Лабиринт. Книга 2

Выведя на экран имя Алекса, Мэри посмотрела на фотографию человека, с которым ещё двенадцать часов назад занималась любовью. Вот так всё и происходит: мгновение – и тот, кого ты считал близким, уходит. На этот раз снова ушла она и, памятуя свой опыт с Мэттом, не собиралась делать это молчком и решительно провела пальцем по экрану, посылая вызов.

Спустя два гудка её перекинуло на голосовую почту. Иметь дело с бездушной машиной хотелось ещё меньше, чем с голосом Алекса, поэтому надиктовав нейтральное "Я уехала к Роберту. Поговорим утром", Мэри нажала "отбой" и выключила аппарат.

Роберт встретил её у парадного входа, помог выйти из машины и сразу повёл на второй этаж – в гостевое крыло большого двухэтажного дома в западном пригороде Сиднея. Он не задал ни единого вопроса, хотя, она знала, что их у него скопилась целая масса, но, показав Мэри её комнату и убедившись, что она ни в чём не нуждается, оставил одну. С большим наслаждением Мэри наконец вылезла из измятого платья и, оставив душ на утро, забралась в кровать. Но сон так и не пришёл.

Разница во времени между Нью-Йорком и Сиднеем составляет четырнадцать часов. Утро в Австралии – это конец рабочего дня в Америке накануне. Постичь это тяжело, а вот перестроится на Сиднейское время – запросто. Около семи утра Мэри перестала себя мучить, встала с постели и приняла душ. Мытьё головы помогло, и ещё около получаса она с увлечением сушила волосы. Так что, когда, закутавшись в большой банный халат, она, наконец, спустилась на первый этаж, было уже около восьми, и Роберт встречал её с кружкой горячего кофе.

– Чёрный. Без сахара, – заметила Мэри, принимая из его рук большую керамическую кружку. – Ты явно намекаешь на серьёзный разговор, потому что точно знаешь, какой именно кофе я предпочитаю.

– Верно.

– Ни единой поблажки?

– Ни малейшей.

– Хорошо. Спрашивай.

– Нет, детка. Сегодня задачу я тебе не облегчу. Придётся говорить самой.

Мэри обречённо покачала головой. Однако с кем же ещё ей проходить через эмоциональное аутодафе как не с Робертом.

– Прямо так прямо, но рассказывать особо нечего. Я сказала Мэтту о своих чувствах. Он сказал, что хочет меня в своей жизни. После чего отправил к тебе, попросив три дня на то, чтобы завершить здесь дела. И вот я стою на твоей кухне в твоём халате, потому что из одежды у меня только одно вечернее платье, и думаю, а не поменяла ли плохое на худшее с той только разницей, что это конкретное худшее я очень люблю.

– Это из-за Мэтта Крайтона ты уехала из Чикаго? – мягко спросил Роберт.

– Отчасти.

– Он тебя обидел?

– Наоборот. Это я обидела его тем, что ушла.

– А почему же ты ушла, Мэри-джелли?

 Мэри вздрогнула, чуть не выронив кружку с горячим кофе, и во все глаза уставилась на мужчину.

 "Мэри-джелли". Так звал её Пит. Странным образом мысли, в которых она сравнивала Роберта Стенхоупа с человеком, который хотел её удочерить, вышли из подсознания наружу. Это оказалось болезненным. Полный понимания и сочувствия взгляд Роберта боль эту не облегчал. В который раз за последние двенадцать часов Мэри боролась со слезами. В который раз её логически обоснованные фразы и поступки теряли всю свою логику и обоснованность. Они просто становились несущественными под напором одного единственного неоспоримого факта. Его-то она и озвучила:

– Потому что состояние счастья для меня нетипично. Оно пугает. Я не умею быть счастливой, Роберт. Пыталась несколько раз, но всё без толку. Моё счастье имеет свойство быстро заканчиваться. Так случалось ни раз, и никто не даст гарантий, что не повторится вновь.

– Любое счастье конечно, девочка. Пожалуй, только в детстве мы не видим его границ. К сожалению, твои границы возникли именно в тот период, отсюда же все твои беды. Однако я никогда не думал, что ты такая ленивая, Мэрилин Рейнольдс.

