.
Синти замахала вздернутой рукой.
– Что?
– удивленно поднял брови Фред.
– Не надо сценарий, - подскочила она, - пусть каждый выдумает подход сам, в одиночку, а мы проверим убедительность тет-а-тет. Иначе в действиях будет виден шаблон.
– Не влезай без команды, дурочка!
– рявкнул с места мгновенно налившийся дурной кровью Дрейк. Рот его перекосило направо.
– Сядь и молчи, не перебивай начальника! Чушь несешь.
Фреду огорченно цыкнул - Синти была права, но не спорить же с этим придурошным консулом публично?
– Да, Синти, ваше мнение очень важно для нас, - холодно сказал резидент, - спасибо, садитесь. Итак, сейчас мы составим образец разговора, выводящего на переезд из Москвы...
Синти буквально упала на стул и в отчаянье обхватила себя руками. Бросила быстрый взгляд направо, но Джордж старательно разглядывал носки своих ботинок, а Карл - лепнину на потолке.
Трещина, что шрамом легла на днях поперек ее жизни, угрожающе росла. Мечта когда-нибудь стать начальником Станции внезапно стала терять плоть, развоплощаясь. Может, пора от нее отказаться?
Синти гневно мотнула головой, отбрасывая челку: "ну нет, я так просто не сдамся! Поборюсь. А, если что... Никогда не поздно поменять одну мечту на другую".
Понедельник, 09 января 1978, день
Ленинград, Измайловский пр.
Я перевернул лист и ожег ненавидящим взглядом оборотную его сторону - пока еще девственно чистую.
Все каникулы! Не разгибая, мать его, спины... Видя дневной свет только из окна. Почти ни с кем не общаясь. Как раб на галере. Сижу и строчу - до судорог, сводящих кисть в птичью лапу.
Вот оно, мое основное занятие - писанина, нудная, как окутанная серой мглой ноябрьская равнина, что расплющена в блин под низким свинцовым небом. Без рукоплещущей публики, без восхищенных взглядов и ласкового слова, на одном животном упрямстве я ползу мыслью с листа на лист, пытаясь свить из невесомых слов узор, способный развернуть Историю на другой путь.
Я словно бабочка, что тщится взмахами крыл остановить разогнавшийся тяжелогружёный состав. Почти десять месяцев как здесь, а наградой мне пока лишь пара строчек в новостях. И все! Остальные события прут по-старому, словно лемминги, торопящиеся к обрыву.
Двадцать строчек на развороте - как двадцать коротких проходов от стены к стене. Закрываю глаза и перед внутренним взором встает блеклая фиолетовая клетка и буквы, нанизанные в ряды. Открываю - бьет из-под перегретого металлического колпака натужно-воспаленный свет, и мое перо начинает очередной забег по этой треклятой тетради - отнюдь не первой, что будет исписана от корки до корки. И, к сожалению, отнюдь не последней.
Перо, предельно утомленное пройденными метрами, споткнулось, зацепив расщепом бумажное волоконце, и начало мазать. Пришлось тыкать им в кругляк замусоленной перочистки. Проверил на свет - чисто. Встряхнул утомленной рукой и задумался, структурируя знания о том переплетении из сразу четырех конфликтов, что сотрясают сейчас район Африканского Рога и Баб-эль-Мандебского пролива.
Поразительно, но из шести сторон лишь одна, Саудовская Аравия, является традиционным союзником США, а сразу четыре, причем сцепившиеся между собой или собирающиеся вот-вот это сделать - скорее наши.
Вот обращенная на юг кромка Аравийского полуострова: безжизненные горы и сбегающие к морю красные, словно прямиком с Марса, каменистые пустыни. И, бок о бок с ними, словно ожившие иллюстрации со страниц "Тысячи и одной ночи": журчат в тени оазисов хрустально-чистые речки, вдоль побережья высятся до неправдоподобия белые дюны, а их подножия ласкает прозрачная зелень мелководных лагун.
К склонам гор прилепились клочки рукодельных полей, и низкорослые йеменские ослики продолжают, как и сотни лет назад, поднимать сюда почву из долин. Здесь до сих пор не у всех крестьян есть мотыга, борона и серп, и спелые колосья часто срывают просто руками.
За пределами нескольких кварталов столиц царит причудливое средневековье, в котором наследники одной из древнейших цивилизаций верят одновременно и в непорочное зачатие, и в таинства Луны, не едят свинину и совершают на старости ритуальное самоубийство.
Сюда тысячелетиями, волна за волной, накатывали пришельцы, и оттого местные легко перенимают новые идеи и обычаи. Не потому ли сейчас горячие последователи Че Гевары борются здесь сами с собой, до смерти выясняя, чья правда правдивее?