Лабиринты Гипербореи

Ну, кто из девчонок откажется похвастать? И Русана показала кулон, память от Сокола. Овал с летящей птицей, на серебряной же цепочке.

– Жаль, не золото, - заметила Томка, - ещё бы красивее смотрелось...

– Не люблю, оно жирно блестит, - поморщилась сестра, - серебро лучше. Чёрное на белом, строго и со вкусом.

Томке это не понравилось, она и высказалась просто, понятно, без выкрутасов:

– Много ты понимаешь! А что стоит дороже, а? Можно подумать, все вокруг дураки, одна ты умная.

Сестра специально так сказала, чтобы поставить заносчивую горожанку на место: 'Подумаешь, пипа суринамская! Золото ей не нравится! В прошлом она побывала! Врать меньше надо. Побывала она, щас! Кулон новенький, как вчера сделан. Я что, древностей не видела?'

Примерно так думала Томка, и готовилась к длинной перепалке. Стычки у кузин случались и раньше, как же без них! Обычно спорили до хрипоты, отстаивая собственный взгляд, как единственно верный. Но в этот раз Русана всего лишь пожала плечами и убрала кулон в майку. Сестра почувствовала себя обманутой. Чтобы найти повод к продолжению спора, попросила:

– Дай померить!

Отказ, да ещё в тоне: 'разбежалась!' - напрочь обрубил всякую возможность общаться с такой заносчивой крысой! Именно это читалось на лице Томки, которая опрометью вынеслась из дома. Темпераментом двоюродная сестра удалась в мать, так что Русана не огорчилась: 'попсихует и успокоится'. Так и получилось. Подышав свежим воздухом, Томка вернулась и совсем другим тоном попросила:

– Не вредничай, Русечка. А скажи, как у вас было? Целовались?

Вслед за ней Наталья Михайловна заглянула в комнату, убедилась, что дочь на месте, принесла чаю и свежего варенья. Через несколько минут сёстры уже фантазировали на тему встречи Русаны с Соколом.

– Да, тебе хорошо, ты хоть вспомнить можешь, - завидовала Томка, трогая кулон.- А у нас даже парня приличного нет. Федька из себя корчил героя, а штора загорелась, в окно выскочил: 'Пожар, спасайтесь!' Тоже мне, диск-жокей...

Русана заступилась:

– Может, он прав. Читала же, человек в дыму быстро задыхается.

Но сестра привела неоспоримый довод:

– Все равно, сначала пропусти женщин. Ой, ладно про трусло всякое! Ты говорила, фотка есть?

Вошла Александра, обнаружила, что девочки бездельничают:

– Быстро, Пушка поймали и вычесали! Гад, взял моду в Мотин ящик прятаться - трусы и носки меховыми стали. И чесать безжалостно, не филонить! Шерсть сдадите, чтоб видела, а то знаю вас!

Сёстры кивнули:

– Ладно.

Молодой сибирский котишка, серый и неимоверно лохматый, попытался стрекануть прочь, но был изловлен и распят на диване. Пушок сопротивлялся для порядка, отстаивая независимость лишь в первые минуты. Потом разнежился, заурчал. Томка скребком собирала с кошачьих боков обильный урожай тонкой шерсти.

– Фотку покажи.

– В телефоне, сейчас.

Отыскав нужный кадр, Русана протянула мобильник. Томка обменяла разнеженного котейку на телефон, жадно впилась взглядом в фотографию Сокола, вздохнула:

– Улыбчивый. Эх, и почему одним всё, а другим - ничего?

Тут в коридоре послышались голоса.

– Атас, мамка с папкой идут!

Бросив мобильник на стол, Томка схватила скребок, а Русана распластала Пушка:

– Держу, давай!

В следующее мгновение дверь распахнулась, в комнату вошёл начальник криминальной милиции, он же - дядя Матвей. За ним Александра Михайловна, в спину отчитывающая мужа за опоздание к ужину. На шум голосов из кухни выглянула Наталья Михайловна:

– Все готово, давайте к столу! Девочки, бросайте кота, быстро мыть руки.

А затем она душераздирающе вскрикнула: 'Не-е-е-т!', когда Русана вместе с Пушком исчезла из комнаты.

Глава восьмая

Да где же выход?

Дверь! Дверь!!!

– Ур-ра-а!

– Ну, теперь-то делов на рыбью ногу, - восторженно заявил Тимур, найдя ручку.

И тут же поймал себя на том, что огорчился. Когда интересная прогулка превратилась в блуждание по катакомбам - романтика исчезла, уступив страху. Но привидений они отбили, на том приключение окончилось. Взамен пришла жалость - спаслись, и что? Почему так просто, без опасности и подвига?

Даже обидно стало, ведь образцом Тиму служил половинчик Фродо. О, тот только и делал, что нарывался на неприятности, зато из передряг выходил победителем. Мудрено ли, что мечты о приключениях, как те, что достались другу, снова вернулись к Тимуру Ашкерову.

Меч, он разбередил их! Подняв обломок перед собой, Тимка всмотрелся. Да, чеканка на шаре, венчавшем рукоять, изображала птицу с раскинутыми крыльями. Как на медальоне Русаны. Как Славкин амулет. Тимур снова позавидовал другу: 'Ему так всё, а мне - паутина в морду. Вот непруха!'

Впереди ждала дверь с кованой решеткой в верхней части. Свет и воздух струились сквозь неё. Тим отбросил огорчения, решил подурачиться:

– Опа, мы в тюрьме, - и крикнул наружу.
– Зачем забрал, начальник, отпусти! Требую прокурора, требую адвоката!

Славка беспокоился о другом:

– Надо домой, пока наши не вернулись. От мамы влетит, ладно, а папа рассердится - мало не покажется! Вместе, давай!

И друзья рванули ручку на себя. Дверь лязгнула с той стороны.

– Ёлки, замок, - огорчились они, - фиг с два откроешь!

Оказалось - не замок, простой засов из толстого деревянного бруса. Но запросто открыть не получилось. Рука-то через решётку дотягивалась, а чтоб ухватить - никак! Прошло прилично времени, пока Тимке удалось дотянуться трубкой подводного ружья. Двигая туда-сюда дверь с висящим на решетке другом, Славка дождался момента, когда брус вышел из паза:

– Сработало!

– Ой, я часы потерял, - обнаружил Тимур, - а где, не заметил.

– Да фиг с ними, всё одно без света не найдём.

К первой двери они сбегали, для очистки совести. Без толку, конечно. И припустили вперед по коридору, до ступенек вниз. Там слышались мужские голоса. Причём спорили даже не на украинском, певучие слова которого уже вошли в обиход мальчишек. Тим набрал в грудь воздуха, но ладонь друга заткнула ему рот:

– Тихо! А то начнётся - кто, да что...

Да, в этом был резон! Когда друзья на велике прыгали в море - береговая милиция за самоубийц приняла, кинулась спасать. Еле отбрехались, чтобы к родителям не везли. Или позор на молокозаводе. Участковый всласть поизмывался над 'москалятами' и Славкиным отцом, пока тот подписывал обязательство возместить ущерб, якобы причиненный владельцу.