Лабиринт
Шрифт:
Владимир зажмурился и крепко схватился за край стола. Он чувствовал, как Лабиринт навис над ним, вопросительно изогнув вороненую бровь. Он звал, тянул к себе за невидимую, но неумолимую цепь. Он не принимал отказа. Он даже не понимал, в чем смысл отказа.
– Володя, передай мне пирожное. Самое сладкое!
Пирожное! Владимир очнулся. Прости, Лабиринт! Как оказалось, в мире есть куда более срочные дела. И куда более приятные.
В течение следующего часа Владимир выпил две кружки чая, съел три пирожных и сказал не меньше десятка комплиментов устало взирающей на мир Надежде. В конце
– Ну как? – без особого интереса спросил Шилов, встречая коллегу в расслабленной позе матерого сибарита.
– Нормально, – усмехнулся Владимир. – Без жертв.
– Чем дальше в жизнь, тем меньше жертв, – с грустью заметил Сергей. – А помнишь, как раньше? Страсть и грязь, боль и счастье. Почему все так быстро прошло? Почему мы стали такими скучными, Вова?
– Это для того, чтобы ты смог встретить свой очередной день рождения.
– Наверное, оно того стоит, – пожал плечами Шилов. – По крайней мере сегодня.
– Даже жаль, что сегодня уже почти закончилось.
Владимир вышел из Министерства. На улице, прячась в дымчатых сумерках, вальяжно наливался червонным золотом поэт-октябрь. Он снисходительно посылал в лицо стрелы тугого, острого ветра и, слегка прищурившись, навевал смутные образы соколиной охоты и языческих хороводов.
Владимир торопливо шел по устланному падшими листьями тротуару и то и дело посматривал за свое правое плечо. Там, за правым плечом, за ним гнался Лабиринт. Плавно и неотвратимо он настигал и уже заранее распахивал свои коридоры для крепких, чудовищных объятий.
Владимир прибавил шаг и на какое-то время оторвался. Он почти бежал, толкая и без того спешащих людей, заставляя посылать ему вдогонку недоуменные, полные укоризны взгляды.
Владимир не извинялся. У него были причины для спешки. У него были причины, чтобы бежать со скоростью человека, который опаздывает на поезд. На поезд, который в свою очередь отходит с опозданием.
Но так быстро Владимир бежать не хотел. И потому он просто упруго шагал по черному асфальту, каждую минуту оборачиваясь и внимательно осматривая пейзаж за своим правым плечом.
– Молодой человек, помогите, пожалуйста!
Владимир с ужасом понял, что призыв благообразной старушки с большой сумкой обращен именно к нему. Владимир очень не хотел сбавлять темп, но воспитание не позволяло проигнорировать законную просьбу о помощи.
Владимир остановился, с улыбкой кивнул и помог старушке поднять тяжелую сумку на двадцать три ступени вверх. После чего с затаенным ужасом оглянулся и увидел, что Лабиринт снова подобрался слишком близко и уже готовит финальный, гибельный прыжок.
«Нет. Не подходи», – прошептал Владимир и, не глядя, бросился прочь от страшного, темного призрака за спиной.
Его ноги срывались в тяжелый, медленный бег, губы шептали проклятия, а глаза искали свет, который легким, взволнованным жестом спасет от настигающей тьмы.
Но единственный свет, который он увидел, был красный сигнал светофора, говорящий о том, что, пожалуй, не стоит так уж торопиться. Минутку-другую можно и постоять, подумать, оценить ситуацию. Покрутить головой, посмотреть, с кем свела тебя судьба на эти краткие
мгновения.Владимир стоял, думал, вертел головой и изо всех сил заставлял себя не оборачиваться через правое плечо. Он очень надеялся, что Лабиринту хватит такта постоять на светофоре вместе с ним. Еще полминуты потерпеть, поскучать, потоптаться на месте. Еще десять секунд. Пять. Пора!
Загорелся зеленый, и Владимир тут же рванулся с места, с удовлетворением заметив, что Лабиринт замешкался, замечтался и безнадежно отстал уже на старте.
– Счастливо, – с сумрачным весельем прошептал Владимир и ускорил и без того суетливый шаг.
Лабиринт нагнал его через пять минут, но в это время Владимир уже нырнул в пропасть метрополитена и намертво смешался с толпой. Перепрыгивая через ступеньки, он сбежал по эскалатору и успел ворваться в последнюю дверь последнего вагона. Поезд тронулся, а Лабиринт остался. Владимир злорадно помахал ему рукой. Владимир забыл, что Лабиринт знает, где он живет.
Они встретились возле самого дома, под красными кленами, у старой, поломанной скамейки. Владимир сделал вид, что сдался, а потом бросился прочь в серый узкий переулок. Продрался сквозь тесно стоящий строй машин, пронесся по детской площадке, забежал за угол соседнего дома и только потом осторожно оглянулся. Лабиринта нигде не было.
– Все нормально, – тихо сказал Владимир и дежурным усилием воли заставил отступить скалящую зубы панику. – Все нормально.
Затравленно оглядываясь, он по стенке пробрался в свой подъезд, не дожидаясь лифта, взбежал на седьмой этаж, вошел в квартиру и резко захлопнул дверь. Разделся и пошел на кухню готовить нехитрый ужин.
– Все нормально, – снова повторил он, бросая в кипящую кастрюлю желтые, симпатичные макароны.
Макароны массово гибли в бурлящей воде, в то время как Владимир безучастно взирал на их мучения. Владимир очень не хотел оборачиваться. Он знал, что, несмотря на запутанный след и крепко закрытую дверь, Лабиринт найдет способ пробраться внутрь квартиры, а потом и внутрь него самого.
Он знал, но до последнего не желал верить, что Лабиринт пройдет сквозь сто дверей, сто замков, триста защитных кругов. Он знал, что Лабиринт уже прошел их все и теперь стоит за его правым плечом. Пристально смотрит на макароны, не желая, чтобы они переварились.
Наконец макароны были готовы. Владимир с грустной улыбкой выключил плиту, повернулся и вошел в Лабиринт.
– Давно не виделись! – с досадой и страхом сказал Владимир в темноту.
Лабиринт ответил ожидаемым молчанием. Несколько секунд Владимир напряженно слушал тишину, потом тяжело вздохнул и пошел вперед. Пошел привычной, пугающей дорогой.
Глава 2
Юлия
У нее была идеальная улыбка. Безумная ведьмина усмешка, зовущая и пугающая одновременно. Яркая, хищная, бескомпромиссная. Будто ее писал сам дьявол. Писал и хохотал от восторга. В общем, совершенная, безупречная, единственно необходимая.
А еще у нее были кудрявые рыжие волосы и глаза цвета майской листвы. Проще говоря, Владимир влюбился со скоростью падающей звезды. Оставалось сказать и услышать ответ или промолчать и забыть. Но не слишком ли часто мы молчим и забываем?