Лабиринт памяти

Ведь Гермиона уже не раз убеждалась в том, что на этом курорте она порой просто не в состоянии себя контролировать. Ах да, важное уточнение: не в состоянии себя контролировать рядом с Малфоем.

Для неё стало вполне привычным то, что её сердце невольно начинало биться чаще, когда она видела Драко, а от его прикосновений во время танцевальных репетиций тело охватывал трепет, и было странно хорошо только от одного того факта, что он рядом. Но хуже было другое: как она теряла голову от его поцелуев, как готова была отдаться его умелым ласкам, как всё её существо реагировало на воспоминания об этом. В подобные минуты Гермиона изнывала от такого мощного желания, что порой ей приходилось себя трогать только из-за того, что она не могла совладать с ним.

Но даже это не помогало.

Всё равно она по-прежнему хотела его, по-прежнему, не признаваясь самой себе, жаждала его прикосновений, его поцелуев. И была уверена, что он испытывает то же самое.

Лишь вчера всё было как-то иначе. Вчера она почувствовала что-то новое, и это «новое» до сих пор не давало ей покоя.

Хотя какой смысл об этом думать, если внезапно Малфой и вовсе решил уехать с курорта?

От этой мысли живот Гермионы неприятно скрутило. Конечно, в глубине души она знала, что вряд ли Драко может так поступить, особенно если учесть, сколько сил и времени он потратил на их совместные тренировки. Но крупица сомнений всё же оставалась, и от этого Гермиона чувствовала себя паршиво.

Шепнув свое имя двери и ответив на контрольный вопрос, она вошла в своё бунгало. Скинув босоножки, Гермиона направилась в спальню с надеждой хоть немного расслабиться и отдохнуть от сумасшедшей первой половины дня. Чувство тревоги до сих пор не покидало её, и причиной тому, конечно же, был Малфой.

«Чёрт бы его побрал», — зло подумала Гермиона и, с силой распахнув дверь, замерла на пороге: на её кровати лежала средних размеров серебристая коробка, перевязанная изумрудной лентой. Поражённо уставившись на неё, Гермиона поколебалась в нерешительности, но подошла поближе и аккуратно присела рядом. Она внимательно осмотрела коробку со всех сторон, предусмотрительно стараясь до неё не дотрагиваться — ни письма, ни записки нигде не было. Наконец, судорожно втянув воздух, Гермиона решила: будь, что будет — и потянула за край шёлковой ленты. Внезапно крышка коробки сама плавно поднялась и отлетела в сторону, приземлившись в нескольких сантиметрах от неё. Гермиона громко выдохнула от неожиданности, но, посмотрев внутрь, замерла: на дне стояла пара изящных танцевальных босоножек, украшенных сотнями сверкающих камней.

— Святой Мерлин… — только и смогла протянуть она, когда достала их. Босоножки, оказавшись в её руках, внезапно засверкали ещё ярче, вмиг приобретая голубой оттенок, прямо в цвет её сарафана. Гермионе потребовалась минута, прежде чем она смогла оторвать от них взгляд: обуви прекрасней этой она в жизни не видела. Страшно подумать, сколько стоит эта пара туфель и, уж конечно, вряд ли она смогла бы себе их позволить.

Внезапная догадка на пару секунд обездвижила Гермиону.

Не может быть.

Аккуратно отложив босоножки в сторону, она схватила коробку и нетерпеливо достала небольшую записку, покоившуюся до этого на самом дне. Развернув её, Гермиона про себя прочитала:

«Я испортил тебе туфли. Возвращаю долг».

Всё. Больше ни слова.

Подписи не было, но Гермиона и так знала, от кого она получила такой щедрый подарок, как знала и то, что этот «кто-то» точно сошёл с ума.

Конечно, она не могла позволить ему «вернуть долг» в таком виде. Её старые туфли были в десятки, а может, и в сотни раз дешевле и скромнее, чем те, что Гермиона обнаружила в коробке. Но, к сожалению, босоножки, в которых она репетировала в последние дни, по правде говоря, были едва годны для выступления, и потому Гермиона всерьёз опасалась, что в кульминационный момент танца у неё может сломаться каблук или порваться перепонка, фиксирующая щиколотку. А уж в том, что это непременно приведёт к ужасным последствиям, сомневаться не приходилось.

Гермиона вновь с тоской взглянула на босоножки. Ей придётся их вернуть, однозначно. Но что если она хотя бы просто их примерит? В этом ведь нет ничего страшного, правда?