Последняя фраза вызвала искреннее удивление.

– Ленивая? Поясни.

– Охотно! – согласился Роберт. – Несчастным быть легко. Вернее, не несчастным, а не счастливым. Большая часть людей несчастлива, потому что счастье – это каждодневный труд. Тяжёлая работа, за которую многие даже не отважатся браться.

– Вдобавок ты назвал меня трусихой. Незавидный я человек. Может, не зря так о себе думаю?

– Может, и не зря. Но ты не хочешь попробовать доказать обратное?

– Кому? Себе?

– В твоём случае это не стимул. Тебе ещё надо научиться любить себя, Мэри, чтобы принимать себя же за авторитет. Давай лучше мне. Чем ты рискуешь, в конце концов?

– В данном случае, отношениями с твоим племянником.

– Аргумент, – согласился Роберт. – С ним ты могла бы прожить вполне уютную жизнь. Пусть не счастливую, но и не совсем несчастную. Возможно, этого хочет и Алекс. Но, судя по искрам, которые летают между тобой и Крайтоном, я очень рад, что до этого не дошло. Всё-таки, это сын моего брата. Было бы горько видеть его несчастным.

– Алекс всё равно будет уязвлён.

– Переживёт. Это менее травмоопасно, чем прожить всю жизнь с женщиной, любящей другого.

Мэри не могла не согласиться с этими словами, потому что тоже об этом думала. Она пыталась быть счастливой с Алексом, и не его вина, что в этом они оба потерпели крах.

– Роб, – тихо позвала она после того, как всё обдумала. – Как думаешь, на этот раз у меня получится?

Вместо ответа Роберт подошёл к холодильнику, взял оттуда упаковку порционных сливок и отломил от неё два блистера. Вместе с кусочком тростникового сахара и чайной ложкой он поставил их перед Мэри. Именно так она и любила пить кофе: две порции сливок и один кусочек сахара.

– Ты стоишь на моей кухне в моём халате, – улыбнулся мужчина, которого она без натяжки могла назвать своим лучшим другом. – И из одежды у тебя только вечернее платье. Думаю, у тебя уже получается, девочка.

Личико Мэри едва начало расплываться в счастливой улыбке, как в кармане её халата привычно требовательной мелодией ожил телефон.

Ещё не посмотрев на экран, она знала, что звонит Алекс.

– Что это ещё за ребячество, Мэри! – Он так громко кричал в трубку, что ей пришлось отодвинуть её от уха. Роберт сделал смущённую гримасу, но остался стоять рядом. Мэри всё-таки улыбнулась, благодаря его за поддержку.

– Привет, Алекс.

– Привет, Алекс? И это всё, что ты можешь сказать? Ко мне с утра стучится горничная с совершенно идиотским заявлением, что ей надо забрать твои вещи. Я подумал, речь о чистке или прочем дерьме, но она достаёт из шкафа твой чемодан и начинает складывать туда всё, до чего дотягивается. Потом она вспоминает, что ей поручено отдать мне какой-то конверт, потому что, видите ли, администратор пропустил моё возвращение в номер. И что я нахожу в том конверте, Мэрилин?

Мэри даже не пыталась его перебить, прекрасно зная, что когда Алекс чем-то возмущён, все попытки дать ему разумные объяснения обречены на провал. По крайней мере, не в этот самый момент. Ехидство в последнем вопросе тоже не требовало ответа, однако, под ободряющим взглядом Роберта, Мэри решила его дать.

– Я вернула то, чем владеть не вправе. Прости, что так долго позволяла тебе надеяться

– Я не пойму: ты от меня уходишь, что ли?

– Да.

– К моему дяде?!

Роберт, поднёсший к губам чашку, поперхнулся едва сделанным глотком. Мэри едва удержалась, чтобы тоже не прыснуть.

– Кто там у тебя? – Взорвался на том конце трубки Алекс. – Я слышу чей-то кашель.

– Это Роберт. Он поперхнулся кофе.

– Ты поставила наш разговор на громкую связь?!

– Нет. Просто он стоит рядом, а ты так кричишь…