Лабиринты наших желаний

Конечно, это всё понятно. Но почему-то всё равно больно. Больно и неприятно, когда от тебя не ждут ничего хорошего.

Хотя неприятнее всего не это, а совсем другое.

В самом начале, когда Игорь только начинал свою игру, он думал, что рано или поздно Ксения потеряет чистоту, испачкается, и какая разница, об кого? Но теперь он чувствовал эту разницу.

Не нужно было её трогать. Пусть бы жила в своём мире, нетронутая им, искренняя девочка, и не знала, что именно Игорь — отец человека, который её предал, унизил и растоптал. Пусть бы жила и не ведала, что это такое — когда к тебе прикасается безжалостный мир, где деньги и желания важнее всего остального.

Но Игорю тогда было плевать на возможные последствия. Испачкается, изменится — и ладно. Он же не собирался убивать Ксению. Он просто хотел её, как хотят красивую и интересную вещицу. Хотел увидеть в своей постели — и увидел. Хотел подчинить себе — и подчинил. И испытывал невероятную по силе эйфорию, владея этой женщиной. Потому что игра была безумно интересной… и он выиграл.

Глупец. Любой выигрыш таит в себе привкус тлена, и Игорь, ослеплённый собственными желаниями, поначалу его не почувствовал. А почувствовав, попытался что-то исправить… но было поздно. Ксения, принявшая правила этой игры и понимавшая, что она — всего лишь временное явление в жизни Игоря, не рассказала ему про сына.

Потому что она никогда не играла. Она жила.

И любила Игоря всей своей огромной душой.

— Игорь Андреевич…

Он обернулся и посмотрел на охранника больными, уставшими глазами.

— Вот, возьмите.

На бумажке округлым почерком Романа было выведено: «Дульсинея Липова». И адрес в Чебоксарах.

— Спасибо, — кивнул Игорь, пряча заветную бумажку в карман пиджака. — Пойдём. Посадка началась.

***

А вечером, сразу после ужина, принесли альстромерии. Белые, нежные и очень свежие.

И Ксюшу затопило непониманием.

Неужели это Андрей?! Нет, не может быть. Во-первых, её чебоксарского адреса он не знает, да и про альстромерии наверняка забыл, хотя она говорила ему восемь лет назад. Но он и тогда забывал, дарил ей всё время розы. А теперь-то уж…

Значит, Игорь. Но… откуда у него адрес?!

Стася. Точно — Стася. Наверняка она помогла, больше некому. Но… зачем ему это? Что он хочет этим сказать?!

Может, Андрей не показал видео?! Нет, должен был показать. Не мог не показать! Ещё и поглумился…

— Красивые, — улыбнулась баба Дуся, поглаживая лепестки. — Ты любишь такие.

— Да.

Ксюша нервно пересыпала в жестяную банку чай по бабушкиной просьбе, но так как руки дрожали, чаинки сыпались мимо, разлетались по столу.

— От кого только? — спросила баба Дуся осторожно, косясь на внучку. — Ты же тут первый день…

— Не знаю!

Ксюша с диким грохотом поставила банку на столешницу и, задрожав, вдруг расплакалась.

— Ох…

Бабушка подошла к ней, обняла, молча и сочувственно погладила по спине. А она всё плакала, навзрыд, как какой-то подросток, и с позорными подвываниями…

И сама не понимала, почему.

Поняла потом, уже вернувшись к себе в комнату. Поставила альстромерии на письменный стол, постояла возле них, задумчиво перебирая пальцами листья и лепестки.

Облегчение. Она плакала от облегчения…

***

— Пап… А что ты собираешься делать? — спросила Настя робко, когда они прилетели, доехали до гостиницы и заселились в «люкс». В номере было целых три комнаты, терраса и роскошная ванная. Но Игоря сейчас больше всего на свете интересовала кровать.

— Спать, Настя, — ответил он, сдёргивая покрывало. — Я буду спать здесь, ты — во второй спальне, а Роман — в гостиной. Я сейчас же лягу, а вы сходите поужинать.

— Я не про это. — Дочь замялась, но продолжила: — Что ты собираешься делать… с Ксюшей?

— Настя, — Игорь взглянул на неё с усталой укоризной, — опять ты за своё? Я сам разберусь.

— Пап, я знаю! Я знаю, что сам! Я просто переживаю… Я не буду вмешиваться, честно!

Настя действительно выглядела обеспокоенной, поэтому он всё же ответил:

— Пока ничего. Ксюше нужно время, чтобы подумать хорошенько. И пока я просто буду ей что-нибудь посылать каждый день. А через пару дней… мы поговорим.

Дочь кивнула.

— Понятно. А… что-нибудь посылать… это что?

— Ещё не придумал.

— А… давай, я помогу? Придумать помогу. Что посылать.

Сначала Игорь хотел отказаться, а потом подумал: почему бы и нет? Пусть поможет.

— Хорошо, Настя. Но сейчас — спать. Я ужасно устал.

— Спи, — она, явно обрадовавшись, метнулась за порог. — Конечно, спи! Отдыхай! — И сразу за дверью раздался её громкий крик: — Рома-а-ан! Пойдём поужинаем?!

Какой она всё-таки ещё ребёнок…

60

***

Человек — удивительное существо. Пять минут назад Ксюше казалось, что эти цветы — попытка примирения со стороны Игоря, а теперь…

Какое примирение? Наивно даже думать о таком! Он просто прощается с ней. Конечно, прощается. Послал ей цветы, чтобы она понимала — он не обижается. Красивый жест от обеспеченного мужчины. Игорю эти цветы ничего не стоят, но он знает — ей будет приятно.

А она тут распустила нюни, развесила сопли. Дура безмозглая. Ничего удивительного, что Андрей тебя вокруг пальца обвёл! Мороженое… малиновое… А ты и рада лопать.

Ксюша всхлипнула и отвернулась от цветов.

— Последнее «прости», да? — прошептала она, пытаясь не заплакать. В конце концов, сколько можно рыдать! — Красивое… и последнее.

На этот раз слёзы потекли сами, наплевав на то, что Ксюша изо всех сил сопротивлялась. И потом она ещё долго лежала и плакала в подушку, пока не провалилась в тяжёлый, но крепкий сон.

*

Проснулась Ксюша рано утром в не слишком хорошем настроении. Выглянула из комнаты — бабушка ещё спала, чуть похрапывая, и Ксюша на цыпочках прошла в кухню, чтобы сделать завтрак. В конце концов, вчера её весь день кормили, теперь она может и сама покормиться, заодно и бабу Дусю угостит.

Пусть будет омлет на пару. С сыром и укропчиком. Ксюша знала — бабушка любит.

Достала из холодильника яйца и молоко, взяла миску и нож. И только занесла нож над первым яйцом, как в дверь позвонили.