Лабиринты чувств

— Мистер Джефферсон лично одобрил…

— Да я и есть мистер Джефферсон! — вопил в ответ Квентин. — И проект пойдет целиком, до последнего винтика! Или я к черту… как это… похерю ваш контракт!

— Но сообразуясь с местными условиями… — сбавил обороты помощник мэра, осознав, что этот виртуозно матерящийся псих и галантно жавший ему руку два месяца назад респектабельный господин, едва умевший объясниться по-русски, действительно одно лицо…

— Я буду делать по мировым стандартам, без ваших поправок на калек и убогих! — упрямо стоял на своем Квентин.

…Директор, обрадовавшись, что богатый иностранный партнер перенес свой пыл на другого, бочком выполз в приемную и без сил плюхнулся в кресло, утирая платочком лоб.

— Еще кофе? — спросила секретарша.

— Боржоми… — простонал он. — Вот буржуй проклятый! До печенки проел… А ведь прав, собака! Прав! Так и надо…

«О, Джулия… как правильно?… Не бывает худа без добра? — мысленно беседовал с далекой возлюбленной Квентин. — Хорошо, что я остался… Видишь, как я умею настоять на своем. Жаль, что ты не видела… Ты написала бы другую статью… Я не хвастаюсь… Я горжусь. И я наплевал на «Дженерал моторс»… Ради тебя… А ты все не едешь… Я не упрекаю. Но… может быть, ты меня забыла? Наверное, там много вокруг тебя мужчин. И ты им нравишься… У! Я ужасно ревнив!!! Я бы сам сейчас полетел на этот Далекий Восток. Только где тебя там искать? Ваша Россия такая огромная… Можно затеряться… как иголка в стоге сена… Где ты потерялась? С тобой что-то случилось? Я не верю, что ты можешь молчать просто так. Ведь я жду…»

Глава 3 ОТРЕЗАННЫЕ ОТ МИРА

«Ничего особенного — просто лифт…» — подумала Юлька, когда тяжелая площадка под ногами начала опускаться в шахту.

Они вышли в длинный узкий коридор. Скорее даже — обычный подвал. Под ногами между рельсами узкоколейки настелены доски, пахнет свежей древесиной, а над головами довольно ярко светят лампочки.

Коридор тянулся, петлял, причудливо изгибаясь, вопреки законам привычной геометрии. Он то снижался, то начинал подниматься вверх, а от основного, главного прохода ныряли вбок и терялись в этом странном искривленном пространстве другие коридорчики, поуже…

Юльке всегда казалось, что в шахте надо пробираться чуть ли не ползком, в кромешной тьме, в сырости… А здесь сухо, светло, потолок даже можно назвать высоким. По крайней мере, Юлька при ее немаленьком росте могла проходить не сгибаясь.

И совсем не страшно, если только не думать о том, какая многометровая махина земли давит сверху на эти милые, по-дачному уютные деревянные стояки.

На какую же глубину они забрались?

Юлька поправила каску, которую ей выдали на складе вместе с неуклюжим широченным комбинезоном, делавшим ее похожей на детскую надувную игрушку.

Шагавший впереди проходчик Иван Иванович боковой ход, Юлька с Костей за ним. Следом скользнул толстый администратор Сева, который напросился на экскурсию в недра земные, а теперь всерьез переживал, что может застрять.

Валечка благоразумно осталась наверху.

Маленький аппендикс неожиданно окончился глухой стеной, в которую упирался тупой нос стоявшей на рельсах машины. Вернее, агрегата, способного грызть эту черную, спрессованную веками массу.

Юлька сразу же окрестила его «диггером», он был похож на троглодитика из компьютерной игрушки.

— А почему здесь никого нет? — спросила Юлька у Ивана Ивановича.

Уж больно странно смотрелись пустые коридоры и замерший в бездействии «диггер».

Костя посмотрел на нее как на дурочку, и Юлька смутилась.

— У вас забастовка, да? А можно мы снимем собрание рабочих?

Иван Иванович устало махнул рукой:

— Базара не будет. Говорят, зарплату уже перевели. Вот получим, и опять уголек на-гора дадим.

Костя, за неимением других объектов для съемки, запечатлел Юльку за рычагами управления «диггером», потом блестящую угольную стену и Ивана Ивановича, деловито подобравшего оставленный кем-то пакет из-под молока…

…Никто вокруг не замечал отсутствия связи с внешним миром.

Телевизоры показывали очередной сериал, радио горланило шлягеры, в столовой готовили обеды, за которые ставили галочки в толстой общей тетради…

Для всех жизнь шла своим обычным чередом. Кроме Юльки.

Она по нескольку раз в день спрашивала, когда наладят связь?

Без Квентина время тянулось ужасно долго. Оно, как нарочно, растягивалось до бесконечности, так, что, казалось, прошла не неделя, а по меньшей мере год.

Впрочем, Юлька не сидела без дела. Они все же сняли и столовскую тетрадку с галочками напротив фамилий должников, и интервью с начальником шахты, и груды невывезенного угля в застывших вагонетках…

А самое главное Юлька углядела случайно и надеялась, что это станет украшением ее репортажа.

По вечерам на центральной площади поселка собирались женщины. Старухи и сорокалетние молодки, девушек здесь почему-то не было.

Они повязывали головы платочками, надевали вышитые блузы и… пели. Народные песни, преимущественно тягучие, украинские, и частушки, которые знали в избытке. Пели просто так, для себя. Их голоса звучали в вечернем прозрачном воздухе то как перезвон маленьких дребезжащих колокольчиков, то как гул мощного набатного колокола, то лились плавно и мелодично…

Повариха Нюра бежала сюда, как девчонка на свидание.

Быстро нажарит, напарит «домашнего» — неужели на работе не наготовилась? — и летит по улице, на ходу повязывая свой цветастый платок. Только крикнет на бегу:

— Девоньки, там пироги в духовке! Со шкварками!

Да какие пироги! Вся группа сбегалась поглазеть на это необычное зрелище.

Сначала просто так смотрели, а потом Юлька велела Косте потихоньку снимать женщин. Чтобы они не смущались и вели себя естественно, Костя всем показывал пустую камеру:

— Видите, нет кассеты. Это я так, от безделья. Чтоб форму не терять.

И к нему привыкли, перестали замечать нацеленный в лица глазок объектива. Порой даже дурачились, словно молоденькие, языки показывали… а потом махали ладошками и заливались озорным и в то же время смущенным смехом:

— Тю… Шо я, як сказилась!

Самой главной заводилой у них была бабулька лет восьмидесяти. Ее приводили на посиделки два внука, под руки. Она шаркала, едва передвигая ноги. А голос был молодой, звонкий…