Лабиринт Данимиры
Шрифт:
У меня возникло острое предчувствие, что меня сейчас обнаружат, и это предчувствие было абсолютно, абсолютно невыносимым.
Воля, толкавшая меня вперёд, ослабела, лапы подкосились. Я упала на асфальт, сжалась в комок, зажмурилась, чтобы не видеть страшных бледных глаз, висящих надо мною, и начала бредить на анималингве какую-то собственноручно слепленную, корявую, всю кривую и косую и совершенно сумасшедшую мольбу, обращённую к тому мифическому существу, благодаря которому и существовал этот портал.
— Ты, огромный, стозевный, стоглазый, стомудрый, невидим ты, но я всё равно чувствую, что ты есть, — помоги мне. Я растёрта как пыль между пальцами,
Бессвязные обещания изливались бесконтрольным потоком, пока я не осознала, что вокруг царит тишина.
Я приоткрыла один глаз и скосила его наверх.
Никаких грозовых чернильных разводов, никаких страшных ликов — низкий туман нависал в метре надо мной, безмятежный, будто он образовался над озером в лесной глуши, а не в центре большого города.
Я открыла второй глаз и тревожно подвигала ушами вперёд-назад.
Тишина.
Проезжая часть была пуста. В этом измерении ни один автомобиль не осквернял своим прикосновением гладкое новенькое покрытие.
Меня услышали?
Раньше мне непременно стало бы стыдно за этот истерический припадок — другим словом и не назовёшь, но теперь я ровным счётом ничего не почувствовала.
Белое свечение разливалось справа от меня — за оградой, над водами Невы. Я поднялась, пошатываясь, встала передними лапами на камень и просунула голову между прутьями.
Из-под воды медленно поднималось к поверхности что-то огромное, круглое как блюдо, сияющее электрическим светом, с тёмным пятном в середине. По поверхности воды во все стороны побежали сверкающие блики-скобки. Круг так и не вынырнул на поверхность, а замер, покрытый тонким подвижным слоем воды — вода была похожа на зелёный чай. Усилился запах — смешанный дух речных водорослей, мокрого песка, маленьких ракушек, юрких живучих рыбёшек и чего-то ещё, что я уже начала ощущать кошачьим обонянием, но пока не могла опознать с точностью.
Я ещё больше вытянула шею и свесила голову вниз.
Круг моргнул, и я поняла, что меня разглядывают, и — как мне почудилось — разглядывают с любопытством.
Я замерла.
Потом круг вновь моргнул, и тяжёлый бас произнёс одно слово… да так сочно, что звук прокатился по всему пространству портала не хуже грома небесного.
— ПРИ-И-НЯТО-О-О… — и будто бы иронический смешок завершил раскаты. Неведомому существу показалось забавным, что микроскопическая козявка посмела потревожить такого, как он?
Мы ещё немного поглазели друг на друга, потом круг погасил свечение и ушёл на глубину — так же медленно, как и появился. Воды успокоились, разгладились водовороты, вызванные погружением, и вскоре уже ничто не напоминало о необыкновенном явлении.
Что это было, и было ли вообще?
Может быть, на почве нервного потрясения мною овладели галлюцинации?
Тем не менее, туман по-прежнему висел над головой, образовывая защитный полог,
и я снова побежала — в какой-то ватной тишине. Никем не потревоженная, я добралась до конца моста, беспрепятственно пересекла пустынную мостовую и тронулась в обратный путь.И я всё-таки сделала это — перешла Тучков мост дважды, и Мартин не нашёл меня.
Спасительный туман заканчивался вместе с мостом. Мне очень не хотелось покидать магическое убежище. Хотелось остаться здесь, свернуться клубком, уткнуться носом в собственную шерсть и заснуть на долгие-долгие годы.
Ради Снежинки, сказала я себе и вышла из тумана.
Куда теперь можно податься, я не представляла совсем. Наверное, было бы разумным вернуться к дому, затаиться где-то поблизости и дожидаться приезда родителей. Но при одной только мысли о возвращении в Малый переулок, к горлу подступал комок, а к лапам — паралич. Моя прежняя жизнь закончилась так страшно, что я не могла заставить себя сделать хотя бы шаг в том направлении.
К тому же, не исключено, что возле дома меня ждёт засада.
Сойдя с Тучкова, я двинулась совсем в другом направлении. В ближайших планах было забиться в некий укромный уголок и хоть немного поспать, потом найти еду… наверное, на помойке, и воду… наверное, в луже.
Торопливой прихрамывающей походкой я мелко трусила вдоль бесконечных стен и не узнавала ранее знакомые улицы. Не покидало ощущение другой планеты — чудовищно искажённый масштаб придавал местности нездешние черты.
Через какое-то время я совершенно перестала соображать, где нахожусь.
В этот двор-колодец мне пришлось свернуть, когда стало ясно, что силы на исходе. Во дворе оказался проход — через тёмную арку с разрисованными стенами можно было пройти во второй двор, через вторую, тоже разрисованную арку — в третий, и так далее. Выход из шестого двора перегораживали чугунные ворота. К решётке ворот толстой проволокой были прикручены железные листы, доходившие до самого низа и пролезть в узкую щель не смогла бы даже кошка.
Это был конец моего пути.
Я огляделась. В углу двора стояли два высоких зелёных мусорных контейнера. Наверное, в них можно поискать что-нибудь съедобное. Баночку с остатками йогурта или куриные косточки. Или ещё какую-нибудь гадость, но выбирать не приходится, я была готова съесть что угодно.
Подойдя ближе, я посмотрела вверх, поёрзала задом, примерилась и прыгнула. Отчего-то у меня создалось представление, что я взлечу как птица. Во всяком случае, так получалось у Снежинки. Вместо стремительного полёта и точного приземления я допрыгнула только до середины зелёной стены и, скрежетнув по металлу когтями, свалилась вниз как мучной куль. После десятой попытки в глазах начало темнеть и стало понятно, что до верха контейнера не добраться — я слишком слаба и неуклюжа.
Пришлось прилечь для отдыха. Я стала с трудом соображать, что же делать дальше. Прикорнуть ли голодной прямо сейчас, или отправиться на поиски более низкого помойного бачка?
Вот в чём вопрос.
Идти уже никуда не хотелось.
Вообще ничего не хотелось.
И тут появилась она — возникла бесшумно, как призрак.
Большая толстая крыса стояла столбиком в просвете между контейнерами и пристально меня разглядывала. Это была пожилая крыса — морда у неё была седая.
Вот и обед, вяло подумала я. Наверное, она не слишком проворна, изловить её будет несложно.
Я даже встала.
Крыса не шелохнулась. Она продолжала спокойно созерцать меня, и на её седой морде было написано что-то задумчивое.