Воровато оглядевшись по сторонам, она дрожащими руками надела туфли, а, когда потянулась к перепонкам, чтобы застегнуть их, те внезапно сами мягко обхватили её щиколотки и зафиксировали стопы. Гермиона встала с кровати и подошла к большому зеркалу возле комода. Взглянув на себя, она не смогла сдержать восхищённый вздох: казалось, босоножки волшебным образом преобразили её фигуру. Мало того, что они идеально подошли ей, так ещё зрительно стройнили и вытягивали силуэт благодаря высокому каблуку. Покрутившись перед зеркалом, Гермиона сделала пару танцевальных па и неожиданно обнаружила, что ей невероятно легко в них двигаться, несмотря на устрашающую высоту каблуков. Босоножки были невесомыми, божественно прекрасными и на удивление удобными, поэтому чем дольше Гермиона любовалась ими, расхаживая и кружась в них по комнате, тем скорее рос соблазн оставить их себе.

И в момент, когда она после продолжительной внутренней борьбы всё же мысленно пообещала их вернуть, но только после выступления, записка, лежащая на кровати, неожиданно всколыхнулась. Гермиона, нахмурившись, подняла её и прочитала новую фразу появившуюся на бумаге:

«Я так и знал — ты не сможешь устоять».

— Чёрт бы тебя побрал, Малфой, — озвучила свои недавние мысли Гермиона и внезапно весело рассмеялась.

*

Драко не спеша озирался по сторонам, стараясь ничем не выражать своего внутреннего беспокойства. Большой зал потихоньку наполнялся волшебниками, пришедшими посмотреть танцевальное шоу, но всё же был полон ещё лишь наполовину.

— На, выпей, — Забини небрежно подвинул к нему бокал с огневиски.

Драко лениво перевёл взгляд на Блейза.

— Ты ведь помнишь, что через час мне крутить задницей вон на той сцене? — кивнул он вправо.

— Конечно, — ухмыльнулся Забини. — Именно поэтому я и предложил тебе выпить. Нервничаешь, словно первокурсница перед распределением.

Малфой скривил губы в презрительной усмешке.

— На всякий случай я бы посоветовал тебе заткнуться, — вскинув бровь, взял бокал в руку Драко. — И, кстати, мне плевать на выступление.

С этими словами он, моментально напрягшись, уставился на группу волшебников, входивших в зал, но, рассмотрев их лица, внутренне расслабился и вновь взглянул на Забини. Тот уже откровенно ухмылялся.

— Да ладно, Малфой, мы оба знаем, что это не так. Я уже забыл, когда мы в последний раз ходили развлечься, а всё из-за твоих вечных репетиций выступления с Грейнджер. Кстати, не её ли ты так отчаянно высматриваешь? И вообще, где она?

Драко нахмурился и отхлебнул из своего бокала: во рту странно пересохло.

— Понятия не имею. Наверное, переодевается, красится, или как там готовятся женщины к такого рода мероприятиям?

Он старался говорить беспечно, так, словно его не волнует Грейнджер с её чёртовыми сборами, но, похоже, у него это хреново получилось: Забини недоверчиво вскинул бровь, но, к счастью, всё же заткнулся, спрятав ухмылку, на миг ставшую ещё шире на его лице.

Драко сказал почти правду. Выступление не волновало его настолько, чтобы обливаться холодным потом при одной только мысли о нём, хотя, конечно, нельзя было сказать, что ему абсолютно безразлично, как они с Грейнджер станцуют. Просто была ещё одна вещь, которая терзала его изнутри, порождала сомнения и волнение сильнее, чем что-либо ещё — его подарок Грейнджер. Он потратил кучу галлеонов и грёбаных полдня, чтобы найти в местных магазинах танцевальные туфли, которые, по его мнению, подошли бы ей. Ему даже пришлось опоздать на примерку костюмов, чтобы дождаться, пока лебезящая перед ним молодая продавщица найдёт на складе именно ту модель, которую он увидел на витрине. За это время он успел наколдовать записку, чтобы Грейнджер правильно поняла его намерения. И, хотя в глубине души он признавал, что не просто так провёл столько времени, шастая по женским магазинам, всё же упрямо убеждал себя, что таким образом всего лишь возвращает долг. А то, что те туфли, которые он выбрал, были гораздо лучше и дороже испорченных им грейнджеровских босоножек, Драко легко объяснил тем, что у него не настолько дурной вкус, чтобы дарить женщине убожество.

Даже если эта женщина — вина всех его бед.

Даже если эта женщина совсем скоро окончательно сведёт его с ума.

Даже если эта женщина — Гермиона Грейнджер.

Внезапно Драко почувствовал злость на самого себя. Пожалуй, ещё никогда в жизни его так не волновала реакция кого-либо на его подарок. И сейчас ему просто захотелось рассмеяться от абсурдности ситуации: через час ему предстоит попытаться не опозориться перед сотнями волшебников, а он переживает из-за каких-то там дурацких туфель, которые могут не понравиться Грейнджер.