Лаборатория. Железная власть

— Спасибо за чай, Юлиан Венедиктович!

— Заглядывайте к старику! — Профессор отсалютовал трубкой.

* * *

— Только попробуй сегодня норму не сдать, — беззлобно пригрозил папа, пока Марина закрывала за собой дверь в прихожей.

— Повесишь на компьютер замок? — она перегнулась через диван и чмокнула родителя в небритую щеку. — Не будь букой.

Глава семьи устроился перед широкой плазмой, на которой проигрывалась запись очередной футбольной тренировки. Молодые пацаны, будущие легионеры, в насквозь мокрой форме гоняли мяч под проливным ливнем, словн о щенки, резвящиеся с газонным опрыскивателем. Иногда нажимая на паузу, Осокин-старший склонялся над листом бумаги, где чертил какой-то мудреный оборонительно-атакующий план.

— На кафедре задержали, — Марина запрыгала в прихожей на одной ноге, стаскивая по пути кед. Мысли об успешной судьбе «Топтыгина» приятно кружили голову. И зачем теперь нужны нормативы? — «Золотой прогресс» хочет купить моего мишку! Предлагают десятилетний контракт!

— Хоть бы посоветовалась сначала. — Папа перемотал изображение и снова взялся за карандаш.

— Я еще ничего не решила. — Марина подобрала разбросанные по гостиной шлепанцы и, включив в ванной комнате свет, покидала в пакет косметичку, пушистую губку и флакон яблочного шампуня.

— И кончай одеваться как школьница, — в дверь заглянула Елена Степановна. — Я про эти дурацкие мужские футболки. Купила вдь нормальный домашний халат.

— Видела, спасибо, мамуль, — Марина взъерошила русые локоны, веером рассыпавшиеся по лопаткам, и присела на краешек ванны. — Заплетешь косичку?

— Опять опаздываешь?

— Маршал на кафедре задержал. «Золотой прогресс» хочет…

— Да уж, наверное, все соседи слышали. Поздравляю! — Елена Степановна поделила волосы дочери на несколько одинаковых прядок, и послушно замершая девушка ощутила, как в ее затылок уперся первый тугой узел. — У тебя уже начинается карьера, есть молодой человек, а мы и поболтать-то об этом можем всего пару раз в месяц. Я неинтересная мать, да?

— Ты самая лучшая, ты же знаешь, — Марина улыбнулась матери, и та мягко вернула ее голову в прежнее положение.

— Не вертись.

…Когда она выводила из гаража стрекочущий горный велосипед, до тренировки оставалось каких-то пятнадцать минут. Костя до сих пор не звонил и отчего-то не брал трубку, а с ним так хотелось поделиться радостными новостями. Засунув телефон в карман спортивной куртки, Марина запрыгнула в седло и резво закрутила педали, выезжая на улицу, залитую теплыми лучами заходящего солнца.

Следующим утром Костя заехал за ней позже обычного и был какой-то странный: отвечал односложно и невпопад, словно его голова была занята другими мыслями. От него отчетливо веяло напряжением, и Марина с затаенной тревогой осознала — что-то не так. Костя довез ее до университета, и девушка сразу понеслась на лекцию — привычная круговерть на время вытеснила из головы беспокойные мысли. Но когда вечером она сбежала по крыльцу и запрыгнула к нему в машину, спасаясь от разыгравшегося апрельского ливня, то увидела, что любимого по-прежнему что-то терзает.

По дороге домой Костя вдруг свернул на расчищенный под новостройку пустырь в квартале от дома Марины.

— Да что с тобой такое, — не выдержала она, пока машина сбрасывала ход, хрустко подминая шелестя щий под колесами гравий. — Мне ты можешь сказать?

Она заглянула в лицо Кости, на котором отражалась какая-то внутренняя борьба.

— Дело в ребенке. — Он уставился в лобовое стекло, по которому барабанил дождь.

— В каком… ребенке? — Марину словно ударили по затылку.

Выдохнув, Костя откинулся на сиденье, закрыв глаза. Наконец, собравшись, он крепко сжал руль и коротко рубанул:

— Я женат.

Выдав это признание, он облизнул пересохшие губы и впервые посмотрел на Марину.

— Ты женат, — пробормотала она, чувствуя, как каждую клеточку тела сковывает озноб.

— Я хотел ее бросить, правда, — Костя отвернулся и продолжил, с трудом подбирая слова: — Первый год еще ничего было, а потом стали цапаться по пустякам. Устали друг от друга. А с тобой я словно жить заново начал. Улетал куда-то, совсем голову потерял. Ты… таких нет больше. Но вчера… у нее ребенок будет. Мой ребенок. Я не могу ее бросить. Она как узнала, даже светиться стала вся. Я совсем не ожидал, что так получится…

— Зачем ты рассказал? — спросила Марина, чувствуя, как внутри все рассыпается на сотню осколков от чудовищного удара правды.

— К разводу все было готово. Просто эта случайность…

— Ребенок — случайность? — перебила она, резко повысив голос.

— Нет! Конечно же нет! — согласился Костя и добавил: — Знаю, как все это звучит… но… я не могу их оставить.

— Не утруждайтесь. Я все прекрасно понимаю, Константин Юрьевич. — Марина с липкой смесью отвращения и стыда вспомнила, как, задыхаясь от счастья, впервые испытала с ним упоительно-сладкую боль. — Как ее зовут?

— Что?

— Скажи мне. Как. Ее. Зовут, — ощутив разливающуюся в груди дурноту, раздельно прошептала Марина, невидящим взором смотря на лобовое стекло, исполосованное ручейками воды, словно трещинами. Как что-то у нее внутри.

— Света, — ответил он и зачем-то повторил: — Светлана.

— Она про меня знает?

— Нет, я не говорил. Зачем?

— Трус, — пошевелив непослушными губами, она едва расслышала собственный голос. — Ненавижу тебя, слышишь.

— Пойми, я ведь все-таки православный.

— Ты? Православный! — не выдержав, Марина словно чужой рукой влепила ему пощечину, даже не ощутив удара. — Игрушку себе нашел, да?

— Марина…

— Не прикасайся ко мне! — подхватив рюкзак, она выскочила под нещадно хлещущий дождь и, хлопнув дверью, бросилась прочь от машины.

* * *

— Ты чего вся мокрая? — поинтересовалась из кухни Елена Степановна, когда Марина закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. — Костик не подвез?

— Не подвез, — отрешенно согласилась Марина.

— Переодевайся, стол уже накрыт.

За ужином Марина механическими движениями зачерпывала бульон, тщетно стараясь, чтобы дрожащая в руке ложка не стучала по краю тарелки.

— Прими таблетку, — Елена Степановна заметила состояние дочери. — Еще простыть не хватало.

— Больше не могу, — не выдержала Марина и встала из-за стола. Кусок в горло не лез. Поднимаясь в комнату, она пару раз споткнулась на лестнице — соленая пелена, застилающая глаза, мешала видеть ступеньки. Когда девушка закрыла за собой дверь, по лицу уже вовсю бежали слезы. Марина сползла на ковер, зажимая ладонью рот, стараясь не пустить рвущийся наружу отчаянный крик.