Лабиринты чувств

— Ты перепутал меня с твоим психоаналитиком! — крикнула Юлька.

— Поэтому я хочу знать…

— Не желаю ничего слушать!

Юлька с силой зажала ладонями уши и громко принялась выкрикивать первое, что пришло в голову:

Люблю грозу в начале мая! Когда весенний первый гром! Как бы резвяся и играя! Грохочет в небе голубом! …Играют волны, ветер свищет! И мачта гнется и скрипит! Увы! Он счастия не ищет! И не от счастия бежит! — Джулия… — он попытался разжать ее руки. — Отстань! Мы все учились понемногу! Чему-нибудь и как-нибудь! Так воспитаньем, слава Богу! У нас немудрено блеснуть!

Квентин растерянно смотрел на нее, искренне не понимая, что привело Юльку в такую неописуемую ярость.

Это он должен возмутиться и оскорбиться оттого, что она не хочет с ним поделиться, успокоить его мужское самолюбие… Ведь каждому мужчине важно думать, что только он сумел пробудить в любимой настоящую женщину. Ведь каждый не хочет и боится сравнения с длинной вереницей предыдущих. Ведь нестерпимо мучительно думать, что она млела и растворилась в чьих-то других руках…

Он искренне жаждал всей правды… Но мечтал услышать ложь…

Загадочная русская душа… Все женщины на свете непредсказуемы, но их хотя бы можно понять!

— Джулия… — Он сделал еще одну попытку. — Посмотри на меня. Перестань читать эти ужасные стихи.

Она разжала руки, услышала его слова и оскорбилась еще больше:

— Это не ужасные стихи! Невежа! Это Пушкин!

— Да? Извини… Я не узнал…

— Темнота! Ты учил русский и не знаешь Пушкина? — с издевкой спросила Юлька. — А еще говоришь, что хочешь меня понять!

— Хочу, — озадаченно пробормотал Квентин. Наконец-то окончилась эта истерическая декламация, и разговор возвращается в нормальное русло.

Но у Юльки внутри проснулся озорной язвительный бесенок. Она уселась в позу падишаха, скрестила на груди руки и нравоучительно произнесла:

— Тогда слушай и не перебивай. Значит, так. Мы с Александром Сергеевичем родились в один день. Ну я, естественно, на полтора века позже. Но у нас много общего, потому что наше появление на свет озаряла одна звезда. Ты веришь в звезды? Квентин озадаченно кивнул, не понимая еще, к чему она клонит, но на всякий случай не возражая.

— Так вот, Пушкин влюблялся во многих женщин. Он Наталье Гончаровой писал: «Моя сто первая любовь…» Понимаешь?

Квентин снова кивнул.

— Но это не мешало ему быть великим поэтом. Наоборот, это давало вдохновение.

— Да-да… Он поэт… — подтвердил Квентин.

— А когда я влюбляюсь, то тоже чувствую вдохновение. Это полет души… Это такой краткий миг, а потом думаешь: и что я в нем нашла?

— В ком? — сразу же уточнил Квентин.

— Не перебивай, — разозлилась Юлька. — Я вообще говорю. Абстрактно. По большому счету Пушкин любил только свою жену. И я тоже полюблю только одного и на всю жизнь.

— Кого?

Юлька строго посмотрела на него, и Квентин замолчал.

— Значит, чтобы понять меня, ты сначала должен понять Пушкина.

— Но я читал! — горячо возразил ей Квентин. — Я знаю «Евгения Онегина» и «Повести Белкина»… Правда, немного сложно переводить его стиль…

— Я тебе помогу, — с вкрадчивой ласковостью сказала Юлька. — Ты плохо понимаешь стиль той эпохи, да? С тех пор русский язык очень изменился. Это естественно. Ведь Шекспира тоже надо теперь переводить со староанглийского… Я прочту тебе современный вариант… — И она с максимальной серьезностью, с выражением принялась читать нараспев:

Зима! Пейзанин, экстазуя, Ренувелирует шоссе. И лошадь, снежность ренифлуя, Ягуарный делает эссе. Пропеллером лансуя в али, Снегомобиль рекордит дали, Шофер рулит; он весь в бандо, В люнетках, маске и манто. Гарсонит мальчик в акведуке: Он усалазил пса на ски, Мотором ставши от тоски, Уж отжелировал он руки. Ему суфрантный амюзман, Вдали ж фенетрится маман.

Бедный Квентин! Он воспринял пародию Теффи за чистую монету и теперь старался переварить услышанное.

Юлька, едва сдерживая смех, глянула на него, как строгая учительница.

— Ну?

— Что? — пролепетал Квентин.

— Я слушаю тебя.

Квентин помялся и преувеличенно бодро воскликнул:

— Экселент! Великолепно! Здесь чувствуется размах… широкий русский простор…

Юлька не выдержала, повалилась на кровать и закатилась от хохота, повизгивая и дрыгая ногами.

Просто полное непонимание! Как же им общаться дальше, если самые простые понятия становятся препятствием? Если ему недоступны ее шутки, а ей его привычные установки?

«Мы с тобой два берега у одной реки…» Нет, у океана… Разные, как день и ночь… шутки прочь… «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно»… «Ему и больно, и смешно…»

Ну просто полный «суфрантный амюзман»…

Глава 11 К НАМ ЕДЕТ РЕВИЗОР

Голова трещит, как после хорошей пьянки… Немудрено, Юлька глаз не сомкнула за эту ночь.

Квентин умаялся от бурных выяснений и интеллектуального напряжения и мирно сопел, раскинувшись на двуспальной кровати, а Юлька пристроилась на пуфике у трюмо и строчила на листочках блокнота свою злополучную статейку.

Бог весть, что она там понаписала! Перечитывать уже не было ни сил, ни времени…

Едва рассвет забрезжил за окнами, она наглухо застегнула плащ и помчалась ловить машину, молясь только об одном: чтобы водитель не заметил отсутствие колготок. Подумает еще черт знает что…

Поминутно посматривая на заведенный будильник, она лихорадочно тюкала пальцами по клавишам машинки, а соседка Лида раздраженно барабанила в стену, громко возмущаясь, что ей не дают спокойно отдохнуть.

Будильник прозвенел, когда Юлька вынула из каретки последний лист. Времени оставалось только чтобы переодеться.

Через час она уже стояла в кабинете Вероники Андреевны и пыталась протереть глаза от застилающего их тумана…

Две мамы Карлы то расползались по углам широкого стола, то опять соединялись воедино. А ее слова не доходили до сознания. Шелестели мимо, словно ровный шум дождя…